Более оптимистичный и более эффективный вариант — выделить от него старшего сына в отдельное хозяйство. Если у него такие же умелые руки и сметливая голова — а, судя по всему, это так и есть — то в новом хозяйстве вскоре тоже будет четыреста — пятьсот семей. Воевать они не будут, если только соревноваться, так это даже хорошо. А так, поля огромные, рынок свободный, что еще надо?
— Лаврентий, подойди-ка ко мне с сыном! — небрежно приказал Макурин в полголоса.
Работавший с позволения помещика Лаврентий подошел сам и подтолкнул сына. На всякий случай поклонились. Барин все-таки, к тому же добрый, о крестьянине беспокоящийся.
Андрей Георгиевич подал знаком, мол, вполне доволен. Спросил об актуальном для него:
— А скажи-ка мне, Лаврентий, который год уже твоему парню? Что-то он у тебя больно взрослый для проживания в родительской семье?
— Семнадцатый уже, — сник крестьянин. Знал, затянул с сыном. Года два уже как надо было женить его. Да больно уж удобно было держать пару лишних мужских рук. Опять же священник далеко. Да и сосед, у которого в прошлом году посватали дочь, тоже не торопил. Вот и запоздал со свадьбой. А старший сын молодец, все понимал, помалкивал, хотя свою девку, нареченную невесту, втихомолку тискал. Не дай бог ребятенка умудрятся завести, перед сельчанами будет стыдно. Хотя и не навздрызг. Жизнь все-таки.
— Нехорошо это, — наставительно сказал Макурин, — сам, мужик, знаешь. Как у парня борода появилась на лице — женить! У девки титьки растут — замуж! От внуков отбиваешься, дурья голова?
— Виноват, ваше благородие, не промыслил! — покаянно соглашался Лаврентий, лукаво щурясь.
— На днях к нам приедут отец Дмитрий, наш будущий священник и его родитель, священник Афанасий. Я с ними договорюсь, чтобы нынче же женат был. А ты, Еремей, что ждешь, — обратился помещик к соседу, который, слыша шум неподалеку, любопытно выглянул из-за плетня, — хочешь дочь бобылкой оставить? бабий век короток — сегодня рожать можно, завтра уже нельзя. Немедля ставь избу да у общины проси выделить надел земли. Слышишь, Аким, это и твоя задача, — сердито обратился он к управляющему, — совсем мышей не ловишь.
А вы, будущие родители, что б о приданом обеспокоились! Не поспешите, на ближайшем же сельском сходе выдеру, как сидорову козу!
Еще сердясь, сел на Ворона, поехал, потом повернулся к шедшему позади пешком Акиму:
— Ты выполнил мою вчерашнюю просьбу?
Андрей Георгиевич опасался, что по стародавней привычке его управляющий опять все отложит на потом и ничего не сделает. потому и спросил. Однако, Акима, как видно, будущая порка озаботила, даже не болью, позором. Он побеспокоился еще вчера и теперь только наклонил голову:
— Все сделал, благодетель. Мужички обрадовались, подсуетились, дочерей своих выделили.
Ничего себе «добровольность»! — опешил попаданец, — девок вообще за людей считают? Пожалуй, надо самому поспрашивать, а то из под венца придется выводить, коли невеста скажет, что силком замуж выдается.
— Ну-ка, Аким, тащи ко мне выбранных девок, — приказал он в раздумье, — сам посмотрю да поспрашиваю. А то мало ли что…
Управляющий при помощи вездесущих мальчишек принялся выполнять приказ барина, а сам Макурин, после некоторого колебания, решил остановиться на взгорье, где было не так грязно, и слез с Ворона. Не баскак же какой, чтобы с коня смотреть.
Посмотрел на собранных девок в количестве пятерых. Красивые, плутовки, здоровые, кровь с молоком. сам бы женился, да у него невеста Настя.
Лишь спросил:
— Почему целых пять? Он ведь не турецкий султан, а православный священник, одной жены хватит.
Аким пояснил:
— Мужички, значить, вчера не решили, чуть до драки не дошло. Постановили, пусть отец Дмитрий сам выбирает.
— Да вы с ума сошли, такое священнику предлагать? — ужаснулся помещик, — хотите, чтобы сам государь император надо мной посмеялся! Мужики, говоришь, не смогли. Так я сам выберу!
По его приказу девки выстроились в ряд, смущенные, но явно готовые идти до последнего конца. Понимают, не дуры.
А и то, — подумал Макурин, — замуж выходить все равно надо, а тут молодой священник, не простой мужик. Голодать никогда не будет и будущее у детей хорошее. Я же будущей избраннице вольную дал.
Как бы пробежал глазами, хотя сам уже решил, кто станет женой священника.
Рослая, русоволосая, красивая. Прямо-таки образец русской прелестницы. Нечего ей за мужиком мучаться, будет попадьей!
Остальных он ласково отпустил, выдав огроменные для молодых девок деньги — алтын серебром каждой. И отпустил, сам повернувшись к избраннице. Та стояла, покраснев, глазки к земле, щечки румяные.
— Как звать-то тебя, красавица? — спросил Макурин, постаравшись, чтобы голос не отдавался похотью.
— Клаша, — теплым грудным голосом ответила девушка.
К такой-то красоте еще и такой голос, — подумал попаданец, — не дай бог еще умная. Вот повезло-то отцу Дмитрию, что там твоя дурная невеста!
— А скажи-ка, девица, добровольно ли ты идешь под венец? — задал он почти обязательный вопрос.
Клавдия ответила прямо, не стала юлить:
— Тятя меня благословил, мамка чугунок сказала даст, значит, надо идти замуж. Не на шее же у родителей.
— Но сама ты тоже хочешь? — дотошно допытывался Андрей Георгиевич.
— Да, — тихо ответила девушка, еще больше покраснев.
— Твой будущий суженый, Клаша, внешним видом пригож, а характером добронравен. Не бойся его, он будет тебе хорошим мужем.
«Хотя, я то откуда знаю, сам едва видел его, да и к помещику он будет одно, к своей жене другое. В общем, как всегда — стерпится — слюбится».
— Да, барин, — стрельнула глазами сквозь челку Клаша.
Сама все знает — понимает, что я к ней пристаю! — рассердился он на себя, — не маленькая уже!
— За добродетель свою и нравность, вот тебе девушка — красавица, мой личный подарок. Выставь-ка руки!
И насыпал в девичьи руки большую горсть серебра — почти с ассигнационный рубль!
Аким, как видел Макурин уголком глаза, аж почернел от такого щедрого подарка. Какой-то бестолковой пигалице, дать такие огроменные деньги.
Лучше молчи, мужик, пока еще не надбавил розог, барин и сам все знает!
Лицо Андрея Георгиевича было настолько сердитым и грозным, что Аким аж вздрогнул, когда барии заговорил. Но тому уже было интересно другое:
— Скажи, Аким, а среди моих крестьян есть умельцы работать по дереву на продажу?
— На продажу? — задумался немного управляющий и твердо сказал: — не-а, так, пожалуй, и не найдешь.
Ха, еще древние греки говорили — на любой вопрос можно найти ответ, лишь бы в вопрос правильный.
— Аким, нам срочно надо двухведерные бочонки для продажи и на двадцать ведер для возки. Ищи, кто может делать?
Слова барина о поиске, причем поиске именно им, заставили управляющего встряхнуться. А то еще найдется не нужная проблема.
— В соседней деревне Колье был старик один Миша, мастак был доски резать. Он и бочки умел делать.
— Почему был? — сразу спросил Макурин. Он не некромант, ему мертвые ни к чему, — да?
— Господь с тобой! — даже испугался Аким, — зимой еще был жив, да и вообще, он старик крепкий, может и нас пережить.
— Вот и хорошо! — подытожил помещик удовлетворенно, — ему и поручим.
— Только он упрется, — вдруг заяви Аким и на удивленный взгляд помещика, что у него две жизни появилось, так общаться с барином, пояснил: — он казенный лес втихомолку таскает, поэтому всех боится. Особливотебя, барин.
— Поедешь ты! — решительно сказал Макурин. То, что он не в ладах с законом, его дело, а с помещиком он обязан работать. Ведь это его барин! Надо только объяснить это спокойно, без надрыва, — скажи ему, что если он будет поставлять мне бочки, то я их буду хорошо оплачивать. Прошлое я забуду, а на свой товар я оплачу под него лес.
— Хм, — недоверчиво кашлянул управляющий, но с барином, как всегда, спорить не стал. Сказал, что поедет к Мише завтра утром и отбыл.