– Добейте меня, франк…

– Во Имя Господа и Пресвятой Девы Марии да будет так… – Ги резко перехватил бастард острием вниз и, держа рукоять обеими руками, что есть силы, пронзил грудь поверженного врага.

Удивительный крик раздался с обеих сторон: защитники кричали от радости победы, вкладывая в мощь своих глоток восторг, а над рядами германцев пронесся жуткий вой ужаса, смешанный с состраданием к поверженному графу Вильгельму и злобой на удивительно везучего франка, умудрившегося победить двух рыцарей.

Ги прекрасно отдавал себе отчет, что бесконечно так продолжаться не будет – его силы иссякали с каждым поединком и, несмотря на кажущуюся легкость, каждая победа отнимала силы, в то время как враг вступал абсолютно свежий, полный энергии и желания победить, отомстив, таким образом, за поражения и гибель своих товарищей.

– Эй, ребята, быстро принесите мне два шестопера для конного боя! Неровен час, наши славные германцы кинутся всей толпой на меня, а с бастардом я не управлюсь!..

Оруженосцы в мгновение ока принесли два шестопера на длинных дубовых рукоятях, окованных железом и предназначенных для конного боя. Ги рассчитывал таким способом извлечь немного выгоду, если вдруг враги набросятся на него вдвоем или, чего хуже, втроем…

Германские рыцари бросились на рыцаря, намереваясь втроем атаковать его. Ги шагнул вперед и крикнул воинам:

– Оттаскивайте раненых! Смотрите в оба!

Рыцарь шагнул навстречу трем рыцарям, подступавшим к нему, и замер в выжидательной позе, поигрывая шестоперами.

Германцы медленно обступали его с трех сторон, подготавливая атаку. Как он понял, рыцари хотели напасть одновременно, рассчитывая, что, хотя бы один из них успеет поразить его, ведь де Леви придется каким-то образом отразить одновременную атаку трех вооруженных воинов.

Когда расстояние между противниками уменьшилось, германцы остановились и молча переглянулись. Де Леви отчетливо слышал их тяжелое дыхание, доносившееся сквозь крестообразные прорези горшковидных шлемов.

Ему даже показалось, что он смог различить блеск их глаз. Почему-то, он поймал себя на мысли, каких-то стальных и серых, таких, какие бывают у волков в последние минуты спокойного и размеренного летнего заката, когда вечер медленно прощается с небом и нехотя уступает власть всепоглощающей ночи, спокойно и уверенно вступающей в свои законные права и раскрашивающей небо мириадами алмазных россыпей.

Ги встряхнул головой и понял, что у него есть только одна возможность спастись и выжить…

Германцы напали одновременно. Ги подался резко вправо и, поднырнув под одного из рыцарей, развернулся к нему и толкнул его спиной, которую прикрывал его верный рондаш, выдержавший уже два поединка, резко шагнул вперед и наотмашь ударил двумя шестоперами среднего рыцаря, нанося ему травмирующие удары прямо в грудь, отвел левую ногу назад и, описывая круговые движения шестоперами, попытался ударить первого германца. Но этот рыцарь уже оправился от неожиданного маневра француза и успел увернуться, приняв удар шестопера на свой щит, который отозвался хрустом и треском, но с честью выдержал мощный удар. Что касается второго шестопера, то он лишь просвистел по воздуху возле плеча рыцаря.

Ги бросил взгляд на среднего рыцаря, который кулем плюхнулся на колени и, застонав, упал на бок.

Теперь де Леви стоял спиной к рядам германцев, в то время как два рыцаря также развернулись спинами к его воинам.

Они медленно подступали, но в их движениях уже не было той слаженности и самоуверенности, а то, с каким мастерством и проворством де Леви разобрался с одним из их товарищей, заметно поубавило их пыл.

Они напали одновременно. Ги резко прыгнул влево и ударил одного из рыцарей шестоперами, но при этом поскользнулся, его правая нога неуклюже вывихнулась в стопе, пронзив его мозг яркой вспышкой пронзительной боли. Тем не менее, снова напугал рыцарей и контузил одного из них.

Он захромал, пытаясь снова занять удобную позицию, но германцы оттесняли его дальше от пролома, подталкивая к рядам своих воинов. Они заметили, что де Леви захромал и, словно голодные волки, бросились на него в атаку.

Но даже раненый медведь опасен. Ги резко сел на колени и горизонтальным ударом шестоперов справа налево подкосил ноги одному из рыцарей, попытался кувырком отскочить в сторону, но второму рыцарю удалось ударить его по спине.

Ги почувствовал, как холодная сталь резко разрубила рондаш, рассекла звенья его кольчуги, разрезала войлочный гамбезон, подкольчужный кафтан и коснулась кожи, пронзая ее ледяным разрядом.

Де Леви откатился в сторону и попытался резко подняться на ноги, но вывихнутая нога не позволила ему сделать это. Он замер в позиции обороны, опершись на колено.

Его удар пришелся по ногам одного из рыцарей, который корчился от боли и жутко выл, хватаясь руками за переломанные кости, но оставшийся в живых германец начал кружить против часовой стрелки вокруг де Леви, прикрываясь щитом и вращая мечом, выжидая самый удобный момент для атаки. Ги едва успевал поворачиваться вслед за ним, зарываясь коленом в рыхлую землю.

Германец напал на него внезапно. Ги рискнул и снова нырнул под ноги нападавшему, но, тем не менее, успел получить основательный удар мечом по шлему-сервильеру, да такой сильный, что на мгновение у него потемнело в глазах, а во рту почувствовался солоноватый вкус крови.

Уже теряя силы, де Леви развернулся и наотмашь, не видя перед собой ничего, кроме красных пятен, застилавших его глаза, ударил шестоперами.

Видимо, Господу было угодно сегодня не забирать душу храброго франка на Небеса. Что-то хрустнуло, тяжелое тело повалилось на него, придавливая рыцаря к земле.

Ги хлопал глазами, но ничего не мог разглядеть из-за красной пелены, закрывшей его глаза вследствие удара по шлему. Он собрался с силами и оттолкнул от себя раненого врага, попытался встать, но упал, едва приподнявшись на локтях.

Ги крикнул, вкладывая в свой голос все силы, еще остававшиеся у него:

– Ко мне! Ко мне!..

Он почувствовал, как чьи-то крепкие и цепкие руки подхватили его и поволокли по траве. Де Леви вздохнул с облегчением, когда почувствовал, что его втаскивают в пролом палисада. Значит, он был у своих, а не в плену.

Ги застонал. Вдруг, кто-то осторожно стал лить ему на лицо холодную воду. Пронзительность и свежесть струй понемногу возвращала его в сознание, он приподнялся на локтях и проясняющимся, но все еще кроваво-мутным взглядом посмотрел на воинов и прохрипел, отдавая приказ пикинерам:

– Держите щиты наготове…

Пикинеры вышли вперед и встали впереди рыцаря, прикрываясь щитами и павезами. Они не успели толком расставиться в проломе, когда вражеские арбалетчики выстрелили по ним, ранив и убив добрую половину воинов, стоявших вокруг Ги де Леви.

Германцы, взбешенные гибелью пятерых рыцарей, с остервенением бросились в атаку на полуразрушенный палисад…

Ги приподнялся на локтях и, напрягая все свои силы, крикнул:

– Держать строй! Терпеть! Терпеть!.. – он бессильно повалился на притоптанную многими ногами траву, закрыл глаза и прошептал склонившемуся над ним командиру арбалетчиков. – Держите строй…

Почти все рыцари, находившиеся возле холма, на котором располагалась ставка Конрадина, покинули охранение, устремившись без приказа принца на врага. Головорезам не терпелось поскорее принять участие в избиении беспомощных и разбитых, как всем им казалось, частей армии короля Шарля де Анжу. Благородство еще не погибло в их сердцах, но успело видоизмениться в алчность и жажду сребролюбия, ведь каждый из них втайне мечтал лишь об одном – чтобы ему повезло, и он смог захватить в плен очень богатого и знатного французского рыцаря для получения солидного выкупа.

Конрадин, разозлившийся в самом начале этого хаотичного бегства его подчиненных, вскоре плюнул на них и махнул рукой, уверовав в свою полную и окончательную победу. Ему было, в сущности, абсолютно наплевать – враг его разбит, ему ничто не угрожает, так что пусть его неуправляемые и неконтролируемы молодцы, как следует, порезвятся и разомнутся, поубивав для его славы и величия французских рыцарей.