И не только он…

Но готовиться надо заранее. А потому Леонардо предстоит сыграть две вещи. Первая – ссора с эданной Сусанной. Подростки в таком возрасте бунтуют, негодуют… что они еще там делают? Не важно…

Вторая – любовь к Адриенне. Неужели провинциальная сопля не попадется на крючок? Да быть такого не может!

Собственно, первое нужно ради того, чтобы второе наверняка удалось. Ну и поиграть в любовь с наивной девочкой. Поцелуйчики, букетики, стишки… не доводя до главного. А если что…

Тогда – доводя.

– Мам, она ж не полная дура!

– Нет, конечно. Но все женщины в этом возрасте подвержены страстям. Поверь мне, милый, если ты правильно подойдешь к этому делу, девчонка и влюбится, и поместье тебе подарит, и будет умолять его принять. Хочешь?

Поместье Леонардо хотел.

Он Манчини, да, но… но то, что называется выродок. В семье его никогда не признают, денег не дадут, наследство он не получит, а жить как? Самому, что ли, подвиги совершать? А если убьют?

Ну знаете…

Такого парню решительно не хотелось. А тут… надо-то всего лишь обаять деревенскую простушку. И получить благодарность принца – очень вероятную, благодарность эданны Чески – обязательную, ну и поместье в перспективе. Это ж просто замечательно!

Не говоря о приятных сувенирчиках, которые эданна Ческа и так обещала присылать за крохотную помощь. А именно – отчеты о жизни даны Адриенны. Что та любит, чего не любит… такое ведь не скроешь, когда живешь в одном доме с человеком. Сама откровенничать не станет, так слуги помогут. Еще как помогут, и не сомневайтесь!

Определенно, надо попробовать.

Леонардо улыбнулся и кивнул.

Омрачало его жизнь только одно.

– Мам, я…

– Понимаю. Тебе в этом возрасте нужна женщина. Чистая, аккуратная, без претензий.

– Да.

– Я подумаю, с кем тебя свести.

– Тут в замке все старухи, кроме тебя, конечно. А в окрестностях я пока ничего и никого не знаю.

– Так возьми лошадь, покатайся, приглядись. Конечно, просто так все это сделать не получится…

– Почему?

– Чтобы Адриенна не узнала. Но я полагаю, что договорюсь за пару лоринов. И девка ноги раздвинет, и ее родители счастливы будут.

– И никакого разнообразия.

– А на то есть визиты к соседям, в город, ярмарки…

Леонардо улыбнулся матери.

– Ты у меня уже все продумала?

Эданна Сусанна ответила сыну такой же улыбкой.

– Милый, ну я ведь живая женщина! И мне тоже… много чего нужно. Иди катайся.

Леонардо поцеловал матушке руку и вылетел за дверь. Вот ведь мамаша у него! Чудо! Такой бы полком командовать!

Эданна Сусанна проводила сына взглядом любящей матушки.

Что ж. Немного усилий, и судьба малыша будет устроена, равно как и ее старость. Отлично!

Эпидемия проходила.

Люди не верили, что уцелели, но в городе вот уже несколько дней не было новых больных. И потихоньку все приходили в себя от пережитого ужаса.

Выходили на улицы, начинали разговаривать, улыбаться… Они живы! Это уже повод для радости.

Вот у Мии поводов для радости не было.

Мама умерла.

Что будет с ней и остальными – неизвестно. Здесь и сейчас они полностью зависят от дядиной милости. А уж что он понимает под этим словом…

Кто-то и корки хлеба пожалеет, а кто-то и добьет. Тоже из жалости и милости, понятно. Так что ничего хорошего от жизни Мия не ждала.

А дядя, как назло, тянул.

Пока вернулись слуги, пока то да се…

Конечно, и брат, и сестры были в шоке. Мария плакала и утешала детей, Мия старалась не рыдать прилюдно. Больно, конечно.

Вдвойне больно оттого, что даже на могилку к матери прийти не получится. Не знают они, где именно похоронена эданна Фьора.

Не знают…

Всех умерших от чумы скидывали в один ров, потом его засыпали… хоть и заплатил Джакомо, но это за священника, за бережное обращение… да и тут гарантий никаких нет.

Оставалось только молиться за ее душу. И за ньору Катарину тоже.

Маленькая Кати, кстати говоря, отлично кушала, очень одобряла козье молоко, которое начали приносить вернувшиеся в город молочницы, спала и играла в игрушки. Пыталась улыбаться и начинала ползать. Здоровый и бодрый ребенок.

Мария с удовольствием возилась и с ней. Старшие-то уже от ее нежностей уворачивались, а вот малышке все нравилось. Она готова была и не слезать с ласковых ручек.

Джакомо, кстати, свое слово сдержал.

И как только это стало возможным, пошел оформлять документы. Так на свет появилась дана Катарина Феретти.

А на следующий день после удочерения дан Джакомо пригласил племянницу на беседу.

Ничего хорошего Мия не ждала. Но в кабинет пришла, чинно села напротив дяди, уставилась в пол.

– Мия, нам надо поговорить о твоей особенности, – шелковым голосом начал дядя.

– Слушаю.

– Можешь не изображать скромницу, я видел, какая ты на самом деле.

Мия только вздохнула.

Ладно, если уж видел… да и какая там скромность во время эпидемии? Выжить бы! В такие минуты настоящий характер и видно, а сейчас его прятать поздно.

Мия посмотрела дяде прямо в глаза.

– И?

– Хочешь узнать, какое я принял решение?

– Хочу.

– Ты девочка умная, понимаешь, что вы сильно зависите сейчас от меня.

– Сильно? – усмехнулась Мия. И получила в ответ такую же усмешку.

– Полностью зависите. Я рад, что ты это поняла. Если я захочу, ты сгинешь на костре, а твои братья и сестры в подвалах.

– Они обычные.

– Да? Жаль… почему так происходит?

– Не знаю, – вздохнула Мия. – Мама была скупа в подробностях, сказала – наследство от прабабки. Проявляется, как цвет волос или глаз, у кого-то сразу, у кого-то никогда.

– Ага…

Тогда, над телом эданны Фьоры, дан Джакомо особенно девочку не расспрашивал. Не до того было. Потом Иларио заболел, дела закружили. А вот сейчас ему стало интересно.

– От прабабки… Твоя мать – тоже?

– Нет. И она, и бабка, все были обыкновенные. Мать считала, что это вообще уснуло. А уж потом, когда меня увидела…

– И когда это произошло?

За эти дни Мия много раз обдумывала, что скажет, о чем умолчит. И легенду для себя продумала как следует. Фантазии у нее всегда хватало.

– Это в детстве проявляется. Но есть одна оговорка.

– Только одна?

– На самом деле – нет. Это может проявляться или в периоды потрясений… только очень серьезных, вот как над телом матери.

– Или?

– Стихийно. Но дело в том, что это как… на это много сил тратится. А если слишком много сделать, можно и в обморок упасть, и умереть, тут есть свои пределы.

– Так. Это понятно.

– У детей сил немного. Поэтому когти или там смена цвета волос – это вряд ли. Может, глаза немного поменяются, но кто приглядываться будет? Может, черты лица… но опять же – ребенок. Серьезно он себе ничего не изменит, а мелочь взрослые и так не заметят.

Дан Джакомо кивнул.

Это как раз было ему знакомо. У благородных ребенок плавно переходил от кормилицы к няньке, потом к учителям и воспитателям… приглядываться? А кому и зачем это нужно?

Своими детьми занимались единицы, в основном в провинции. Но это точно не о его брате.

– Фьора знала.

– Конечно. Она мне и объясняла, что происходит. Немного, правда.

– Ты это контролируешь?

– Частично, – вздохнула Мия, которая контролировала все, и отлично. И могла до десяти минут держать чужой облик без всяких усилий. Но зачем говорить об этом дяде? – Я еще слишком молода. Вот прабабка, говорят, могла многое. Но она и сильной была, и взрослой, а я… я пока не знаю.

– Придется узнать, – жестко произнес Джакомо.

– Что именно? – подобралась Мия.

– Ты не задумывалась… мать тебе не рассказывала, для чего твоя прабабка использовала этот талант?

– Не для добрых дел, – отрезала Мия.

Улыбка Джакомо ей не понравилась.

– Кому-то зло, кому-то добро… мне что главное? Чтобы семья процветала. Ты хочешь, чтобы я вкладывал деньги в Феретти? Чтобы у твоих сестер было приличное приданое? Чтобы они выгодно вышли замуж?