Элизахар, как всякий солдат, видывал и роскошь, и нищету, он больше не принадлежал ни к одному из сословий и потому с одинаковой легкостью общался и с крестьянами, и с аристократами. Труднее всего было для него найти общий язык с богатым горожанином, самой лакомой добычей для хищника. Но благодаря спокойной искренности Одгара обед прошел на удивление хорошо.

— Где ваша лошадь? — спросил Одгар между прочим, когда уже подали десертное вино и сладкие фрукты.

— Один из ограбленных признал ее своей и забрал. — Элизахар усмехнулся. — Что ж, глупый крестьянин будет иметь теперь дело с последствиями собственной жадности: это боевая лошадь, она не приучена к ярму, зато умеет добивать ударом копыта упавшего человека...

Когда разбойников схватили, вся имевшаяся при них добыча была выставлена в мэрии, и ограбленные могли приходить и высматривать там свои вещи.

— Как же вышло, что вас взяли вместе с ними? — Одгар наконец решился задать вопрос, который его беспокоил.

Элизахар повертел между ладонями кубок из зеленого стекла.

— Просто оказался в неудачном месте. Они разбойничали как раз там, где я имел несчастье заночевать. Нас накрыли общей сетью. А тут еще выяснилось, что ребята — из моего бывшего отряда. — Он фыркнул. — Радостная встреча!

— Неужели у них не хватило совести сказать, что вы — не с ними?

— У нас довольно своеобразное чувство юмора, — отозвался Элизахар.

Одгар отметил про себя это — «у нас»: солдат и сам не вполне отделял себя от прочих.

— Напротив, — продолжал Элизахар, — они пришли в неописуемый восторг. Особенно главарь. Ох, как он хохотал! И все повторял: «Этот тоже с нами, не забудьте, господа, этот — тоже наш, его звать Элизахар, и мы все страсть как рады его видеть рядом с нами!»

Рассказывая это, он и сам улыбался. Одгар молча покусывал палец, никак не решаясь вынести окончательное суждение об этом человеке.

Элизахар понял это и сам заговорил о том, что беспокоило Одгара:

— Нам не грозила смертная казнь. Самое большее — главарю, но он надеется на милосердие королевы. Поэтому шутка не могла даже считаться особенно злой...

— Вы на них не сердитесь?

— Говорю же вам, нет!

— А если бы вас осудили несправедливо?

Элизахар поставил бокал, чуть подался вперед:

— И что бы это изменило? Такие, как я, не слишком дорожат своей репутацией. В крайнем случае вы смогли бы выразить свою признательность, внеся за меня выкуп. В конце концов, я спас вам жизнь.

Одгар встал, прошелся по комнате. Элизахар снова налил себе вина и принялся тянуть маленькими глотками. Он не понимал, что творится с его собеседником, — да и не имел намерения особенно глубоко разбираться в чувствах господина Одгара. Понадобится — скажет все сам, Вино превосходное, обед — выше всяких похвал. Жизнь представлялась чрезвычайно уютной.

Неожиданно Одгар резко повернулся к гостю и спросил в упор:

— Вы — неудачник?

— Что? — Элизахар поперхнулся.

— Я спросил, преследуют ли вас неудачи. Встречаются такие люди, которым не везет. И люди хорошие, и намерения у них чистые, и поступки выше всяких похвал — но не везет, и все тут!

— Ну, это не про меня, — ответил Элизахар. — Напротив, я считаю себя большим счастливцем. До сих пор не было ни одной выгребной ямы, из которой я бы не выбрался.

— Но вы попадаете в них?

— С достаточной регулярностью. Как, впрочем, и любой другой смертный. Почему вас это интересует?

— Я хочу предложить вам работу. Видите ли, у меня есть дочь.

Элизахар отставил бокал.

— Вот сейчас я испуган, — сообщил он. — До смерти боюсь дочерей.

Одгар махнул рукой.

— Оставьте! Выслушайте до конца, потом будете бояться. Мне нужен охранник для моей девочки. Я хочу отправить ее учиться в Академию Коммарши.

— В первый раз слышу о том, что Академия — опасное место, — заявил Элизахар, хмурясь. Разговор перестал ему нравиться, но он еще не придумал, как отказать Одгару и попросту выпросить у него побольше денег.

— Мир — вообще опасное место, особенно для такой девушки, как моя дочка, — невозмутимо продолжал Одгар. — Я познакомлю вас с ней. Возможно, вы сочтете, что она достойна ваших забот.

— Если она красотка, то я могу влюбиться, — предупредил Элизахар.

— Влюбляйтесь, если вам от этого легче... Мне нужно, чтобы вы охраняли ее от любой беды. Если понадобится кого-нибудь убить — убейте, я сумею защитить вас от королевского правосудия, — сказал Одгар.

Элизахар покачал головой.

— Не уверен, что справлюсь с задачей. Послушайте, господин мой, я предпочитаю держаться подальше и от дочерей, и от королевского правосудия.

Пропустив все возражения мимо ушей, Одгар снова подошел к столику, взял кувшин и налил себе вина — полный бокал. Элизахар молча следил за ним.

— Вы можете уйти в любой момент, — сказал Одгар. — Я не удерживаю вас насильно.

— Ну, я бы и сам немного задержался, — возразил Элизахар. — У вас отличная кухарка и превосходное вино...

— Все это будет вам доступно — в разумных пределах, то есть почти неограниченно, если вы примете мое предложение. Вы грамотны?

— Да, если от этого зависит мое право на ваш винный погреб.

— Я спрашиваю как нельзя более серьезно.

— Да, я грамотен, — сказал Элизахар, поднимаясь. — К чему вы ведете?

— Идемте. — Одгар схватил его за руку. — Покажу вам дочку.

— Мы будем за нею подсматривать? — спросил Элизахар азартно.

Одгар на миг остановился.

— Не шутите так...

— Вы будете смеяться, но я действительно побаиваюсь юных девушек из хороших семей. Что-то в них есть неземное. И они вечно смотрят на меня так, словно прикидывают — начну я насиловать их сразу или сперва зарежу их родителей, чтобы не мешали.

Какая-то давняя обида, почти совсем стертая временем, вдруг мелькнула в голосе Элизахара, но отец Фейнне угадал ее, и потому дерзость солдата не рассердила его.

— Моя дочь не станет на вас смотреть, — заверил он просто.

Фейнне услышала шаги и подняла голову; ее глаза были устремлены не прямо на вошедших, но остановились чуть правее. Одгар приблизился к дочери и поцеловал ее в подставленный лоб.

— Кто с вами? — спросила она.

Одгар махнул Элизахару, чтобы тот подошел ближе.

Фейнне улыбнулась: девушка смотрела мимо лица гостя, но улыбка предназначалась ему, и он машинально встал так, чтобы оказаться прямо перед ней. Фейнне не подпадала под обычное определение «красотки»: круглое лицо, подбородок сердечком, небольшая склонность к полноте. Но она была невыразимо милой — Элизахар вдруг понял, что ему трудно будет расстаться с ней даже после мимолетной встречи.

— Так вы согласны охранять мою дочь? — спросил Одгар.

Он перевел взгляд с дочери на отца и молча кивнул.

Девушка вдруг расцвела:

— Я могу поехать в Коммарши?

Элизахар склонился перед ней, хотя и знал, что она не может этого видеть, а Фейнне, торопясь обнять отца, взмахнула руками и по случайности запустила обе пятерни прямо Элизахару в волосы.

— Ой, простите! — закричала она, путаясь в его плохо расчесанных волосах и дергая. — Вам больно?

Он осторожно взял ее запястья, высвободил пальчики и отпустил.

— Меня зовут Элизахар, — сказал он. — Я буду охранять вас, коль скоро это угодно вашему отцу.

— Очень неловко вышло, — завздыхала Фейнне. — Обычно у меня получается лучше... Я еще не привыкла к вам. Но я привыкну! Вы большого роста?

Элизахар сморщил нос.

— Чуть выше вашего отца, но, в общем и целом, ничего особенного.

— Скажи нянюшке, чтобы собирала вещи, — распорядился Одгар. — Нам еще предстоит переговорить с твоей мамой.

Он потянул Элизахара за рукав, и оба вышли, оставив Фейнне радостно хлопотать.

— Я мог бы помогать молодой госпоже вести записи на занятиях и готовиться к экзаменам, — сказал Элизахар. едва они с Одгаром оказались наедине. — За двойную плату, разумеется.