– Воронин, я смотрю, у тебя совсем нормальный стал? – тихо спросил комэск.

– Вполне, – так же тихо ответил Корнев. – А что у тебя за виды на него?

– Не на него, – подмигнул Хватков. – На тебя. Первая вакансия командира звена в эскадрилье – твоя, имей в виду.

– Что за неслыханная щедрость? – пока можно было говорить с командиром неофициально, Корнев старался вытащить из него побольше.

– Не щедрость, Рома, расчет. Ты хороший пилот, дисциплинированный, умелый. Есть в тебе талант к нашему делу. Морду не строй, ты не девушка, чтобы я тебе комплименты говорил. Все правда. Будет Воронин в бою нормально себя вести – значит, и подчиненных умеешь строить. Плюс ко всему, ты же у меня ведомым летал. То есть на мои команды реагировать приучен чуть быстрее, чем в среднем по эскадрилье. Вот и сообрази – насколько хорош будет для меня именно такой командир звена. Которому скомандуешь и голова за его звено не болит?

– Насколько я знаю, подчиненным заранее такие вещи не говорят, – задумчиво сказал Корнев.

– Правильно знаешь. Но как показала практика, именно тебя легче мотивировать, заранее обозначив твою перспективу. Помнишь, как я тебя просвещал, когда тебя забрал ведомым Мелентьев?

Спорить тут было не с чем. Что ж, кажется, карьера пошла в гору. Осталось за малым – остаться живым в предстоящей войне и чтобы с вакансиями карта легла как надо. После войны будет очередной наградной поток, цепочка повышений тоже потянется, так что варианты есть. Главное, чтобы место командира звена открылось именно в нашей эскадрилье. Напевая веселый мотивчик, поручик Корнев (пока еще поручик, господа, пока еще!) скорым шагом пустился догонять остальных пилотов.

По самым разным признакам Корнев чувствовал, что время, отпущенное на подготовку к новой кампании, стремительно истекает. Окончательно его убедило в этом появление на орбите Антонины старых знакомых – «Кожедуба» и «Нестерова». И хотя двух резервных авианосцев на корпус было явно маловато, но начальству виднее.

Война началась просто и буднично. Как и в фазанском походе, одиннадцатую истребительную дивизию посадили на авианосцы. Те же сборы, на этот раз чуть более быстрые и организованные, да и задача на этот раз была попроще. Вместе с флотскими штурмовиками дивизию назначили обеспечивать высадку десанта на Наджафе – одной из планет, которые Муллафарский султанат занимал не полностью. Собственно, владения муллафарских султанов на Наджафе ограничивались половиной одного из трех имевшихся континентов, да несколькими островами рядом.

Наджафские территории использовались Муллафаром преимущественно как источники сырья и сельскохозяйственной продукции. Заселены они были не густо, основные соединения вооруженных сил компактно размещались на границах владений для обороны от хозяев остальных земель планеты. Так что разгром наджафской группировки и захват муллафарских владений на планете особого труда не составили. Трудности начались сразу после этого.

Климат. Еще со времен расселения белого человека по всей Земле именно климат создавал больше всего препятствий на этом пути. Неизвестные в европейских условиях болезни, беспощадно пекущее солнце, гнилая вода, ядовитые экземпляры местной флоры и фауны – в эпоху колониальных захватов и строительства великих империй все это убило белых людей больше, чем все дикие (или свободолюбивые, это уж кому как больше нравится) туземцы, вместе взятые. Вот и на Наджафе, по крайней мере на муллафарских его территориях, климат был, с точки зрения русского человека, совершенно отвратительный. Жара и влажность своими потными липкими щупальцами залезали под одежду, не давали нормально дышать, превращали попытки заснуть и проснуться в сплошное мучение. Да, конечно, на Наджаф оперативно завезли и быстросборные домики с системами климат-контроля, и обеспечили всех соответствующей одеждой, но все это в большей степени облегчало жизнь пилотам, а не технарям, которым приходилось обслуживать машины на открытом воздухе, чтоб его вдоль, поперек и наискосок.

Самое же паскудное заключалось в том, что после захвата наджафских территорий сюда перебросили весь корпус и до конца кампании этой чертовой планете суждено было оставаться его базой. Положение Наджафа оказалось очень удобным – пятнадцатый авиакорпус расположился здесь, как паук в центре своей сети. До любой цели в пределах султаната отсюда было не больше часа в гиперпространстве, так что корпус мог нанести удар всей своей огромной силой, и спустя совсем недолгое время обрушиться той же мощью на новую цель. Ну и, понятно, начисто исключить сообщение между всеми муллафарскими мирами. В сочетании с флотом, расположившимся на орбите Наджафа, ничего хорошего султанату это не обещало.

Как ни странно, укрепить должным образом эту ключевую позицию муллафарцы, похоже, даже не пытались. Насколько знал Корнев, основная группировка муллафарских войск была сосредоточена на самом Муллафаре, орбитальные крепости (единственные четыре штуки на весь Исламский космос, однако) также защищали столичный мир султаната. Ну что ж, тоже вариант оборонительной стратегии, но инициативу противник с таким расположением своих войск упустил начисто.

Конечно, пришлось пережить несколько не самых легких суток, пока под защитой флота на Наджаф завозили все, что нужно, а потом развертывали соответствующую инфраструктуру. Что ж, давно известно, что на войне солдатский пот помогает сберечь солдатскую кровь. И хотя в авиации потеют обычно одни, а проливают кровь другие, от перемены мест слагаемых сумма никоим образом не меняется.

Соседи муллафарских земель вели себя на редкость разумно, всячески стараясь не портить отношения с русскими. Русские это оценили и помогли соседям добить те муллафарские отряды, которые попытались избегнуть уничтожения, укрывшись на сопредельной территории. А уж когда русские намекнули, что им наплевать, кому будут принадлежать земли муллафарцев после войны, обрадованный соседский правитель выказал готовность послать свои войска для помощи русским в наведении и поддержании порядка на оккупированных территориях. Причем содержать эти вспомогательные войска сосед готов был самостоятельно. Русское командование, однако, от этого предложения с благодарностью отказалось – какой-никакой порядок в бывших муллафарских владениях навели русские десантники, а уж поддерживать этот порядок на должном уровне хорошо умели русские жандармы.

Корнева, впрочем, как и остальных пилотов, эти политические маневры никак не касались. Полеты, боевая работа, возвращение на аэродром, быстрая пробежка в домик с нормальной температурой и влажностью внутри, разбор полетов, получение новых приказов – хватало и своих забот. А, ну еще не забыть при каждом удобном случае выматерить местный климат. Тем более случаев таких выпадало по нескольку раз на день, мать их в неизвестном направлении…

Очень понравилось Корневу летать всем корпусом, хоть и было такое три раза всего. Два раза летали на Найюб – вторую по значимости планету султаната. Сначала отработали причальные терминалы и ремонтные доки на орбите, потом занимались объектами на самой планете. И еще наведались на Махрат, где стерли с карты целый промышленный район. Семь с лишним сотен машин корпуса – это уже страшная сила, а если прибавить участвовавшие в деле флотские истребители и штурмовики, выходило и под тысячу. Да, были в этом и свои трудности, конечно. Самое сложное – при любых обстоятельствах держать свое место в строю. Зато во время таких полетов Корнев испытывал ни с чем не сравнимое ощущение всемогущества – он чувствовал себя частью всесокрушающей силы, которой нет и не может быть никаких преград. Его воля и его разум вливались в единую волю и единый разум корпуса, точно так же, как и его «филиппок» был деталью гигантской и непобедимой в своей мощи боевой машины. Именно в первом своем полете в составе всего корпуса Корнев наконец не просто понял, а всем своим существом прочувствовал, что на самом деле означают слова великого Суворова: «Мы русские! Какой восторг!»