«Вполне вероятно, – подумал про себя де Леви во время вечернего развода караулов, – мы уже до печенок их всех достали…»

Но, тем не менее, он почему-то именно сегодня решил не усиливать охранение центра лагеря, удвоив караулы не возле палаток принца и герцога Гильома, а строго по всему периметру.

Первая вечерняя стража заступила с получасовым опозданием, о чем себя отругал Филипп, задержавшись на ужине. Вместо восьми часов вечера, караулы стали расходиться по периметру и только к часам девяти смогли занять положенные посты. Он еще раз прошелся, почти пробежался по засыпающему войску, влепил нагоняи особо разбушевавшимся воинам, приструнил группу проституток, особенно бесцеремонно и похабно предлагавших свои прелести рыцарству и прислуге, после чего, не вполне довольный собой, побрел к себе в палатку…

Хаотичный приток и отток вспомогательных войск настолько усложнил контроль, что Филипп то и дело удивленно всматривался в неизвестные ему группки воинов, рассевшихся возле костров и занимавшихся кто чем…

Походные кузницы не прекращали свою работу допоздна, шорники и портные чинили и штопали, создавая непревзойденную ауру упорядоченности, умиротворения и рабочего покоя.

Филипп вошел к себе в палатку и устало повалился на скрипучий деревянный тюфяк, наскоро набитый сеном и заваленный грубо выделанными овчинами. Раздеваться почему-то было лень. Он сбросил пояс с прикрепленным к нему кинжалом, стащил перевязь меча и поставил его рядом с тюфяком, зевнул и, наскоро прошептав слова молитвы, стал пытаться заснуть, ворочаясь с бока на бок, словно собака на матрасике, перед тем как заснуть.

Внезапно полог палатки приоткрылся и поток свежего прохладного ночного воздуха ворвался к нему. Филипп повернулся, открыл глаза и посмотрел на вошедшего.

– Вам не спится, мессир герцог?.. – спросил он Гильома.

– Почему же, мой друг… – улыбнулся тот в ответ, – решил, вот, пожелать тебе спокойной ночи… – он укоризненно посмотрел на де Леви, покачал головой и добавил. – Я, конечно, понимаю, что лень-матушка раньше нас всех родилась, но, Филипп, нельзя же вот так, валяться на постели!..

Филипп отмахнулся рукой и, повернувшись на другой бок, ответил:

– Герцог, прошу вас… – он расстегнул ворот гамбезона. – Я сегодня буквально с ног валюсь…

– Ладно-ладно… – засмеялся Гильом и на выходе из палатки сказал. – Завтра, сразу же после молитвы, я приглашаю вас в мою походную мыльню! Негоже нам жить в таких жутких условиях…. Этак и завшиветь можно.

– А вот от этого предложения я не откажусь! – Громко ответил Филипп. – Завтра же, мессир герцог…

Гильом оставил де Леви и пошел к себе. Сон как-то незаметно захватил Филиппа, унося его в родные края. Снова снилась мать, отец, только молодые, братья и, что самое удивительное, какая-то наглая и рыжая свинья, все время вылезавшая невесть откуда.

Филипп проснулся среди ночи. Была такая темень, что хоть глаз коли. Внезапно, его внимание привлек какой-то хруст, словно несколько человек осторожно пробирались, стараясь создать как можно меньше шума. Он повернул голову и присмотрелся в сторону, откуда послышался подозрительный звук. Сквозь темные пологи палатки он, как ему показалось, успел лишь на мгновение разглядеть несколько силуэтов крадущихся во тьме людей, державших короткие фламандские мечи на изготовке. Луна снова зашла за огромную тучу, скрывая все, что происходило в эти мгновения в лагере французов.

Он подумал, что это ему почудилось, и снова закрыл глаза, но снова долетевший до него звук был гораздо подозрительнее первого. Словно что-то тяжело, но вместе с тем мягко упало в грязь, издав неловкое чавканье.

Филипп резко вскочил и стал шарить руками в темноте, ища меч и кинжал, висевший на поясе, который он, как назло, снял перед тем как заснуть. Он нашел кинжал сразу же, а вот меч, задетый кончиками пальцев, умудрился упасть, издав предательский звук. Де Леви на звук протянул вниз руку и резким движением выхватил меч из ножен, которые резко упали. Лезвие блеснуло в едва заметном лунном свете.

Филипп выскочил из палатки и, увидев несколько теней, метнувшихся к нему, инстинктивно припал на одно колено, резко кувыркнулся, пачкаясь в противной и мерзкой холодной жиже, в которую превратилась почва возле палатки. Он почувствовал, как тоненькая и ледяная струйка грязи скользнула ему за вырез гамбезона.

Одна из темных фигур рванулась к нему, пытаясь наотмашь нанести удар мечом и разрубить рыцаря пополам. Филипп снова упал влево и, опираясь на левую же руку, в которой был зажат кинжал, выставил вперед правую руку с мечом. Противник, неуклюже навалился на острие меча и, словно гигантский цыпленок, нанизался грудью на клинок. Он стал валиться вперед и своим телом мог запросто придавить рыцаря, но Филипп успел выдернуть меч и нырнуть ему под ноги. Труп бандита упал ему на спину и соскользнул в сторону, освобождая и не сковывая движений рыцаря.

Второй противник кинулся наперерез рыцарю, намереваясь успеть до того момента, когда рыцарь успеет встать. Филипп бросил быстрый взгляд в сторону палаток герцога и принца и обомлел. Четверо других противников быстро спешили к палатке герцога Гильома, успев на ходу убить или ранить двух нерадивых охранников, успевших, как он понял, задремать на посту.

– Тревога! Тревога! – Закричал, что есть сил, Филипп и принял удар меча на свой кинжал, который хрустнул и рассыпался возле гарды, но сумел-таки смягчить основную силу удара, который, ослабнув и потеряв часть своей энергии, попал по предплечью рыцаря, рассекая гамбезон, кожу и мышцы. – Принц в опасности! Тревога!..

Филипп снова сделал выпад навстречу противнику и прямым проникающим ударом убил второго нападавшего наповал. Он даже толком и не понял, почему закричал именно «принц в опасности», а не имя Гильома, ведь нападавшие намеревались напасть именно на герцога.

Лагерь быстро очнулся от спячки, рыцари буквально голыми выскакивали из своих палаток и с обнаженными мечами бросались к палатке принца и герцога.

Гильом Клитон тоже проснулся, разбуженный криками тревоги, выхватил меч и схватился с врагами, успевшими прорезать дыру в его палатке. Он, как мог, пытался парировать их удары, сыпавшиеся на него сразу с трех сторон, стал пятиться и неуклюже упал, споткнувшись в низенький табурет, стоявший неподалеку от его топчана.

Враги ринулись к нему, чтобы успеть добить, но именно в этот момент в палатку успел влететь, словно ураган, высокий воин и несколькими резкими ударами ранил одного и контузил другого. Третий нападавший бросился наутек, но палатка герцога уже была окружена плотным кольцом возбужденных воинов, бросил меч и, упав на колени, воздел руки к небу и громко замычал…

Вбежали воины с факелами, и Гильом сумел разглядеть лицо своего спасителя. Им оказался Филипп де Леви, который, несмотря на свою кровоточащую рану на левой руке, успел приставить острие меча к горлу сдавшегося на милость врага.

– Кто ты?! Говори, тварь!!!.. – рыцарь дрожал от возбуждения и прилива энергии, готовый отрубить голову несчастному.

– Филипп, брат мой, оставь его… – Гильом подбежал к нему и стал куском полотенца обматывать раненую руку. Герцог жестом приказал слугам связать пленных и оттащить в палатку прислуги, чтобы утром допросить их. – Ты серьезно ранен, мой храбрый и верный де Леви.

Филипп покосился на свою рану и ответил:

– Это мелочи, мой герцог. Это пустяковина…

Гильом позвал лекаря, который, не обращая внимания на протесты рыцаря, усадил его на табурет и осторожно разрезал рукав гамбезона, обнажая рану. Лекарь придирчиво оглядел ее, пощупал края, полез в свой походный короб и, вытащив одну из бутылей, зубами откупорил ее и резко выплеснул на рану.

– Ой-ой! – Вскрикнул Филипп, но тут же взял себя в руки и умолк, скрипя зубами.

– Чем это ты его, Жан? – Гильом с интересом посмотрел на бутылек.

– Это крепкий спирт, мессир герцог. Он должен прочисть рану… – лекарь обронил слова мимоходом, увлекшись осмотром раны.