Сейчас же командир сотни был вообще нем, как рыба. Месяц назад, охраняя короля в его охотничьем замке в Вексене, он случайно встретился взглядами с одной молодой девушкой, которую, видимо, привез с собою отец, когда был на аудиенции у короля.

Это была любовь с первого взгляда и, скорее всего, взаимная, так как девушка смотрела на него таким удивительными по красоте и неотразимости глазами, потом покраснела и забежала в карету. Жан стоял остолбеневший, он даже не додумался спросить имя прекрасной незнакомки. В прочем, это было бесполезно, кто выдаст свою дочь за безземельного наемника – рыцаря, третьего сына в семье.

Король несколько дней пути хохотал до слез, слушая истории и анекдоты рыжего Годфруа Леви. Так пролетела неделя пути, во время которой король осчастливливал своим посещением дворян, замки которых попадались ему по пути.

Все шло спокойно, пока однажды вечером, Жану не доложил о своих подозрениях дозорный стрелок. Смысл сводился к тому, что уже вторую ночь за кортежем короля следует большой отряд всадников неустановленной численностью, которые исчезают днем. На следующий вечер Жан де Фиенн, обмотав ноги своего коня старым тряпьем, специально решил проверить эту информацию и, отъехав в сторону, спрятался в лесочке возле дороги. Через час после проезда кортежа короля Жан увидел человек шестьдесят наемников, всех прекрасно вооруженных, которые с осторожностью ехали за эскортом короля Филиппа на небольшом удалении, постоянно скрываясь за деревьями и холмами. Это были рыцари-разбойники.

«Видимо, они приняли кортеж короля Франции за какого-то дворянина или зажиточного купца, – решил, поначалу, Жан де Фиенн, хотя по округам и владениям быстро разнеслась весть, что в их края пожаловал сам король Франции. – Все равно, надо быть осторожнее и усилить охранение…».

Жан сделал большой крюк, чтобы остаться незамеченным и нагнал кортеж в ложбине.

Он не успел толком передать приказ о двойном кольце охранения, как вдруг стрела из арбалета убила под ним лошадь.

– Тревога! – Закричал, падая, Жан. Его тренированные солдаты сами выстраивались в двойное кольцо вокруг кареты короля, спешиваясь на ходу и расставляя походные щиты.

Арбалетчики приготовились выстрелить по любой цели, но, когда они увидели перед собой, что бандиты гонят в качестве живого щита крестьян, преимущественно женщин и детей, они несколько растерялись, позволив нападавшим опасно приблизиться к кортежу…

– Залп! – Скомандовал, скрепя сердцем, Жан де Фиенн. Сотня арбалетных болтов уложила наповал большую часть несчастных крестьян, заодно убив или ранив с десяток нападавших. Перезаряжать арбалеты не было уже времени. Жан приказал обнажить мечи для рукопашной. Хотя нападавших воинов было несколько меньше, все они были классные мечники, и солдатам пришлось тяжко. В голове нападавших Жан увидел особый отряд и десяти высоких и крепких рыцарей с длинными, на германский манер, мечами. Эти десять рыцарей, как чудовищные косари, пробили ряды стрелков и устремились на дормез короля. Годфруа стоял рядом с Жаном де Фиенн и пятью стрелками. Отступать и убежать они не могли, за их спинами спокойно стоял король Франции, без лат, без флага, но в походной короне, легкой саксонской кольчуге с короткими рукавами и с мечом в руках.

– Соизвольте обождать, Ваше величество, – попросил короля Годфруа, и семеро храбрецов грудью встретили нападавших. Пятеро стрелков погибли почти сразу, но ценой своей жизни забрали с собой на тот свет четырёх нападавших. Плюс Жан, после того, как от страшного удара раскололся его щит, ранил одного и, отняв у него шестопер, оглушил другого. Годфруа не отставал от Жана. Он ранил, правда, легко одного из бандитов. Бой разбился на две группы. Нападавшие воины несколько оттеснили стрелков от кареты, но не могли помочь трем оставшимся рыцарям-разбойникам, так как сами несли ощутимые потери.

Два рыцаря бросились на Жана де Фиенн, серьезно ранив его. Жан чувствовал, как вместе с кровью из ран его покидают силы, и решился на последний бросок. Одного он оглушил по шлему шестопером и, на последнем издыхании, что есть силы, воткнул меч в щель шлема врага возле шеи. После этого упал, потеряв сознание…

Оставался один Годфруа и высокий рыцарь в остроконечном шлеме с глазницами, видимо, главарь этой банды разбойников. Его тяжелый меч-бастард летал, как крылья у мельницы во время сильного ветра, делая положение Годфруа практически безнадежным. Если бы не природная вертлявость и подвижность Годфруа, бой мог закончиться быстро. Но все-таки, противник умудрился раскрошить шлем и рассечь лицо. Кровь заливала глаза Годфруа, но он не сдавался, за его спиной стоял беззащитный король. Враг стал уставать, это немудрено, ведь он был в тяжелой кольчуге, шлеме и махал большим мечом. Годфруа решился на последнюю атаку, он сделал несколько выпадов, провел прием «Мельница» и, якобы споткнувшись, стал отступать назад. Враг размахнулся мечом, чтобы разрубить несчастного…

Но, в этот момент Годфруа прыжком вперед присел на колени и вонзил меч прямо под кольчугу противника. Меч вошел глубоко, враг повалился назад и упал.

Годфруа встал над поверженным врагом и, занеся меч над его головой, прокричал нападавшим:

– Ваш командир ранен, бегите или я убью его, а потом перережу всех вас, как баранов, по очереди.

Нападавшие воины, видя, что командир лежит без движения, повернулись и бросились в рассыпную. Преследовать их не решились. Надо было подобрать раненых и убитых.

Годфруа снял с головы расколотый шлем, ставший совершенно бесполезным, попытался стереть кровь со своего лица…

Его рука наткнулась на длинный шрам, тянувшийся по лбу и лицу. Кровь не унималась. Он наскоро обмотал голову тряпкой, которую ему подал король Филипп…

Король Филипп попытался допросить раненого командира наемников. Он понимал, что простой разбойник сам никогда не осмелится напасть на кортеж короля. Значит, есть какой-то могущественный заказчик, заинтересованный в смерти или пленении короля. Но кто?

Рыцарь – разбойник, с трудом приведенный в сознание, подтвердил факт своего найма и, когда его губы хотели произнести имя заказчика, он испустил дух, успев прохрипеть:

– Ф-ф-флам-м-бар…

Филипп помрачнел, он узнал имя первого министра Гильома Рыжего Английского, гнусного Ранульфа Фламбара, простолюдина из Нормандии, кого привечал сын Гильома Завоевателя. Сейчас этот самый Ранульф был очень значительной фигурой в Англии, занимая должность первого министра при дворе, совмещая при этом должности епископа и пфальцграфа Дургэма.

– Значит, снова Англия. – Помрачнел король.

Раненых положили на носилки и в карету короля. Воины спешно поехали по дороге к ближайшему монастырю, виднеющемуся на пригорке. Двоих стрелков Годфруа оставил охранять убитых от возможного мародерства…

Долго стучали в ворота, обитые листами железа, пока настоятельница, убедившись, что перед ней действительно король Франции, а не разбойник, впустила их во двор монастыря.

Раненых, а с ними и находящегося в беспамятстве Жана де Фиенна, разместили в лазарете странноприимного дома, королю выделили келью для почетных гостей. Годфруа проверил караулы, дал денег солдатам для оплаты похорон своих убитых товарищей и проведения заупокойной службы, умылся и лег на пороге двери, за которой отдыхал король.

Поутру король вышел во двор, солдаты построились. Филипп поблагодарил каждого из оставшихся в живых стрелков, чем вызвал бурю счастья в них, ведь сам король Франции протягивал им руку для поцелуя и хвалил их за свое спасение. Потом король повернулся к Годфруа и сказал перед строем солдат:

– Во исполнение кутюмов королевства, рыцарское звание может быть вручено человеку свободному из низкого рода, но благородной души и храброго сердцем. Если оное лицо защищало своего сюзерена и убило в бою рыцаря благородных кровей, шпоры и пояс оного рыцаря переходят к нему по праву. На колени, шевалье Годфруа. Будь с этого момента рыцарем, – король коснулся мечом плеч счастливого Годфруа. – Ты был до сего дня «Рыжим-Леви», но дрался, как лев. По сему фамилия твоя в геральдической палате Франции будет «де Леви». Сам ты у нас рыжий, сюркот твой желтого цвета, значит, и фон щитового герба теперь у тебя будет золотым. А, в знак твоего усердия мне, сыну моему и принцу Людовику и, бог даст, его потомкам, пусть герб твой украсится тремя стропилами черного цвета. Эти три стропила – верность, благородство и честность!