Шарль, слава Господу, получил в свои руки богатые владения, которые, на первый взгляд, четко и разумно управлялись и контролировались его предшественниками, поставившими над растущими торговыми городами своих преданных шателенов, укрепившихся в замках, возвышавшихся в каждом городе, порту или большом селении, и подчиненных воли единого властителя. Но, именно на первый взгляд.
Теперь же, после восшествия на графский престол Шарля Доброго, графство столкнулось с другой, не менее важной проблемой – куда девать всех этих воинов, умеющих только сражаться и убивать, если наступил долгий мирный отрезок жизни.
Рост и развитие торговли обеспечили расцвет нового класса свободных жителей, которые, не будучи торговцами или ремесленниками, жили в тесном сплетении с ними, обеспечивая охранение торговых караванов и составляя наемные гарнизоны замков.
Шарль, не долго думая, издал специальный ордонанс, которым запретил, причем, под страхом смерти, свободное ношение оружия среди вольных жителей графства. Люди подчинились, но не простили этого поступка своему властелину. То тут, то там, стали вспыхивать бунты недовольных, которые выливались в погромы евреев, торговцев и остального, ни в чем неповинного населения.
Мобильному отряду графа приходилось, буквально, носиться из одного городка к другому, усмиряя бунты и умножая недовольство. Но, все-таки, это было более привычное занятие для рыцарства, нежели пустое просиживание без дела в замках или крепостях.
Простой люд, горожане, торговцы и ремесленники пели «осанну» Шарлю, справедливо добавляя к его имени прозвище «Добрый».
Шарль же, напротив, не успокоился и, используя относительно долгие срок мирной и спокойной жизни, решил навести порядок в законодательстве и, что самое страшное, в казначействе и, это будет в последствии равносильно самоубийству, в вопросах собственности на людей.
Вот и сегодня, как в прочем и почти каждый четверг, граф прогуливался по узким, грязным и извилистым улочкам старинного городка, приютившегося возле стен его родового замка, вместе с небольшой свитой, походившей на грамотно сплоченный отряд наемников, чем на группу придворных. Отряд, выстроившись по бокам от своего предводителя, решительно, но довольно-таки вежливо (так требовал граф), раздвигали толпу горожан, купцов, ремесленников, подмастерьев и крестьян, спешивших со своими пожитками, скарбом и товаром по улочкам. Граф остановился возле большой и красиво нарисованной вывески, разместившейся над крепкой дубовой, окованной железом и бронзовыми накладками, дверью приземистого трехэтажного домика. Два этажа его были сложены из плотно подогнанных один к другому красновато-серых неровных камней, а третий этаж был деревянным, обшитым мореными оструганными досками. Ставни были плотно закрыты, только большие, на удивление, окна первого этажа, застекленные слюдой и украшенные разноцветными привозными стеклами (невиданная для того времени роскошь) были открыты, словно приглашая гостей и посетителей войти внутрь здания.
«Юридическая контора мэтра Арнульфа в Брюгге». – Гласила вывеска, гордо и величаво покачиваясь под дуновениями северного ветра.
Рука графа, одетая в перчатку из мягкой замши дорогой испанской выделки, дотронулась до большого бронзового кольца, служившего чем-то вроде звонка и одновременно ручкой двери, Шарль хотел, было, несколько раз ударить по бронзовому основанию кольца, но усмехнулся, удивившись своей, непонятно откуда появившейся робости, плюнул на булыжники мостовой и с силой толкнул дверь.
Дверь слегка скрипнула и отворилась, раскрывая перед взором Шарля легкий и загадочный полумрак приемной.
Шарль вошел и сразу же услышал приветливый, громкий, но не испуганный голос:
– Ваша светлость! Право, не было нужды самолично идти ко мне… – из полумрака вышел высокий и широкоплечий человек, судя по одежде – законник, или, как тогда только начинали говорить: Юрисперитус. – Я и сам уже собирался спешить к вам с подробным докладом.
Шарль улыбнулся, вернее сказать, изобразил на своем лице некое подобие снисходительной улыбки, прошел к середине комнаты и окинул взглядом ее содержимое. Всюду, куда не скользил его взгляд, стеллажи и полки были уставлены кучами пергаментов, книг в тяжелых переплетах, каких-то картах и генеалогических древах.
Помощники мэтра Арнульфа (так звали этого высокого и широкоплечего законника) проворно поставили рядом с красивое кресло с высокой резной деревянной спинкой, граф сел, вытянул ноги к камину и скрестил руки на животе, уставившись на него пронзительным взглядом.
– Излагайте, мэтр…
Арнульф щелкнул костяшками пальцев, слуги быстро принесли ему пергамент, свернутый в рулон и небольшой раскладной стульчик. Он выжидающе посмотрел на графа. Шарль едва заметным жестом руки приказал ему присесть рядом с ним.
– Ваша светлость, – спокойным и каким-то холодно-отстраненным голосом произнес Арнульф, – я и мои поверенные произвели доскональный розыск лиц, так или иначе числящихся сервами графов Фландрии. Конечно, – он горестно вздохнул, – прошло уже несколько поколений, многие из них уже забыли или, по крайней мере, – он, как показалось графу на мгновение, зло усмехнулся, – сделали вид, что забыли о своем грязном происхождении, обжились, некоторые даже умудрились породниться с благородными семьями Фландрии и, чего греха таить, соседних княжеств, заняли важные должности…
– Короче, мэтр… – кулаки графа побелели от напряжения. Шарль резко вскинул голову и в упор посмотрел на законника.
Тот не испугался, казалось, он ждал от него именно такой реакции, но для сущей показухи съежился, ссутулился и, втянув голову в плечи, даже заикаясь от волнения (впрочем, это была плохая игра), пролепетал:
– Его милость шателен Брюгге…
Глаза Шарля округлились от удивления, и казалось, готовы были вылезти из глазниц. Он открыл рот и, словно рыба, выброшенная на берег, стал судорожно глотать воздух, не в силах выдавить из себя ни единого членораздельного звука. Лицо мэтра тронула едва заметная улыбка, которую он, надо отдать должное его выдержке, мгновенно погасил, напуская на себя равнодушие и некий элемент формализма.
Граф Шарль помолчал несколько минут – на его лице (надо преклонить колени перед его выдержкой) не дрогнул ни один мускул – нехотя зевнул, поднял глаза на Арнульфа и тихо произнес:
– Полагаю, это все, мэтр?..
– Как бы вам сказать, ваша светлость… – мэтр немного замялся, – не все, очень даже не все…
Шарль криво ухмыльнулся и сказал:
– Надеюсь, что у вас, как грамотного человека, уже приготовлен список…
– Да, ваша светлость… – он протянул графу тонкий рулон пергамента, тот развернул и пробежал глазами.
– Просто диву даюсь… – Шарль зло плюнул на пол комнаты. – Выходит, что мои предки, вместо того, чтобы опираться на благородных сеньоров… – граф прервался и пристально взглянул в глаза мэтру.
– Вы опять правы, сир… – Арнульф учтиво поклонился. – Ваши предки… – он помедлил, выбирая слова… – надеюсь, сир, что я могу говорить открыто? – граф кивнул. – Так вот, ваши досточтимые предки-узурпаторы… – мэтр даже поежился от столь резкого слова, вырвавшегося у него изо рта, – вся цепь вашего рода, так или иначе, отягощалась узурпациями и захватами власти. Далеко ходить не будем – ваш прадед покойный граф Робер Фриз, здесь его еще прозывали «Болотный граф». Не он ли, случаем, не утерпел и лишил детей своего старшего брата законных прав на трон Фландрии? – Граф молча, с бледным и бескровным лицом, кивнул ему. – Ситуация того времени, простите, требовала резких и быстрый движений, все было на руку, лишь крепче закрепиться на троне…
– Но как же они могли?.. – Шарль растерянно посмотрел на мэтра.
– Понимаете ли, сир, – тот учтиво поклонился, – рыцарство всегда было, как бы выразиться помягче, несколько взбалмошным. А крепости, замки и форты надо удерживать любой ценой и, самое главное, как можно дешевле…
– Значит, выходит, что мои добрые предки, – Шарль почесал подбородок, – сами открыли двери людям подлого происхождения, своим сервам, чтобы удержаться на троне Фландрии… – он зло хмыкнул. – Оттолкнули благородных и побратались со свиньями…