— Не извольте беспокоится, барин, сей же миг скачу на Демоне! — отрапортовал его охранник.
— Да возле кареты шуми побольше, — лукаво улыбнулась невеста хозяина, — а то они не услышат, слишком заняты собой. Медовый месяц все же!
Леонтий вначале обескуражено посмотрел на Настю — Гаврила никогда не был тугова на уши. Или он в городе ослаб на здоровье? Но потом, особенно после последних слов девушки, заметно осклабился, строго кивнул и пошел выполнять приказ помещика.
Но дороге он еще в начале лестнице встретился с Анютой. Служанка пришла помочь господам помочь раздеться перед сном да и мало ли чего. Хотя как раз ей тут было не место, судя по потяжелевшему взгляду Насти. Невеста помещика в миг взревновала.
— Я и поесть могу и горшок принести — унести, — не смущаясь, произнесла заботливая, или даже наглая служанка, — на кухне, я слышала, есть еще господская пищи.
В помещичьем доме было несколько кухонь, в том числе и господская, в которой готовили только для господина Макурина, это, видимо, и имела в виду Анюта.
Она бойко вбежала по лестнице в спальню помещика, при этом так ловко проведя по лицу Леонтия, что даже ничего не знающего человеку было понятно — между ними уже был интим, или, по крайней мере, поцелуи.
Леонтий с красным от смущения лицом ушел на первый этаж, а Анюта показалась, наконец, вся перед господам — бойкая, говорливая, готовая на все для любимых барина и барыне. Вот ведь оторва!
— Это твой… — замолчала Настя, не зная, как сказать. Решилась и спросила прямо: — парень?
— Да, — стрельнула она глазами сердито в Макурина, — мы думаем о будущем вдвоем! Впрочем, как господин укажет.
— И как господин укажет? — повернулась Настя к своему жениху. Взгляд был такой веселый еще насмешливый, что Андрей Георгиевич насупился. По-моему, две этих юных мегеры изволят шутить? Вот я вас!
— Я укажу тебя нещадно бить на конюшне, если ты не образумишься, — зловеще проговорил Макурин, — а с тобой, Настя, мы еще поговорим. И судьба твоя будет незавидна и плоха!
Представительницы прекрасного пола растеряно переглянулись. Такого они своего мужчину — строгого и жестокого — еще не видели. Потом Анюта под предлогом визита на кухню, а Настя села в виде скромной, но весьма прелестной пай-девочки и смирено посмотрела на «своего господина».
Такое поведение, впрочем, Андрея Георгиевича особо не впечатлило. Те еще особы. Дай им только возможность, сразу на шею сядут, и ножками будут болтать!
— Анюта! — строго он дал указание в спину служанке, — много еды гостье не давай, не заслужила еще, да мне какой-нибудь пирожок принеси, что б не подавится и побыстрей, пока я окончательно не обозлился!
— Да, барин! — ответила служанка так беспечно, что попаданец только вздохнул. Беда с этими бабами! Сказал строго невесте:
— А ты думай вначале перед тем, как злить мужчину вечером перед сном в общей кровати!
Настя после бойкой и почти бесбашенной Анюты как-то утихла и посмотрела почти испуганно:
— Почему в одной, у тебя разве нет еще постели?
— Не-а, — нагло ответил гадский жених, ухмыляясь так нехорошо.
— А твои гостиные номера? Я еще там ночевала, — напомнила Настя. Вот сволочь, мог бы и пожалеть слабую девушку!
= Мои гостиные покои предназначены для благородных гостей, а не такой грызнули, как ты.
— Я благородная дворянка Анастасия Татищева! — гордо заявила девушка.
— Ты на себя в зеркало смотрела? — обломил ее безжалостный хозяин, — тоже мне дворянка! О а вот и Анюта с едой. Поешь, и быстренько спать ляжем.
А ты, — показал суровый перст помещика на Анюту, — должна понимать, что можно дворянке, то совершенно нельзя простолюдинке. Ясно?
— Ага, — испуганно кивнула служанка и, кажется, была готова заплакать. Андрей Георгиевич был всякий с девушками — щедрый, ласковый, добрый — но никогда таким сердитым и злым. Что это он, может, из-за невесты?
— И чтобы не забывалась, сходишь завтра с утра на конюшню. Там тебя будет ждать Леонтий с розгами. Высечет, как сидорову козу, чтобы неделю сидеть не могла!
— Барин! — все-таки испугалась Анюта своего благородного любовника.
— Андрей Георгиевич, нельзя же так, — вторила Настя, тоже изрядно испуганная поведением жениха.
— Все девушки! — прекратил бесполезный женский гомон Макурин, — Анюта, сегодня ты свободна. Завтра, если не будешь высечена, сам поведу и будешь высечена вдвое. И скажи там Гавриле с женой, чтобы спали в покоях гостей, барыню пусть не ждут. Настя, ешь давай скорее, я уже в нетерпении от нашей ночи!
Сделал вил, что не увидел умоляющие взгляды, что одной, что другой. Разумеется, он не собирался бить одну и заставлять заниматься сексом другую. Но они об этом не должны были знать. Иначе женская часть точно обнаглеет.
Взял вкусный пирожок. Гадская Анюта вместо одного, как он просил, взяла целую миску. И ведь не оторвешься! Так он совсем разъестся!
А Настя ест совсем немного, будто в укор. Что за мир!
Уже совсем обозленный и в первую очередь в себя, съел все пирожки и, не дожидаясь невесту, строго скомандовал:
— Спать, ничего не знаю!
И уже не очень-то и слушая, потушил свечи и кинул Настю на кровать.
Та рухнула безмолвно, словно не та, которая каждое его движение непрерывно комментировала.
Немного обеспокоенный ее покорностью, торопливо раздался, лег рядом с ней.
Та сразу обняла его за шею теплыми руками, нашла губы, неумело поцеловала.
— Так и не училась целоваться, — сообщил он ей, — как замуж пойдешь?
— Ха, — сообщила наглая невеста, — я не пойду, так меня муж под венец затащит. Так ведь? — вдруг ласково и нежно спросила она.
— Конечно, — согласился он с Настей, — такая красивая и желанная, куда я без тебя?
— Вот! — удовлетворенно воскликнула девушка, — можешь ведь, когда хочешь, милый мой, дорогой! Ой!
Это последнее восклицание у него вышло помимо воли, после того, как Макурин рывком поднял ее на себя и прижал.
— Но мы же не женаты, — жалобно напомнила Настя, — а как же Господь наш Вседержитель?
Однако второй раз на эту ловушку Андрей Георгиевич не поймался. Он подумал и решил, что не такая уж эта греховность, заниматься плотскою любовью до венца. Куда больший грех не заниматься ее вообще и не иметь детей.
— Мой грех, — сообщил он, — я буду отвечать перед Господом Нашим. А ты тут не при чем, моя красавица!
— Да как же не причем, — почти заплакала она, чувствуя, как он норовисто (когда успел научится?) снимает с нее платье и женское нижнее белье, которое она специально одела на этот случай.
— Я тебя заставил, а ты сопротивлялась, — решил он, — значит, ты не виновата. Лежи спокойно!
— Да как же лежи спокойно! — отдышавшись и ответив на его поцелуй, ответила Настя, ты ведь… Ай!
— Все! — решил попаданец, — эти женщины всегда будут болтать, что в XIX, что в XXI веке. А я, значит, значит, должен страдать… Вот тебе!
И начал решительно атаковать, навалившись на свое пока еще невесту, но уже почти жену.
А она, вначале отбиваясь, не потому что против, а потому что так не положено, чем дальше, тем все более этого хотела. И, наконец, сама прильнулась к нему.
Потом они уснули, крепко обнявшись, как настоящие муж и жена. Еще одна семья, наконец, появилась на этом свете. Гип-гип ура!
Утром Андрей Георгиевич проснулся от какой-то радикальной и радостной новизны. Словно он снова появился в XIX веке и перед ним будет целый и желанный мир. Полежал немного, греясь в этом чарующем чувстве. Потом понял, что рядом кто-то есть, вспомнил: Настя! Допрыгалась-таки, плутовка. И ты допрыгался, негодный мальчишка!
— Дорогая моя, пора вставать! — нежно и ласково почти пропел он, — уже утро, петухи вон стараются, нас будят.
— Ах, милый, с тобой так хорошо спать! — зевнула она лениво. Потом почувствовала, что как-то все по-другому, попеняла: — эх ты, греховодник, склонил-таки меня к греху! Я же еще невенчанная, а уже в постели с мужчиной.