– Не мешало бы еще…
Ги от удивления даже рот открыл, он долго ловил ртом воздух, после чего пришел в себя и сказал:
– Сколько же?..
Изабель мило улыбнулась, обняла его рукой за шею и поцеловала в щеку:
– Как же я тебя обожаю. Столько же… – она так мило хлопала своими длинными пушистыми ресницами, что Ги не нашелся, что ей возразить, а лишь улыбнулся и, вздохнув, приказал шателену выдать любую сумму, которую она только попросит. Изабель еще раз чмокнула его и пропела своим певучим голосом, от звуков которого у него на сердце пели птицы счастья. – Я тебя просто обожаю! Заодно, и детишкам справлю чего-нибудь новенькое…
Она упорхнула с легкостью птахи, оставив рыцаря наедине со своими мыслями. Конечно, прибытие принца крови и наследника престола не к кому-нибудь из знатных вельмож Юга Франции, а именно к нему – скромному рыцарю и верному слуге короля, уже само по себе говорило о многом. Можно было просто радоваться и кичиться столь значимому событию, ведь оно разом подняло его над общей массой рыцарства Окситании. Да чего там говорить! Ги де Леви в одночасье поднялся на недосягаемую высоту, ведь он, помимо общей части официального письма, получил еще одно, которое взволновало и, одновременно, обрадовало его.
Сам король, недостижимый небожитель Людовик, уже сейчас почитаемый святым человеком, снизошел до того, что собственноручно приписал несколько сухих, но очень полновесных строк.
«…За сим поручаю тебе, Ги де Леви, маршалу и шевалье, заботу и укрепление боевого и коронного духа нашего сына и наследника, дабы ты, мой верный вассал, смог научить его уму, спокойствию и рассудительности. Повелеваю тебе, после получения сего письма, быть готовым отправиться в Неаполь к нашему венценосному брату Шарлю, Божьей милостью и с соизволения его святейшества папы Римского королю Обеих Сицилий, дабы оказать ему помощь мечом и советом. Повелеваю тебе собрать всех людей, пригодных для военного дела, но сделать это в тайне и с опаской, дабы посторонние не проведали об истинной цели.
Людовик. Король и сюзерен…»
Рыцарь задумался. Честно говоря, он не очень хотел снова отправляться в Италию, но воля короля для него была непреложным законом и требовала четкого и неукоснительного исполнения.
– Да, кем только я не был, но, чтобы стать нянькой у взрослого принца крови… – вырвалось у него изо рта. – Жизнь, и в правду, удивительная штука…
Он встал, вышел из комнаты и прошелся по замку, проверяя готовность его слуг и рыцарей к столь значимому событию. Слава Богу, все было нормально: кухня и амбары были под завязку забиты всем необходимым, комнаты и большая парадная зала дворца блестели так, что глаза слепило. Всюду, даже в самых темных закоулках была сметена паутина, на стенах заменены или вычищены гобелены, ювелиры прислали горы золотой и серебряной посуды, даже граф де Фуа (странно, как этот услышал обо всем этом?) исхитрился и прислал двадцать молодых бычков и три повозки вина.
Епископы Каркассона, Альби, Тулузы и Фуа, графы Бигорра и Комминжа, не считая остальных знатных сеньоров, уже приехали и сняли для себя и своих свит все соседние дома и постоялые дворы, создав легкую панику и ажиотаж. Рыцарство и те сеньоры, кто слишком поздно узнал об этом визите, довольствовались тем, что разбили палаточный лагерь на большой равнине, располагавшейся к востоку от Мирпуа.
– С ума можно сойти… – Ги глядел на этот огромный лагерь, блиставший пестротой палаток, флагов и гербов. – Просто вавилонское столпотворение…
– Мессир, я решился, с вашего позволения, запретить продажу продуктов гостям на всей территории лена. – Шателен замка поклонился. – Скоро зима и я опасаюсь, как бы нам не прогореть и не остаться с пустыми хлевами…
– Правильно сделал, молодец. – Ги похлопал его по плечу. – пусть едут на рынки Фуа, Памье или Тулузы!..
– А они, часом, не станут ворчать?.. – Шателен разумно опасался возможности буйной реакции со стороны многочисленных незваных гостей.
– Пусть только попробуют. – Ги молча сжал руку в кулак. – Прикажи-ка усилить патрули и выставить возле лавок стражников… – он задумался, – да и на рынке тоже не мешало поставить усиленный пост из копейщиков и арбалетчиков…
– Будет исполнено, хозяин… – шателен поклонился и стрелой сбежал вниз отдавать приказания.
Ги не спеша спустился с куртины замка и почти лоб в лоб столкнулся с сыном графа де Комминжа. Высокий черноволосый виконт – почти копия своего отца – опешил и неуклюже поклонился ему, пролепетав какое-то спутанное приветствие. Де Леви улыбнулся и кивнул:
– Как здоровье батюшки?..
– Слава Господу, он жив и здоров! – Ответил молодой виконт Бернар де Комминж. – Они с матушкой прибудут на днях.
– Вот и прекрасно. – Ги поклонился виконту. – Полагаю, что его высочеству принцу Филиппу будет приятно познакомиться с одними из своих вернейших вассалов. – Бернар де Комминж, чье семейство еще четверть века назад поддерживало мятежников и симпатизировало катарам, был несказанно счастлив, что услышал такое из уст рыцаря, чей дед и отец были крестоносцами и громили его предков. Он стал раскланиваться перед Ги, тот немного смутился и произнес. – Виконт, право, не стоит…
Де Леви еле отвязался от него – Бернар был настолько польщен вниманием и комплиментом, что рыцарю пришлось придумать какую-то отговорку, связанную с необходимостью проверки подвалов и кладовых. Виконт помялся и отстал, отправившись в город, что позволило де Леви сосредоточиться на заботах о главном – приезде принца Филиппа.
Он поднялся на вершину донжона, поднялся по узкой лесенке на высокую смотровую и дозорную площадку, открытую всем ветрам и непогоде, но позволявшую обозревать окрестности на большом расстоянии от замка и уселся на каменные плиты пола, предварительно подстелив под себя теплый плащ, сложенный вчетверо.
Оруженосец, уловив настроение рыцаря, быстро принес ему кувшин с вином, небольшой серебряный стакан и несколько перепелов, поджаренных с чесноком и шампиньонами до хрустящей золотистой корочки, после чего исчез, оставив Ги наедине со своими мыслями и думами.
Приезд принца, – задумался Ги, – это не совсем простое событие. Пожалуй, его величество что-то задумал и, скорее всего, решил глазами наследника оценить или проверить. Хотя, – он налил вина в стакан и медленными глотками стал его пить, наслаждаясь терпким ароматом южного вина, напоенного солнцем Окситании, – возможно Филипп чем-то доконал короля, вот он и решился на небольшое отдаление сына от двора, – рыцарь тряхнул головой, отгоняя от себя эти бредовые мысли, – нет! Просто наследнику надо мужать, взрослеть и крепчать умом и духом. Значит, – Ги улыбнулся, – отец решил отдать его в руки опытного няньки, способного научить и привить принцу что-то из того, чем он был пока обделен. Да и дополнение в письме говорит само за себя – приготовить людей, опытных в военном деле! Выходит, что король решил отправить принца ко мне, чтобы я научил его военному делу? Глупость. Принц Филипп, поговаривают, очень крепко сидит в седле и орудует копьем. Тогда для чего?
Рыцарь разломил перепела и стал с хрустом жевать его нежное и ароматное мясо вместе с мелкими косточками.
Так в беготне и суматохе незаметно пролетели два дня и, наконец, утром третьего дня на изломе дороги, ведущей от Памье к Мирпуа, показалась небольшая, но чрезвычайно пестрая кавалькада всадников. Впереди, среди прочих стягов, наметанный взгляд Ги де Леви без труда различил большой небесно-голубой стяг принца: серебряный шеврон-пояс, шедший поверх отцовского королевского лазоревого и золото-лилейного герба Капетингов.
Принц Филипп нервничал, было видно, как ходил под ним огромный першерон германской породы, выбивавший комья земли своими мощными копытами. Его небесно-голубая попона была украшена золотыми лилиями, а чепрак украшал большой султан павлиньих перьев.
Не успел королевские герольды поднести свои звучные рога и протрубить, как ворота замка распахнулись, подъемная решетка быстро поползла вверх, а в арке крепостных ворот показался рыцарь, одетый в парадные одежды и желто-черные, словно гигантский шершень, цвета родового герба. Он вышел с непокрытой головой, как и подобалось вассалу, встречающему своего сюзерена, подошел к лошади принца Филиппа и, преклонив колено, взялся рукой за стремя.
