– Успокойся… – Бушар прижал его голову к своей мощной груди. – Не надо скрывать слез! Это слезы воина, оплакивающего геройскую смерть своих товарищей. Никто, поверь мне, никто не посмотрит тебе вслед и не скажет: «Смотрите, вот идет трус, который бросил своих друзей…» Ты понял меня?
Бушар крепко сжал его голову и посмотрел Андриано в глаза. Тот, плача, кивнул.
– Мы пели песню легионеров… – тихо произнес он. – Я несся по лесу и слышал, как она затихает…
– Красивая смерть. – Грустно ответил де Марли и украдкой вытер слезинку, набежавшую в уголке глаза. Рыцарь становился ужасно сентиментальным, когда слышал о чьей-то красивой смерти. Он в тайне завидовал им, опасаясь, что смерть может обделить его такой роскошью, позволив умереть в мире, а не с мечом в руке и именем Господа на устах. – Истинные легионеры…
Он похлопал итальянца по плечу и приказал доедать и допивать все, что принесли тому воины.
– Ты мне еще понадобишься… – мрачно добавил он, – ешь, для мести нужны силы…
Через час отряд был в седле, ожидая команды Бушара де Марли к началу марша. Рыцарь молча сел в седло, подтянул подпругу седла, методично проверил крепление вооружения и, повернув голову к воинам, крикнул:
– Вперед! Что есть силы! Вперед!..
Отряд сорвался с места и на ходу выстроился в колонну по четыре всадника, разместив арбалетчиков в средних рядах, тогда как крайние ряды колонны выставили свои щиты наружу, создавая защиту на случай внезапного обстрела из арбалетов. Они быстро перешли на галоп, хотя прекрасно понимали, что уже опоздали и ничем, кроме христианского погребения, не смогут помочь своим погибшим товарищам.
К полудню передовая группа заметила большую тучу кружащегося вдалеке воронья.
– Я уже понял… – Бушар не дал воинам доложить. – Как же эти твари чуют смерть!..
Он пришпорил коня, вырываясь вперед колонны. Лесная дорога сделала несколько поворотов и внезапно, словно пугливая женщина, которую застигнул врасплох неожиданно возвратившийся супруг, открыла жуткое поле боя. Бушар остановил коня возле нескольких повозок, буквально изрешеченных арбалетными болтами. Убитые лошади и мулы лежали возле повозок. Они были впряжены в повозки – смерть настигла их прямо на марше. Тела крестоносцев, с которых враги содрали практически все вооружение и амуницию, лежали распухшие возле повозок, издавая тошнотворный запах гниения. Смерть, нисколько не уважая их героизм, мало заботилась о приятности и красоте. Смерть забрала души храбрецов, оставив их тела разложению и земле. Это не ее забота…
Бушар прикрыл ладонью нос, но запах был настолько сильным, что он плюнул на землю, повернул голову к своим воинам и крикнул:
– Смотрите! Смотрите и запоминайте! Они полегли, как герои! А их обобрали эти поганые мародеры! Стыд и позор!..
Отряд спешился, воины замотали лица тряпками, смоченными в винном уксусе, который немного заглушал мерзкий запах разложения, тянувшийся от тел павших крестоносцев и застеливший этот участок дороги, и поляну ровным и плотным покрывалом.
Бушар молча пошел вперед по дороге, тянувшейся к небольшой поляне. У самого начала поляны он наткнулся на тела молодых итальянских рыцарей, их оруженосцев и слуг, своей смертью задержавших катаров и позволивших остальным крестоносцам перестроить повозки и выиграли несколько минут жизни для оставшихся товарищей, погибших на поляне.
Рыцарь подошел к кругу повозок и упал на колени. Он не мог больше сдерживать свои эмоции, горьким комком поступавшие к его горлу и душившие его. Бушар тихо и протяжно завыл. Так воет медведь, склонившись над телами своих мертвых медвежат, убитых каким-то глупым и безжалостным разбойником. Итальянцы погибли красиво. Их тела, раздетые и разграбленные, лежали внутри круга повозок, сохраняя подобие концентрических кругов, наглядно показывая рыцарю весь сценарий боя. Строй за строем, падая, крестоносцы сражались, как львы. Их лица застыли в уверенных и храбрых гримасах, оскал мертвецов обнажал зубы в последнем рыке смелости, остекленевшие глаза, казалось, уверенно смотрели в небо, словно провожали свои отлетевшие души в рай.
– Всем копать могилы! Хоронить героев будем прямо здесь, на поляне! Позже, клянусь спасением души, мы поставим большой каменный крест в ознаменование славной гибели наших братьев! Пусть каждый путник, друг или враг, видит сей символ их былого величия!..
Он вынул свою большую секиру и стал рубить землю, стараясь копать могилу. Воины присоединялись к своему командиру, и к вечеру, когда на темнеющем небе стали проблескивать первые и робкие звезды, они вырыли большую братскую могилу, в которую стали осторожно складывать тела погибших. Распухшие тела расползались, поэтому крестоносцы осторожно подсовывали под них полуразбитые павезы и волоком тащили к могиле.
Бушар молча стоял на коленях перед этой огромной братской могилой. Его огромный меч-бастард был воткнут в землю, становясь похожим на крест. Губы рыцаря тихо шептали слова молитвы, путавшейся в голове и выходившей какими-то нескладными, обрывистыми фразами, в которых, однако, чувствовалась искренность, скорбь и вера в то, что души храбрецов сейчас смотрят с небес на них, опоздавших, но поклявшихся отомстить, а сейчас хоронивших их…
– Мессир, мессир де Марли, – Голос воина доносился до головы де Марли, словно издалека, – Все тела собраны. Мы засыпаем могилу?..
– Что? – Бушар поднял голову и посмотрел на воина, говорившего с ним. – А-а. Да-да, конечно…
Он встал, выдернул меч из земли, аккуратно собрал ее в кожаный мешочек, повесил его на шею и пошел к своему коню…
Отряд собрался. Воины сели на коней. Бушар, нервно поддавая шпорами своего гнедого декстриера, который нетерпеливо перебирал копытами, вырывая комья травы, громко крикнул, обращаясь к воинам:
– Ребята! Враги победили наших товарищей! Это верно! Но, клянусь Богом, что они заплатили большую цену! Мы сейчас едем к ближайшей деревне, где наверняка найдем кого-нибудь из раненых врагов, оставленных там на излечение! Если они будут там – вы сожжем всю деревню дотла и отправим к их поганому богу жителей! Вперед!..
Колонна тронулась дальше по лесной дороге, двигаясь в темноте наугад. Через пару лье они увидели чернеющие в темноте силуэты деревенских домов. Серый дым, тянувшийся из высоких печных труб, длинными и узкими полосами поднимался к звездам, распушая свои хвосты возле облаков, слабо освещенных серебристым светом луны.
– Подходим тихо! Окружаем деревню и выгоняем всех жителей на центральную площадь, после чего прочесываем все дома… – приказал он воинам. – Арбалетчикам! Приготовиться к стрельбе!..
Отряд быстро окружил селение плотным кольцом. Бушар де Марли вынул боевой рог и громко протрубил, тревожа сон жителей. Всадники вломились в дома, выгоняя перепуганных жителей на площадку возле колодца. Испуганные жители падали на колени, с ужасом взирая на силуэты всадников, вооруженных копьями, мечами, секирами и факелами.
– Кто староста?.. – Грозно крикнул де Марли.
Из толпы крестьян поднялся тощий старик, одетый в длинную полотняную рубаху. Он низко поклонился и дрожащим от страха голосом произнес:
– Я, ваша милость…
Рыцарь медленно подъехал к нему. Старик дрожал всем своим тщедушным телом, но голову не поднимал. Бушар кончиком меча приподнял за подбородок лицо старосты и медленно, словно с трудом подбирал слова, спросил:
– Ты слышал о недавнем бое на лесной дороге?..
– Н-н-нет, высокородный дон… – заикаясь, соврал старик. – Ничего не слышали, ничего не ведаем…
– А вот мы сейчас проверим! – Гневно крикнул рыцарь и махнул рукой. Всадники стали проверять дома.
Вскоре они возвратились, таща около тридцати раненых мужчин. Бушар молча посмотрел на них, повернул голову к старосте и пристально взглянул тому в глаза. Староста затрясся, упал на колени, уткнулся лицом в землю и завопил, пытаясь вымолить пощаду:
– Сеньор! Сеньор! Не велите казнить! Нам привезли этих людей и приказали на время присмотреть за ними…
