Парадный вход миновали не глядя. Слишком хорошо освещен, а еще велика вероятность встретить сразу за дверями дежурного охранника, тем более с противоположной стороны здания нашелся вход для работников. Очень удачно расположен — в совсем глухом дворике, в нем даже фонаря не нашлось. С замком Мануэль возился всего минуты три, после чего механизм тихо щелкнул, и дверь без скрипа отворилась. В здании было темно и тихо. Мы поднялись на второй этаж, нашли канцелярию, которая оказалась даже не заперта. Пока мы с Керой караулили возле окон, старик принялся обыскивать кабинет, кляня темноту — фонаря у нас не было, а зажигать свет было бы чрезмерно самонадеянно. Благо окна кабинета выходили на освещенную улицу, так что что-то разглядеть было все же возможно. В открытом доступе бланков не нашлось, так что пришлось вскрывать металлический шкаф, который я сначала принял за сейф и уже начал переживать. Однако и тут с замком проблем не возникло. Послышался щелчок, затем удовлетворенный вздох Мануэля, а потом его же отчаянная ругань. Несмотря на то, что произносилось все в полголоса, лексика впечатляла.
— Что? Там ловушка какая-то?
— Да какая ловушка, гекатонхейры побери! Тут бланки новые! — Рубио сунул мене под нос стопку бумажек, уже разлинованных — только и остается, что вписать имя и фамилию.
— Мы, вроде такие и хотели, — я все-таки подошел поближе, пытаясь разглядеть, что так впечатлило бывшего легионера.
— Нового образца! С фотокарточкой. Точнее, с местом под фотокарточку! Ну вот откуда в такой дыре такие современные новинки?! Тут небось даже фотографа нет!
Теперь к ругани присоединился и я. Без фотографий от этих бумажек действительно никакого прока, и получается сегодняшний день был потерян почти напрасно. Топливо для локомобиля мы не нашли, даже провизии не добыли, в надежде разжиться гораздо более необходимыми документами, и вот теперь придется возвращаться не солоно хлебавши. Хотя… я резко прекратил ругаться и посмотрел на Рубио. Меня начал охватывать азарт.
— Слушай, старик, — вкрадчиво спросил я продолжавшего разоряться легионера. — А ведь мы проезжали по дороге сюда крохотную деревеньку? Помнишь, еще объезжать пришлось, когда дорожный знак увидели? Мили две с половиной отсюда.
— Сенегуэ. И что же тебя там так привлекло?
— Просто… всего три мили отсюда, а ведь совсем страшная глушь. Сидит десяток стариков, потягивает вино целыми днями, да? Пока немногочисленная молодежь в полях… — Я встряхнулся, отмахиваясь от представившейся картинки. — Бери бланки. И печать тоже бери.
Видя мое вдохновение, старик не стал задавать вопросы. Опустошив несгораемый шкаф, он еще несколько минут возился с замком, восстанавливая исходное состояние. Ту же процедуру пришлось проделать с входной дверью. Мы с Керой терпеливо ждали, оглядывая подходы к дворику — было бы очень не вовремя встретить запоздалый патруль сейчас, тем более уже начало светать. Здесь, в горной местности это означает, что солнце уже вот-вот покажется над верхушками гор — мы здорово задержались.
Дойти к своим по темноте не получилось. Впрочем, город еще только просыпался, прохожих пока не было, так что наш ночной визит в Сабиньяниго по-прежнему оставался незамеченным жителями.
— Ну что? — Встревоженно спросил Мариус, дождавшийся, наконец, нашего возвращения.
— Все хорошо, — ответил я прежде, чем Рубио успел открыть рот. — А будет еще лучше — нужно только съездить кое-куда, тут недалеко. Готовьте локомобиль, поедем вместе. Для представительности.
Сам я схватил Керу и бросился к реке — мы с ней вчера ограничились умыванием, а теперь, думаю, нужно больше внимания уделить внешности. По дороге я схватил оставленный кем-то бритвенный прибор с заднего сидения машины. Не очень гигиенично, но сейчас не до того.
Встречающие были явно озадачены моим энтузиазмом, но вопросов задавать не стали. Старик у меня за спиной, хмыкнув, пояснил парням:
— Не дергайте его сейчас. У него вдохновение. Собьете.
И я был ему благодарен, меня действительно несла какая-то слегка истеричная волна куража, уверенности что все получится так, как нужно, главное — не останавливаться. Не обращая внимания на странный взгляд Керы, я разложил костюм на ровном скальном выходе, и быстро выгладил его влажными руками. Слабая замена глажке и стирке, но для сельской местности сойдет. Сейчас он быстро высохнет на солнце, и будет выглядеть почти как после прачечной.
— Кера, платье долой, и делай тоже самое. Ты должна выглядеть идеально. — На секунду мне показалось невероятное — что девушка смутилась. Однако наваждение прошло, и она стала повторять мои действия.
— Как закончишь, займись своей головой.
Мыла у нас было достаточно, так что я тщательно вымылся весь, и особенно голову. Мама обычно стригла меня очень коротко, чтобы сэкономить на мыле, но сейчас волосы немного отросли. Вглядевшись в отражение я с сожалением покачал головой: волосы слишком неровные, красивой прически не сделаешь. Пришлось просто зачесать их назад, и слегка пригладить мыльными руками, чтобы блестели и не рассыпались. Жаль, нет бриолина. Ненавижу ощущение стянутых жирным лаком волос, но сегодня такое было бы кстати. Пока Кера заканчивала мытье своей головы, я принялся бриться. Борода у меня пока не растет, но юношеский пушок уже есть. В прошлой жизни я обходился безопасными бритвами, а здесь как-то еще не доводилось. Ничего удивительного, что первым же движением я порезался, хорошо хоть не сильно.
— Тuam matrem feci! — ругательство вылетело помимо воли.
— Дай сюда, — Кера, оказывается, уже закончила водные процедуры, и теперь привалилась к моей спине, левой рукой обхватив голову, и требовательно протянула правую. Все бы ничего, но одежда продолжала сушиться.
— Меня будет брить богиня беды, — хмыкнул я.
— Ева часто помогала старшим братьям, — пояснила девушка. — Руки помнят.
С бритьем богиня справилась быстро и качественно, и кровь из пореза помогла остановить. В целом процедура была бы даже приятной, если забыть о том, кто сейчас управляет этим телом.
От поляны, где мы остановились, послышался тихий свист. Значит, пора спешить.
* * *
Сосуществовать со смертной девушкой в одном теле оказалось не так-то просто. Поначалу, пока она спала, все было хорошо. Однако долго такое состояние продолжаться не могло. Ева проснулась, и начала реагировать на происходящее. Богиня не лгала проклинателю — ее присутствие действительно стало тем якорем, который не позволил душе мученицы скатиться в безумие и рассыпаться на осколки. У тех, кто делит одно тело не может быть секретов друг от друга, Ева постоянно чувствовала… не любовь, богиня беды была не уверена, что ей вообще доступно это чувство. Но она давала поддержку и уверенность. Такое, наверное, бывает у сестер, которые не слишком любят друг друга, но при этом остаются сестрами. Жаль только, этого было мало. Боль, страх, и унижение, пережитые девушкой никуда не делись, и ясный разум только контрастнее воспринимал ужасные воспоминания. Девчонка мучалась так сильно, что Кера не могла полностью забрать себе эти чувства. Нужно было что-то придумать.
Пользуясь тем, что братец Гипнос бродит бесплотной и беспамятной тенью по Тартару, Кера давно осваивала его владения. Ей не составило труда организовать для Евы ни чудесную и уютную долину в Демос Онейро, со звонкими ручьями в окружении величественных сверкающих шапок гор, ни теплый розовый пляж на берегу спокойного моря. Бесполезно. Девочка только сильнее боялась. Ей нравились эти крохотные мирки, созданные старшей подругой, но она чувствовала фальшь. Боялась, что тонкая ткань иллюзии развеется, и она вновь окажется в лагере за колючей проволокой, с безжалостными, похотливо улыбающимися мучителями в белых одеждах вокруг.
Тогда богиня решила пойти от обратного. Она вернула девчонку назад, в тот лагерь, которого она так боялась. Вот только мучители больше не могли ничего сделать — они были сами прикованы к своим пыточным инструментам, и корчились от боли, сжигаемые этим их очищающим светом. Должно быть, богиня Беды смогла быть достаточно убедительной. Уловка возымела эффект. Еве стало немного легче. Девушка знала — это тоже иллюзия, старшая подруга сама сказала ей об этом. И все же муки, испытываемые призраками, давали хоть какую-то иллюзию спокойствия.