После четырех дней бесплодных поисков, тыканий из одного угла в другой, Авраам, наконец-то, почувствовал след удачи. Этот след вел его сразу в три места: голубятню графа Амори, дом городского старшины и, к его большому сожалению, в домик вдовы Катерины.

«Ей-то, зачем? – Размышлял Авраам, направляясь к ее домику, стоявшему в конце улочки и окруженному аккуратными яблоневыми деревьями. – Придумала, право, глупость. Не маленькая уже, а все бы играться с птичками…».

Он уже видел ее дом, когда что-то заставило остановиться и прижаться к стене, оставаясь незамеченным. Вернее сказать, кто-то. Незнакомец вышел из дома Катерины, как-то воровато осмотрелся по сторонам и, резко сливаясь с группой праздно шатающихся горожан, направился к городским воротам, до которых от дома вдовы оставалось около ста шагов.

Аврааму показалось, что четы лица незнакомца ему кого-то напомнили, но, как ни старался, вспомнить имя незнакомца не удавалось. Он уже было вышел из-за угла дома, но снова приостановился. Катерина раскрыла окно и по пояс высунулась из него, осматривая улицу. Что-то подозрительное было во всем этом. Еврей все-таки вышел из-за угла соседнего дома и направился к ней, приветливо помахав рукой.

Вдова улыбнулась и кивком головы пригласила его войти. Она побледнела, но справилась с неожиданным появлением своего знакомого, посмотрела по сторонам, словно опасаясь быть замеченной кем-то, и поздоровалась с Авраамом:

– Доброго тебе дня, соседушка Авраам. Что-то ты позабыл меня, совсем не захаживаешь в гости на огонек…

– Дела, сама понимаешь, – попытался отговориться Авраам, – к тому, дядюшка что-то начал куражиться, совсем житья не стало!

– А-а-а, – кивнула она, – старость не радость, затрепал тебя, сердешного…

– Не то слово. – Ответил он, входя в дом.

Вдова быстро закрыла за ним дверь и пригласила к столу. Авраам нехотя согласился и, когда она встала рядом с ним, обнял ее и усадил к себе на колени.

– Баловник, какой! – Засмеялась она. – Нет, чтобы расспросить для начала, как дела, как жизнь, все ли у меня хорошо. Нет! Сразу же лезет обниматься и, так и норовит залезть под юбки!

Она откинула голову назад, волосы, слегка уложенные на ней, растрепались и осыпались на спину густой черной волной. Авраам поцеловал ее шею и плечи.

– Пойдем в спальню… – прошептала она, беря его за руку, – ты, просто, сводишь меня с ума!

«Как бы не так, – мелькнуло в голове Авраама, – свожу с ума, а от нее неизвестно кто выходит, да еще посередине дня!».

– Ой, рад бы, да мне бежать надо… – соврал он, хотя в его голове промелькнула мысль, что часик он мог бы спокойно провести у нее в постели, уж больно сладка была вдовушка. – Дядюшка, как назло, начал ворчать, что я распродал всех почтовых голубей. Ему, видите ли, сейчас понадобился один такой! Вынь, да и положи ему! Письмо ему надо отправить…

Катерина мельком взглянула не него. В ее взгляде пролетело что-то, напоминающее подозрение или недоверие, но она сдержалась и ответила:

– У меня решил поискать. Ах ты…

– Да, – ответил он, отводя глаза. – кровь из носу, а мне нужен один голубь, тренированный для полетов в Арагон. Я, помнится, тебе продал парочку таких…

– Это не мне… – холодно отрезала вдова. – Меня просил один мой знакомый, ему было все равно, почтовые они, или нет.

– Очень жаль, – покачал головой еврей, – ах, как жаль! Просто беда! Катерина, золотая моя, а, может быть, я зайду к нему, сошлюсь на тебя, попрошу продать одну птицу, а?..

– Нет, уже ничего не получится. – Грустно покачала головой она. – Я их брала для сокольничего графа Амори. А его, как назло, сегодня утром убили…

– Как убили? – Удивился еврей, хотя он уже слышал об этой ужасной новости. – Бедный человек.

– Царствие ему Небесное, – перекрестилась она, бросая холодный взгляд из-под полуопущенных ресниц. – Он, в пример многим, был очень добр ко мне…

– Да? – игриво подмигнул ей Авраам. – Добр? Ой, я понимаю, о какой доброте ты говоришь…

– Перестань! – Ответила она, сверкнув гневным взглядом. – Не тебе, да и не сейчас говорить такое о покойнике!

Она разрумянилась, грудь ее высоко вздымалась. Было видно, что она сильно волнуется.

– Ну, извини, мне надо бежать… – Авраам встал и направился к двери. – Буду дальше искать почтового голубя. Может быть, вечерком загляну, если ты не против…

– Нет, не против. Доброму человеку и сердце радуется. Будет, кому утешить несчастную вдову… – игриво улыбнулась она.

– До скорого свидания… – он помахал ей рукой и вышел на яркий солнечный свет, заливавший улочку, но, выйдя из дома, остановился на крыльце и, словно случайно, спросил. – Катерина, а, помнится, у сиротки Флоранс были какие-то голуби?

– У нее тоже нет почтовых… – Неожиданно резко ответила она и закрыла дверь, словно опасаясь лишних расспросов.

Авраам прищурился, солнце сильно пекло и слепило глаза, и пошел по улочке, направляясь к дому старшины города. Его долго не пускали в дом. Слугам нравилось издеваться над евреями, получая призрачную компенсацию за все свои житейские неудачи, в которых, естественно, за неимением других первопричин, винили весь еврейский народ. После долгих мытарств и откровенных издевательств, городской старшина смилостивился и принял измученного жарой и слугами Авраама. Он изобразил откровенное пренебрежение к его странной просьбе, связанной с голубями, и, хотя являлся одним из крупных должников его дяди, долгое время разыгрывал знатного вельможу, компенсируя, таким образом, свои финансовые издержки по займам. Только после вмешательства его жены, шепнувшей ему что-то важное на ухо, городской старшина сменил гнев на милость и пустил еврея в голубятню. Авраам придирчиво осмотрел всех птиц, похвалил охотничьих соколов, чей холеный откормленный вид был поистине царственен. Но, и у старшины не оказалось почтовых голубей – только обычные сизари, с которыми игрались его внуки и племянники.

Еврей вышел от старшины, имея еще больше вопросов, чем в начале своего расследования. Но, тянуть со временем было нельзя. Его ожидал сенешаль, терпение которого Авраам не желал испытывать. Он понуро опустил голову и пошел домой, решив отложить визит до следующего дня. Если бы он только знал, какая опасность ему грозит, и какие силы он всколыхнул свои неосторожным визитом и расспросами вдовы, он наверняка бы заперся в самой неприступной темнице крестоносцев, лишь бы спасти свою жизнь.

Сразу же после его неожиданного визита, Катерина взяла в руки корзинку и пошла на рынок. Никаких продуктов ей покупать не требовалось, визит Авраама, его расспросы и хитрые взгляды, встревожили ее не на шутку, заставив искать встречи с тайными агентами катаров, осевших в Каркассоне. Она жутко боялась Пьера-Роже де Мирпуа, ее охватывала дрожь при воспоминании о его холодных, словно льдинки, глазах, его руках, залитых кровью, которые он даже не вымыл, когда грубо, словно животное, брал ее силой прямо возле входной двери в ночь убийства глупого и доверчивого сокольничего. Но, вместе с неприятной дрожью, Катерина испытывала какое-то странное возбуждение, вспоминая события той ночи.

Побродив среди рядов продавцов, взахлеб нахваливавших свой товар, вдова краем глаза заметила одного из связников, прислонившегося к колонне возле колодца. Она пошла к нему, словно желая напиться прохладной воды, и, проходя мимо незнакомца, тихо произнесла:

– Один еврей интересуется голубями. Мне нужна помощь…

Незнакомец, высокий мужчина средних лет, одетый в льняную рубаху и свободного покроя полотняные штаны, тихо ответил ей:

– Имя…

– Авраам…

– Забудь о нем, как о страшном сне…

Привлеченный громкими криками привратников, сенешаль вышел из тени небольшого навеса, сооруженного над крепостным колодцем, и пошел к воротам. Воины придирчиво осматривали мужчину, одетого в еврейские одежды, тряся его, словно яблоню. Несчастный охал, но терпеливо сносил грубость воинов, бросая умоляющие взгляды на сенешаля, шедшего к воротам.