Авиньоне, тем временем, отрезал и обрек на голод Ле-Кассе, Ла-Бесед и остальные замки, расположенные к северу от Каркассона. Маршал довольно потирал руки. Первые плоды, пусть, скромные, но радовали его, вселяя уверенность в успехе.

Утром приехал уставший Бушар, который разбудил Ги своей бранью на нерасторопных конюших, которым он дал отличного пинка под зад. Сенешаль поднялся на постели и толкнул в бок спящую рядом с ним женщину. Двадцативосьмилетняя Мария, вдова убитого в первую кампанию рыцаря-южанина, открыла глаза и зевнула.

– Просыпайся, Мари… – Ги поцеловал ее в шею. – Сейчас ко мне войдет мессир де Марли, я не хочу его травмировать своим т твоим мирным видом. – Давай, давай, поживее…

Женщина нехотя встала и стала собирать свои одежды, разбросанные возле постели. Она наклонилась и повернулась к Ги своим восхитительным задом, подбирая нижние юбки.

– Ты ж моя прелесть! – Сенешаль поцеловал нежную розовую ягодицу Марии. – Смотри, как бы мои слуги тебя не увидели в таком виде!..

– Ревнуете, сеньор Ги? – Улыбнулась Мария, повернулась и прижала лицо маршала к своему нежному животику. – Слуги уже давно догадались, а на ваших рыцарей мне глубоко наплевать! Пусть себе думают, что хотят, и завидуют своему хозяину…

Познакомился он с Марией спустя две недели после своего прибытия в Каркассон. Когда отряды мессиров де Марли и де Клэра убыли на опасные задания, граф Амори пригласил сенешаля к себе во дворец на званый ужин, пытаясь немного успокоиться и показать всем, и прежде всего сенешалю, что он еще полон сил и уверен в себе. Они много выпили, веселились, Ги слушал пустую болтовню Амори, перемежавшуюся с воспоминаниями о своем великом отце, когда глаза его остановились на красавице Марии, прислуживающей за столом графа. Ее томные голубые глаза и немного располневшая фигура с пышными формами приятно удивили воина, заставляя подолгу останавливать взгляд на красивой вдове.

– Кто это?.. – Словно случайно спросил Ги у графа Амори.

– Это сеньора Мария. Она вдова одного рыцаря-южанина. Он был католиком и погиб еще в первую кампанию моего батюшки, вот я и решил пристроить несчастную вдову у себя в услужении…

– А-а-а… – якобы равнодушно ответил Ги де Леви.

Они выпили изрядно в этот вечер. Маршал немного пошатывался, когда к нему подошла Мария и томным нежным голосом предложила проводить сеньора сенешаля до порога его дома, благо, что он располагался буквально в ста шагах от дворца графа. Ги попытался, было, что-то возразить в ответ, но неуклюже повернулся, и чуть было не упал. Мария крепко подхватила его, и их лица оказались напротив друг друга. Маршал поцеловал ее нежные и зовущие губы, она не оттолкнула его и притянула к себе, сливаясь в страстном поцелуе.

– Пойдем ко мне, Мария… – прошептал пьяный от вина и страсти Ги де Леви.

– Нет, – улыбнулась вдова, бросив на него пожирающий взгляд, – сегодня мы пойдем ко мне…

Она повела сенешаля по темным улочкам Каркассона, которые с трудом освещались светом факела, держащего женщиной. Ги и Мария вошли в небольшой домик, с огромным трудом сдерживая взаимное влечение и желание. Едва они кое-как закрыли дверь, Мария обняла и поцеловала Ги, его голова пошла кругом. Мария что-то нежно шептала на ухо сенешалю, расстегивая его камзол и развязывая ремешок его штанов. Грудь маршала раскрылась, Мария стала нежно целовать его, опускаясь все ниже и ниже. Ги закрыл глаза и застонал от удовольствия…

Они встречались тайком. Ги прибегал к ней в дом, пользуясь темнотой ночи или свободными окнами в напряженной работе. Мария, используя любые и малейшие поводы, забегала к маршалу в его дом. В конце концов, однажды вечером Мария пришла к Ги, и больше они решили не прятаться, как зайцы. Любовью эти удивительные по яркости и бурности отношения назвать было нельзя. Скорее, к этому чувству, разом охватившему женщину и мужчину, подходит емкая фраза – страсть. Да, они прекрасно отдавали себе отчет, что эти отношения большой грех, но, природа требовала свое, сейчас и сразу. Страсти незачем было ждать, когда, наконец-то, появится кто-либо иной. Ги и Мария были рады такой простоте и честности их отношений…

Маршал поднялся и толком не успел умыться, а Мария выскочить в дальнюю комнату, когда к нему с шумом вломился де Марли.

Вид его, прямо скажем, был боевой. Его желтый сюркот с огромным орлом, наброшенный поверх длинной кольчуги, был весь в грязи и следах засохшей крови, которая своими бурыми ржавыми пятнами покрывала грудь и низ сюркота. Бушар держал в руке свой большой шлем, похожий на ведро с выпуклым забралом, в котором были сделаны прорези в виде крестов и узкая смотровая щель. На нем виднелись приличные вмятины от следов крепких ударов чем-то тяжелым.

– Доброе утро! – Сказал Бушар и сел на стул, скрипнувший под тяжестью его грузного тела. Он стащил с головы кольчужный капюшон, снял чепец с небольшим валиком из войлока, и вытер им свое вспотевшее лицо. – Все нормально…

Ги вытер мокрое лицо полотенцем, подошел к де Марлю, присел рядом и сказал:

– Рассказывай…

– Нечего рассказывать, мессир, все произошло, как ты и предполагал… – пожал плечами гигант де Марли. Он налил вина и залпом выпил большой кубок. – Правда, приперлось их, если быть честным, просто уйма! Я, грешным делом, даже помолился и покаялся в грехах, когда увидел большой отряд катаров, подошедших к Терму…

Ги покачал головой и спросил:

– Никто среди местных рыцарей не удивился тому, что ты заставил отряд внезапно вернуться к Терму?..

Бушар пожал плечами и ответил:

– Да нет, вроде никто…

– Так, вроде, или, никто?..

– Никто! – Закивал головой Бушар, наливая себе очередной кубок. Он снова залпом вылил его в свое горло, крякнул от удовольствия, вытер губы и добавил. – Я, признаюсь честно, сделал немного по-другому. Я заменил местных рыцарей своими ребятами, и стал выводить воинов небольшими группами из замка. Все, как положено! С развернутыми флагами, трубным воем! Просто, как парад у короля Филиппа на смотре! Крестьяне, как и положено, узнали о переброске войск из замка. Но, ночью, я вернул воинов в Терм. И так, в течение пяти дней! С ложным уходом отрядов, со стен Терма снимались знамена рыцарей, пока не осталось только одно знамя…

– Молодец! – Обнял его Ги де Леви. – Слушай, а как твои воины провели местных крестьян? Ведь они могли войти в замок под предлогом подвоза сена или еды и увидеть обман своими глазами?..

– Никак! Я приказал наглухо закрыть ворота и принимать провизию и сено у ворот замка…

– Молодец! Ловко… – похвалил Бушара за находчивость Ги.

– Правда, я просто завшивел, сидя в лесу! Устал жрать всякую ерунду! Мы же не могли развести нормальный костер и нажарить мяса, так и питались солониной и сухарями! Бр-р-р! Какая мерзость! – Скривился Бушар. – Выждал я, значит, две недельки и пошел к замку. А, там, мама родная! Его обложили со всех сторон! Тащат лестницы, штуковину, эту, как ее?..

– Требюше? – Подсказал маршал.

– Вот-вот! И ее тоже! – Кивнул Бушар. – Ну, я, значит, как врезал им по тылам! А мои орлы из замка открыли ворота и атаковали катаров в лоб! Рубка, скажу я тебе, была на славу! Жаль, только, что я потерял семь своих отличных рыцарей в этом бою…

– Найдешь, кем их заменить? Жаль их, царствие им небесное, воинам христовым… – грустно вздохнул и перекрестился маршал, отдавая должное храбрости рыцарей де Марли, павших в неравном бою с врагом.

– Да, я тут же произвел в рыцари их оруженосцев. – Ответил Бушар. – Ребята все – из благородных семей, проверенные, надежные…

– Отлично, мой верный друг. Спасибо тебе за Терм! – Поблагодарил маршал де Ла Фо Бушара. – Ступай, мой друг, отдыхай!..

Бушар встал и пошел к дверям, но, внезапно обернулся и сказал:

– Знаешь, мой друг, когда я уезжал в Терм, то сказал, на всякий случай старшему конюшему графа Амори о том, что еду атаковать замок Алет…

– Ну, и что? – Заинтересовался Ги де Леви.

– А то, мой маршал, – ответил Бушар. – Что один пленный катар поведал мне, почему они так долго не приходили к Терму! Они сидели в засаде возле Алета!..