— Да чем я помогу тебе? Я что, лекарь? И чего это ты помирать не хочешь? Не от антонова огня[143], так от пули.

— Лучше честная пуля, чем сгнить и гноем изойти. И тебе не все равно? Я слышал, если сдохну, тебе от этого тоже ничего хорошего.

— Так чего сделать-то?

— Нож есть острый? А еще щипцы какие. Не те, которыми бабы белье стирают, понятно. Спирту еще, и опия или лауданума. Делай, что хочешь, но найди.

Легионер молча пожал плечами, и куда-то убежал, а я остался заниматься очень важным делом — не давал сознанию снова уплыть. Было трудно, но я справился, тем более отсутствовал солдат не так уж долго. Вернувшись, он поставил передо мной сумку, в которой оказался и хирургический инструмент, и лауданум, и приличный набор всевозможных порошков и мазей, вид которых мне ничего не говорил. Впрочем, нет, одну все же узнал, по резкому запаху. Карболка. Столь своевременное появление такого редкого богатства не укладывалось в голове, и я, опасаясь, что мне это видится, уточнил:

— Откуда это?

— Трофей. Повстречали одного в Туделе. Все орал, что не повстанец, именами старыми бросался. Асклепия поминал и Гиппократа.

Дальнейших объяснений не потребовалось, да мне и не интересно. Тому врачу уже не поможешь, а вот мне его сумка, может, жизнь спасет.

Что делает пуля после попадания в человеческое тело? Любой знает, что кусок металла далеко не всегда идет по прямой через мышцы и ткани. Гораздо чаще она начинает «гулять», порой останавливаясь в самых неожиданных местах. Можно ли ее достать? Можно, конечно, но пока даже в просвещенной Римской республике врач предпочтет просто ампутировать конечность выше раны. Так хотя бы шансы выжить есть. Один к четырем, примерно, но гораздо выше, чем если поковыряться в ране, ничего не найти, задеть по дороге какую-нибудь артерию или занести дополнительной грязи, и потом это зашить. Впрочем, нет, с шансами я погорячился. У меня же есть карболка и опий, а значит они все же чуть повыше. В любом случае, отпилить себе ногу я не смогу, так что простой путь отпадает.

Я не слишком надеялся именно достать пулю. Сделать это самому, из неудобного положения, в помраченном состоянии сознания… Надеяться было глупо, так что я решил просто вскрыть рану и почистить ее насколько смогу. И теперь, раз уж у меня появилась эта мазь, еще смазать карболкой. Слышал, она здорово спасает в таких случаях.

Лауданума выпил немного. Мне нужно было притупить боль, а не окончательно вырубиться.

— Слушай, солдат. — Пробормотал я. — Не дай мне заснуть или потерять сознание. По крайней мере, пока я с этим не закончу. Увидишь, что я замер — потри уши, по щекам побей. Если совсем не реагирую — иглу под ноготь загонишь, ясно?

Легионер посмотрел на меня как на идиота, но кивнул. Что ж, пора. Полить рану спиртом, прислушаться к ощущениям. Жжет, но не нестерпимо. Опий подействовал. Можно начинать.

Мне не удалось запомнить операцию подробно. Было больно. Было много гноя, каких-то ниток, отвратительного запаха. Флакон с лауданумом опустел где-то наполовину — я прикладывался к нему еще несколько раз. В какой-то момент я обнаружил, что меланхолично ковыряюсь в ране пинцетом, засунув его до половины, и, самое интересное, явно что-то ухватил. Только не совсем понятно — пуля это или, может, осколок кости? Соображать уже толком не получалось, но я все-таки вытащил ухваченный кусок, уронил его. В самом деле, похоже кусочек свинца. Удачно.

Я еще успел обильно обмазать рану и вокруг карболкой, но закончить самому мне не удалось. Я заснул или все-таки потерял сознание, так и не выпустив из рук пузырек с мазью. Перевязывали меня легионеры, но я этого не почувствовал.

Забытья не было, или я его не заметил. Открыв глаза, увидел перед собой Керу, знакомый пейзаж.

— Ты все еще здесь. Ева не заскучает одна?

— Еве очень страшно, — серьезно ответила богиня. — Она одна, связана, а вокруг много злых мужчин.

— Стой… Ты оставила ее в плену?

— Ты бы умер, если бы я не держала тебя. Ева знает, что ты убьешь их всех, если выживешь. Это поможет ей терпеть.

— Возвращайся к ней. Я не хочу, чтобы еще и она из-за меня…

У меня в голове не укладывалось. Ева пережила это в лагере, и вот опять… А ведь я обещал!

— Почему ты меня не остановила? Неужели не видела, что я зарвался?

— Ты был уверен. Ты был настолько уверен… Мне самой начало казаться, что ты неуязвим. Скажи, на что ты надеялся? Ты ведь знал, что за тобой охотится целая армия. За нами. Почему ты вел себя так, будто это не незначительная мелочь?

Упреки были справедливы.

— На что надеялся? — переспросил я. — Да ни на что. На удачу. Думал, изобрету колючую проволоку, тачанки с пулеметами, оптический телеграф — и мы непременно всех победим.

Кера посмотрела на меня изумленно, а потом расхохоталась.

— Я все время забываю, что тебе совсем немного лет!

— Хватит об этом. Возвращайся к Еве. Я справлюсь. Я вроде бы вытащил пулю и прочистил рану. И, по-моему, даже не задел никаких сосудов, так что если не сдох до сих пор, то теперь и не сдохну. Возвращайся к Еве, и найди способ сбежать от них.

— Хорошо, — кивнула Кера. — Твое тело правда больше не сжигает себя. Только скажи мне еще одно. Зачем ты вообще решил спасать всех этих незнакомых тебе людей? Ведь наша цель — месть, а не спасение. Я не обвиняю тебя, — богиня даже руки подняла. — С этим ты справишься сам. Мне просто любопытно.

Я задумался. В самом деле, откуда во мне это стремление защищать всех, кого ни встретим? Нет, понятно, что людей жалко. Картины, остающиеся после визита в селение легионеров ужасают, и наполняют душу желанием уничтожить эту мразь. Но почему я-то записался в спасители?

— Я не уверен, что скажу тебе правду, потому что сам не знаю точно, — осторожно начал я. — Даже себе не могу это объяснить. Наверное, сошлось несколько причин. Жалость… Тебе не понять, но мне было жаль этих людей, над которыми издеваются и убивают ни за что. И потом, я как-то привык считать, что первейшей задачей армии является защита мирного населения. Раз уж мы объявили себя республиканской армией, значит, нашей главной задачей является защита граждан новообразованной республики.

Если раньше на лице богини было просто изумление, то теперь это было невыразимое удивление.

— Скажи мне, Диего, ты откуда появился? За все века я впервые слышу такое объяснение назначения армии. Армия нужна для того, чтобы захватывать новые земли и народы, для того, чтобы защищать страну от врагов, внешних, и еще она нужна для того, чтобы хранить власть от посягательства народа. То, что ты сказал — побочная задача, и никогда никто из римских патрициев не утверждал обратного.

Отвечать не пришлось. Кера вдруг как-то сжалась, побледнела.

— Мне действительно пора уходить, — сказала богиня. — Для того, чтобы не дать тебе уйти в Аид, мне пришлось приоткрыть свою сущность, и чистый это увидел. Нужно срочно возвращаться к Еве, находиться в истинном облике мне сейчас опасно. Даже здесь, в Демос Онейро.

Ева боялась. Дрожала от ужаса и отчаяния, страдала от боли, которая проявила себя во всей красе, стоило только Кере уйти. Любое движение приводило к тому, что тонкая проволока сильнее врезалась в тело. Кожа снова была покрыта кровью, только теперь это была ее кровь. Мучительно было даже дышать. Ева боялась, что ее разум не выдержит, и она снова погрузится в мутное ничто, потеряет себя, перестанет мыслить и чувствовать. Ева твердо знала — во второй раз она не сможет вернуться. Впрочем, теперь стало немного легче. Теперь у нее была цель: запомнить каждого из них, запомнить, освободиться и сделать так, чтобы они пожалели. Те, кто сломал ее — они далеко, до них трудно добраться. Вряд ли это произойдет быстро. С этими легионерами намного проще. Каждый из них по отдельности и все они вместе слабы. Их не защищает мерзкое божество, не дает им сил. Ненависть, как и всегда, помогала справиться со страхом, загнать его вглубь и на время забыть. Ева еще вздрагивала, когда на нее обращали внимание, но не отводила глаз.