Если вдруг разумная нежить уйдёт с улиц, сотрудничество прекратится.

Второй момент, как ни странно, носил альтруистический характер. Многие восставшие помнили о своей жизни человеком и превращаться в демонов, в разумных чудовищ не хотели. Каждый из них сам проводил черту, переступать через которую нельзя, но эта черта, безусловно, существовала. Беда в том, что люди иногда творили такое, по сравнению с чем кровавые оргии бледнели и не казались чем-то страшным. Маньяки, годами издевавшиеся над запертыми в клетках девушками. Бордели, в которых извращенцы хлыстами забивали насмерть пятилетних детей. Тонкие эстеты смерти, скармливавшие младенцев голодным псам. Вся эта мразь иногда сидела настолько высоко, что в их отношении даже следствие вести было нельзя, не говоря уже о том, чтобы наказать.

Вампиров титулы не то чтобы не смущали… Они справедливо считали, что избранники Повелителя Ада могут отправлять души к Нему без вынесения официальных приговоров. Селеста не возражала, ставя единственное условие — заранее сообщать ей.

Узнавать о подобных случаях и расследовать их тоже станет сложнее.

Придется обойтись без единого рецепта. Теперь главы городских общин сами станут определять формат взаимодействия с бандитами. В принципе, так было и раньше, просто Талея служила образцом, ориентировались на неё. К тому же Зерван часто отлучался из столицы на зачистку особо досаждавших банд по согласованию с местными властями, можно сказать, наёмничал, заодно доводя своё видение ситуации. Теперь старейшины нет, поставить на его место некого, да и, наверное, незачем.

Зачем она отправилась в Цонне?

Себе Селеста могла сказать правду — она была готова уехать куда угодно, лишь бы не возвращаться домой. Четыре сотни лет, четыре проклятых сотни лет она была прикована к Талее, будучи не в силах её покинуть. Под конец она поймала себя на том, что воспринимает город со всеми его тремястами тысячами населения, словно огромную личную тюрьму. Повелительница Ночи, ха! Узница, добровольно надевшая цепь.

Судьба любит грустные шутки. Селеста долго ждала освобождения, мечтала, куда направится в первую очередь, но из-за навалившегося кризиса не заметила привалившей свободы. Не сразу поняла, что приковывавшая её к провалу в Бездну связь ослабла и истончилась. Когда дошло — ехать пришлось не туда, куда хочется, а туда, куда надо. Выслеживать беглого старейшину со свитой, пока он ещё чего не натворил.

Предложение Медеи пришлось очень кстати. Селеста чувствовала, как ещё немного, и возненавидит столицу.

В Цонне она почти отдыхала, почти ничего не делала. Совсем отрешиться от работы не получилось бы при всём желании — не на её посту. Находясь на вершине власти, ты либо владеешь ситуацией, либо быстро с вершины слетаешь. Зато она могла отложить все несрочные дела ради долгих посиделок с сестрой у камина, гулять по незнакомым улицам, делая вид, будто не замечает приставленной охраны, снаружи рассматривать необычную архитектуру храмов или просто любоваться изукрашенными набережными, проплывая мимо в нанятой лодке. Покупать на рынке всякую ерунду, дурачиться, принимая ухаживания молодого глупого смертного, с почтительным видом выслушивать наставления серьёзной дамы раз в десять моложе себя.

Госпожа начала обращать внимание на мелочи, давно забытые за ненужностью. На трепет, с которым провожают её взглядами смертные слуги. На муравьиную суету в небольшом садике за домом. На караулящих на площади гвардейцев, не смеющих нарушить её приказ, но и оставлять без охраны не желающих. Заметила, как оценивающе смотрит Латам на некоторых местных вампиров, и вспомнила о брошенном им вскользь намеке на увеличение гвардии. С легким удивлением поймала себя на зависти и легкой ревности, глядя на отношения Медеи и её младшей дочери. Впервые за долгое время задумалась, что, возможно, и ей стоит завести птенца. С момента гибели Девлина прошло два века, пора бы уже смириться.

Забыть про всё и отдаться наслаждению внезапным отдыхом мешала природная упёртость. Селеста знала за собой это качество и не считала его плохим, просто иногда оно раздражало. Пока имеется нерешенная проблема, она станет раз за разом возвращаться мыслями к ней, строя планы и пытаясь найти выход, требуя больше сведений и отслеживая малейшие изменения. С недавних пор такой проблемой стало Семиречье.

Зерван, что бы там ни говорила Медея, был её личной ошибкой, её просчетом. Именно она не заметила угрозы — угрозы в первую очередь идеологической, прежде не встречаемой. С казнью предателя опасность не исчезла. Сколько ещё вампиров поддастся на сладкие речи? Сколько захотят ощутить вкус вседозволенности? Ничего не закончилось. Надо завершить начатое. Тот факт, что одновременно приходится пристраивать «наследство» упокоенного старейшины и подготавливать бросок на Бират, её не смущал совершенно. С первым разберутся без неё, стоит только объявить свою волю и очертить контуры будущей схемы работы, второй ждал почти сотню лет и подождет ещё. Следует признать: надежно освоиться и в Азаре, и на Архипелаге сложно. Помимо иных культурных традиций, к вампирам там относятся как к дважды чужакам — как к нелюди, и как к возможным агентам враждебных государств. Даже неутихающая вражда с талейским престолом не поколебала сложившегося мнения.

Мнения, если честно, обоснованного. Селеста сама затруднялась сказать, где община с властями враждует, а где совсем наоборот.

В Цонне она провела две недели, провела бы и больше, это было хорошее время. Увы, пришлось уезжать. Появление десятка гвардейцев не могло остаться незамеченным, власти встревожились. Местная специфика в данном случае играла вампирам на руку — вместо того, чтобы пугаться собственных выдумок, влиятельные лица просто пригласили Медею на чашку чаю и задали ей наводящие вопросы. Красавица, разумеется, отбрехалась, заодно запустив пару удобных слухов. Тем не менее, Латаму посоветовали не дразнить собак и покинуть город.

Игнорировать рекомендации с подобного уровня не стоило. Можно было бы что-нибудь придумать, сохранив видимость подчинения, однако появилась дополнительная причина для отъезда — из Ласкариса пришел доклад о поимке ещё одного пришельца. Селеста встревожилась. Она признавала, что пристрастна и настроена в данном вопросе параноидально, но рост числа беглецов из Семиречья её обеспокоил. То нет никого десятилетиями, то уже второй за год. Совпадение выглядело подозрительно.

Отпускать её подруга не хотела. Остановить, впрочем, тоже не пыталась.

— Я же знаю, что ты всё равно уедешь, — пожала красавица идеальными плечами. — Жалко, конечно, могла бы и подольше погостить. Ну, хоть время не даром потратила — глазки яркие, улыбаться начала, тоска из эмоций исчезла.

Полезность чего бы то ни было Медея оценивала по своим критериям, возможно, более точным, чем другие. Раз подруга стала выглядеть лучше, значит, время потрачено не зря.

— Я постараюсь вернуться через пару лет, чтобы задержаться подольше, — пообещала Селеста. — Мне понравился Цонне. Хотелось бы, чтобы и у нас жилось так просто.

— Вернуться точно надо, потому что как мы здесь живем, ты не разобралась, — заметила Медея. — Иначе про «просто» не говорила бы. Только, боюсь, я тебя в Талее навещу намного раньше. Знаешь ведь, как это бывает: то одно, то другое, а потом смотришь, и полвека прошло.

Селеста не могла не согласиться с оценкой.

— Тогда, похоже, общаться мы будем зеркалами, потому что у тебя работы тоже прибавится.

— Не у меня, а у моих любимых помощников, — лукаво улыбнулась Сладкоголосая. Посерьёзнела: — Когда при дворе заговорят о походе, пришли пяток гвардейцев, они здесь понадобятся. И насчет будущего координатора Темной Гильдии — выбери кого-то не из подчиненных Кальдерана.

— Считаешь, его надо опасаться?

— Он привык лгать. Он разучился не лгать. Нельзя постоянно носить маски и затевать интригу ради интриги, потому что предыдущая интрига пошла не по плану.

Медея очень точно описала собственные опасения Селесты. Кальдеран был гениальным разведчиком, под его руководством проводились фантастические по эффективности операции. Половиной своих успехов община обязана сети шпионов, созданной под его руководством. Но профессиональное выгорание не минуло старейшины-безопасника, постепенно он начинал видеть угрозы там, где они не могли появиться по определению. Что с ним делать, Госпожа не знала.