Филипп закричал и открыл глаза, придя в сознание от боли.
– Что это?.. – простонал он.
Арнульф сглотнул и ответил дрожащим от волнения голосом:
– Принц, вы сильно ушиблись, упав с лошади…
В это время на берег выехали рыцари и оруженосцы, бывшие вместе с ними на охоте, увидели принца, лежащего возле коня, бросились к ним на помощь
– Что случилось? – На Арнульфа неотрывным и буравящим насквозь взглядом смотрел рыцарь охраны. – Принц великолепный наездник!..
– К-к-конь споткнулся и взвился на дыбы… – заикаясь от волнения, произнес Арнульф. Лже-свинопасы уже отводили стадо свиней в сторону, старательно кланяясь и виновато тиская свои чепцы в руках. – Конь н-налетел на с-с-свинью, которая б-бросилась ему под копыта…
– Так и было… – простонал принц Филипп, пытаясь привстать на локтях. – Конь что-то взбеленился… – он обессилено упал на траву. – Сам не знаю почему…
Рыцарь склонился над принцем и спросил:
– Ваше высочество, как вы себя чувствуете? Встать сможете?..
– Да-да, я сейчас… – на бледном и обескровленном лице Филиппа мелькнула тень слабой улыбки. – Ой! Что-то ноги не слушаются…
– Копья! Живо! Принц ранен! – рыцарь громко крикнул оруженосцам. – Мастерите носилки! Повезем его высочество между лошадьми! Готовьте носилки, ротозеи!
Он снова бросил недоверчивый взгляд на англичанина и зло прищурил глаза, потом встал и, подойдя к коню принца, увидел, что животное поджимает одну ногу, словно боясь поставить ее на землю.
Рыцарь поднял копыто и, заглянув в него, выдернул большую шипастую колючку, посмотрел на нее и крикнул:
– Покушение! На принца было покушение!..
Он в два прыжка подбежал к Арнульфу и, схватив его за воротник камзола, резко тряхнул.
– Слышь, ты, урод! Кто?!! – Он сунул ему под нос колючку. – Это из Палестины, понял?! Я видел их там…
– Н-н-не знаю… – выдавил из себя Арнульф. – С-с-винопасы были…
Рыцарь резко обернулся и приказал оруженосцам и воинам свиты:
– Схватить свинопасов! Они ушли вон туда! – он указал рукой в сторону больших мельниц, стоявших чуть ниже по течению реки. – Живых брать, иродов!
Оруженосцы поскакали к мельницам, но там оставалось только перепуганное брошенное на произвол судьбы стадо свиней. Свинопасы уже успели исчезнуть – только пыль столбом стояла на дороге, уходившей в соседний лес.
– Мессир, они сбежали… – молодой оруженосец доложил рыцарю. – Там за мельницами вытоптана земля, видимо у них были припасены кони для отхода.
Тот топнул ногой и закричал на него:
– Всю округу на ноги! Проверять всех и удвоить посты… – он сел возле принца и, стащив с головы шлем, опустил голову на грудь и запустил свои пальцы в волосы. – Господи… – прошептал он, – за что?.. – Потом, посмотрел на англичанина и тихо сказал, указав на него пальцем. – Связать его и в застенок…
Париж. Королевский дворец. Этим же вечером.
Принц крепился, как мог и молчал (ему казалось, что настоящий наследник престола и должен себя так вести), сдерживаясь от того, чтобы не проронить ни единого стона, когда врачи осторожно, как могли, осматривали его, переворачивая с одного бока на другой. Закончив осмотр спины и проверив чувствительность ног на легкие и сильные уколы, лекари осмотрели язык больного и один из них, бросив взгляд на Сугерия, сокрушенно покачал головой.
– Хребтина повреждена…
Сугерий нахмурился и побледнел, сжал свои сухонькие руки в кулаки, скрежетнул зубами и переспросил:
– Больше ничего?..
Один из лекарей – молодой итальянец вспыхнул от смущения и тихо произнес:
– Мне кажется, я рассмотрел на спине его высочества, как раз в районе поясницы, небольшой укол…
– Что?! – Король, стоявший чуть в стороне с отрешенным до сего момента видом, расширил глаза и гневно крикнул. – Я прикажу повесить всю его охрану!
Сугерий дотронулся до плеча короля и тихим голосом сказал:
– Мессир де Маль сразу же почуял неладное и приказал преследовать нападавших. Одного он даже схватил…
– Писаришку какого-то! – Гневно сверкнул глазами король. Его лицо пошло пятнами, а массивный двойной подбородок затрясся и заходил волнами. – Остальные-то ушли! Улизнули и как сквозь землю провалились!
Сугерий с невозмутимым и непроницаемым видом выслушал долгую гневную тираду Людовика, перевел взгляд на молодого итальянца-лекаря и спросил:
– Что-нибудь еще, мэтр Гонорио?..
Лекарь поклонился, ему было приятно, что сам всемогущий Сугерий обращается к нему с уточнением диагноза раненого принца, выдержал небольшую паузу и ответил:
– Судя по цвету белков глаз, монсеньор, я подозреваю наличие яда какого-то растения…
– Глупости… – зашептались другие лекари. – Никакого яда нет и в помине…
Сугерий и король, не обращая внимания на их гневные шепотки, впились глазами в итальянца, который, откашлявшись для приличия и придав себе важности, прибавил:
– Боюсь, что его королевское высочество не проживет и трех-четырех дней…
Людовик подошел к нему и с высоты своего роста, а он был настоящим великаном, посмотрел на него и сказал:
– Спасти сможешь? Только быстро и честно…
– Нет, сир… – итальянец упал перед ним на колени. – Если бы не укол… – он подумал мгновения и сказал. – Нет, я ничем не смогу помочь…
– Ему будет больно? – Король бросил взгляд, на его глазах были видны огромные слезы, повисшие на ресницах и готовые вот-вот сорваться вниз на щеки, – принц в это время лежал без сознания.
– Нет, сир… – ответил лекарь.
– Сир, – из группы придворных лекарей вышел один, который набрался смелости и решил высказать свою точку зрения. – Принц выздоровеет в течение одной-двух недель. Надо только регулярно отворять ему кровь, дабы грязная и дурная вытекла и оставила его тело, да еще поить настоем боярышника для сердца…
– Кто окажется прав – тот и останется в живых… – глухо произнес Людовик.
В это время дверь комнаты тихо приоткрылась, из-за нее выглянул рыцарь дворцовой стражи, который о чем-то оживленно стал жестикулировать Сугерию.
Аббат виновато кашлянул, поклонился королю и произнес:
– Сир, мне надо срочно отлучиться…
– Ступай… – Людовик обессилено плюхнулся в огромное дубовое кресло, стоявшее подле кровати принца. – Я побуду с ним…
Вид палача напомнил Арнульфу Фландрию. Только на этот раз ему повезло куда меньше, чем тогда. Палач был старый, ни о какой меркантильности и не помышлял, а лишь четко и грамотно исполнял своё суровое ремесло. Вот и сейчас он, стоя спиной к связанному и раздетому до пояса Арнульфу, раскладывал свой незамысловатый инструмент и напевал под нос (весьма грубо и не в ритм) мотив какой-то народной песенки. Палач дожидался лишь прихода Сугерия, без которого он решил не начинать допрос с пристрастием, к тому же сам пленник слезно умолял его об этом, настаивая на прибытии самого, как он бубнил «могущественного монсеньора аббата Сен-Дени».
А страх – животный, липкий, всепоглощающий и всепожирающий уже расползался по его дрожащему телу, проникал в самые дальние его уголки, заставляя сжиматься в холодном ужасе каждую клеточку его организма. Арнульф вдруг ощутил себя каким-то мягким и бесформенным, ему показалось, что страх превратил его тело в одну большую дрожащую тестовую массу, которая начала жить совершенно отдельной от его разума жизнью и требовала только одного – отсутствия боли и, как ни странно и смешно, жизни…
– Что тут? – Сугерий коротко кивнул палачу и посмотрел на англичанина.
– Обделался уже, монсеньор аббат… – осклабился беззубым ртом палач. – Хлипкий он какой-то и малахольный, право…
Сугерий сел и посмотрел в глаза пленнику. Тот часто-часто закивал головой и затараторил:
– Я могу многое рассказать. Я был в Испании, был на могиле мессира Филиппа де Леви и видел его… – он сделал небольшую паузу, – видел его живым и невредимым!