Трое из народа Эльсион Лакар стояли на самой границе туманного приграничья и смотрели с холма вниз, на синюю реку и зеленые холмы, на деревья с ярко-красными стволами. С того места, где находились трое, эльфийский мир выглядел ярким, как детский рисунок, – не замутненным никакой скверной, не доступный ни для какого зла.

И так должно оставаться навечно.

С тех пор как в туманах погиб Аньяр, последний из старых стражей приграничья, граница недолго оставалась без защиты. То, что для Аньяра и остальных его товарищей начиналось как забава, для его преемников превратилось в необходимость.

Аньяр и другие чувствовали странную для своего народа близость с людьми. Время их жизни текло быстрее, чем у остальных Эльсион Лакар, – почти так же торопливо, как у людей. Но главное – им нравилась опасность. Они только тогда и ощущали себя по-настоящему живыми, когда пробирались сквозь густые туманы приграничья, среди каменных лабиринтов, каждый из которых мог оказаться обманным и завести в сердцевину пустоты, откуда не будет выхода. Им нравилось все это. Нравились странные чудища, что обитали в полумраке и могли наброситься на них в любое мгновение. Нравилось выслеживать и убивать их.

После смерти Ринхвивар – первой эльфийской королевы в человеческих землях, после того, как Гион утратил себя и в образе старика Чильбарроэса начал скитаться по приграничью и по человеческим снам, – после этого долгое время границу охранял один только Аньяр.

Теперь Аньяра не стало, а серые существа в поисках добычи повадились выходить не только к людям, но и в земли Эльсион Лакар. Случалось, бесформенные тени мелькали возле самого берега эльфийской реки.

Для Лейдрадэ бесконечное блуждание вдоль полосы тумана стало обязанностью, которую он принял на себя сам. Он, и Гуайре, и Таолк. И еще одна дева по имени Феано.

До сих пор они не убили ни одного монстра. Они лишь загоняли чудищ обратно в туман. Несколько раз Лейдрадэ и Феано решались войти в серую пучину.

– Нам следует привыкать, – сказала она. – Привыкать к миру без солнца, без реки, к миру, где одни только костры сохраняют надежду, если удастся развести огонь на тропинке среди туманных валунов.

Она была рослой, как все Эльсион Лакар, смуглой, с синими глазами. Они провели в туманах долгое время, и Лейдрадэ сказал ей:

– Здесь я не могу полюбить тебя.

Она не ответила. Тогда он сказал ей:

– Означает ли это, что моя любовь к тебе не является истинной? Там, на берегу реки, под нашим солнцем, у меня замирало сердце, когда я смотрел на тебя. А здесь ты как будто стала мне безразлична.

– Этот мир не предназначен для любви, – ответила Феано. – Мы пришли сюда, чтобы лицом к лицу увидеть страх и свыкнуться с ним. Мы пришли, чтобы перестать бояться.

В гнилой темноте, за пределами тропинки, прятался некто. Он внимательно следил за пришельцами, роняя слюну и дрожа. В нем боролись желание порвать их на куски и вылакать их кровь – и потребность приползти к их ногам с мольбой о спасении.

А они были так увлечены исследованием собственных сердец, что даже не заметили его близости. И зверь не решился явить им себя. Сидел в засаде и тихо скулил. Еще придет срок, когда он безнаказанно выскочит перед ними на тропинку, и ничто тогда не преградит ему пути. Зверь знал о проклятии сумерек, которое вот-вот должно было исполниться. Он выжидал очень много лет. Подождет еще несколько дней.

Теперь уже скоро.

Несколько раз после этого Лейдрадэ и Феано возвращались в туманы. Иногда они держались за руки, иногда просто шли друг за другом, уходя от границы все дальше.

– Мы должны научиться улавливать малейшие колебания туманов, – говорил Лейдрадэ. – Аньяр говорил, что от этого умения может зависеть наша жизнь.

– Ты думаешь, чудовища посмеют ворваться в мир Эльсион Лакар? – спросила Феано.

Он покачал головой:

– Мне кажется, здесь невозможно о чем-то «думать» – так, как мы привыкли, мысль за мыслью, фраза за фразой. Здесь все происходит одновременно – и стоит на месте. Здесь может случиться все что угодно.

– Значит, да, – сказала Феано, и Лейдрадэ поразился ее здравомыслию.

Они остановились. Он осторожно взял ее за плечи, приблизил к себе. Она пристально смотрела на него сквозь ресницы, и ей чудилось, будто на нее смотрит странный, печальный уродец: его лицо распадалось на темные вертикальные полосы, и в пустое пространство между этими полосами проникал туман.

– Какой я кажусь тебе сейчас? – прошептала она.

– Страшной, – ответил он.

Она заметила ранку только после того, как вернулась из туманов на берег реки. Маленькая царапинка чуть выше локтя. Но зверь почуял запах эльфийской крови и не смог устоять. По горячему красному следу он выбрался из туманов.

Феано нашли на берегу реки. Она лежала, раскинув руки, и на ее горле зияла огромная рана. В пальцах у нее, как клочья вырванной шерсти, тряслись обрывки гнилого тумана.

Чудище посмело выбраться в мир Эльсион Лакар и убить эльфийку.

Теперь трое оставшихся постоянно ходили вдоль границы. Они больше не решались погружаться в туманы. Они просто охраняли вход в земли Эльсион Лакар.

Лейдрадэ стоял на холме, с мечом в ножнах за спиной и луком через плечо. Смерть Феано обрекла его на безбрачие; теперь в его жизни не оставалось ничего, кроме оружия и границы. Он просто стоял и смотрел в туман.

Неожиданно он насторожился: в приграничье что-то происходило. Туман как будто набух, в его глубинах вздулся готовый лопнуть пузырь, дрожащая радуга побежала по широкой дуге и вдруг раскрылась изогнутой аркой.

Видение длилось лишь миг. Затем все погасло.

Там, где только что переливалась и сверкала семицветная арка, теперь находились двое, мужчина и женщина. Лейдрадэ прищурился, рассматривая их издалека. На всякий случай он снял с плеча лук и вынул стрелу.

Мужчина был, несомненно, человеком. Лейдрадэ еще никогда не видел человека и поразился его безобразию. Низкорослый, коренастый, как выкорчеванный пень, человек выглядел испуганным. Он дико водил глазами из стороны в сторону, приседал, озирался. Его волосы цвета дорожной грязи торчали во все стороны. Даже издалека Лейдрадэ видел, что они жесткие и толстые – каждая волосина с соломину.

Его спутница, несомненно, принадлежала к народу Старшей Крови – Эльсион Лакар. По сравнению с уродством человека ее красота была почти непереносима – она ранила, как остро отточенное лезвие. Женщина была высока ростом. Ее отличала та особенная несокрушимая хрупкость, что некогда была отличительной чертой Феано, и оттого, быть может, глаза Лейдрадэ наполнились слезами.

Он рассматривал незнакомку сквозь слезы, как сквозь увеличительное стекло, и отчетливо видел каждую черту ее юного лица: раскосые ярко-зеленые глаза, причудливо изогнутые губы, золотистая кожа.

Близость человека была оскорбительна для эльфийки. Его безобразие как будто держало в плену красоту.

И тут пришельцы начали ссориться. Лейдрадэ не слышал их слов. Он только видел, как они кричат друг на друга, и в нем нарастало возмущение. Как смеет этот коротконогий уродец повышать голос на красавицу?

А между тем взаимная ненависть возрастала в незнакомцах с каждым мгновением. В первые минуты казалось, будто гнев сковал их: они стояли неподвижно, не в силах двинуться с места, и только кричали, кричали, кричали, словно некто незримый постоянно тянул за нитки, привязанные к их нижней челюсти, заставляя широко раскрывать рты.

Затем им было позволено шевельнуться. Женщина грациозно изогнула спину, и волна темных сияющих волос полилась бесконечным потоком. Мужчина медленно поднял кулак. Лейдрадэ увидел, как блестит на солнце нож. Женщина презрительно засмеялась, и Лейдрадэ всем сердцем разделял ее презрение. Человек, поднявший руку на эльфийку, недостоин был даже этого смеха.

Лейдрадэ бросился бежать к чужакам. Он несся вниз с холма, легко, как будто летел. Две фигуры постоянно прыгали у него перед глазами, меняясь местами, но неизменно оставаясь воплощениями всего самого прекрасного и всего самого отвратительного, что только есть на свете.