— Так, значит! — кузнец гневно упер руки в бока. — На принцип снова пошел, да?

— Да! — с большим вызовом выкрикнул богатырь.

— А ты помнишь, ушанка драная, что приключилось с тобой, когда ты в последний раз артачиться начал? — поинтересовался Колупаев.

— Нет, не помню! — буркнул Илья. — И вспоминать не желаю. Так или иначе, но никому я это кольцо не отдам.

— Отдашь-отдашь, еще как отдашь! — зловеще проговорил Степан, снимая с плеча лук и накладывая на тетиву стрелу. — А ну спускайся с дерева, идолище болотное…

Муромец нехотя пополз по стволу вниз.

Еще не успело выбраться из-за горизонта заспанное солнышко, а главнокомандующий мериканскими войсками уже был на ногах. Вчера он лег пораньше, контуженная голова по-прежнему время от времени напоминала о себе острой болью, и поэтому старому вояке требовался регулярный отдых.

Хорошо хоть, выдалось несколько спокойных дней. Вот подойдет обещанное подкрепление, тогда уж всем будет не до крепкого сна.

«Как бы дисциплина в войсках не упала», — с тревогой думал главнокомандующий, отворяя люк штабного «скорпиона».

В лицо тут же ударил стылый морозный воздух, и сна как не бывало.

Старый вояка ступил на снег, прикрыл за собой бронированный люк и сладко зевнул. Затем попробовал сделать зарядку, но лишь больно ушиб ногу о гусеницу стоящего рядом танка.

Тихо шипя и потирая ноющее колено, главнокомандующий огляделся, и глаза у него слегка вылезли из орбит.

У деревьев и вокруг белых маскировочных палаток в абсолютной тишине на снегу валялись неподвижные тела.

«Химическое оружие! — решил главнокомандующий и зажал перчаткой нос. — Как же это я, старый дурак, забыл в „скорпионе“ респиратор».

Катастрофа была очевидной.

Пока он безмятежно спал, русичи вероломно применили некое неизвестное доселе химическое оружие. Внутри бронированной машины человеку ничто не угрожало, так как в танке стояли особые фильтры воздуха.

Старый вояка поразмыслил и вдохнул студеный воздух полной грудью.

Ядовитые пары наверняка уже рассеялись, иначе он упал бы замертво, еще когда выбирался из танка.

Не веря своим глазам, главнокомандующий на негнущихся ногах побрел в глубь вымершего лагеря. Найдя тело своего адъютанта, он остановился, горестно стягивая с головы черную фуражку.

Зеленоватый, окоченевший на морозе труп внезапно дернулся и сипло произнес:

— Старшина, откупорьте еще одну… для наших храбрых зенитчиков.

Брови у старого вояки взметнулись на лоб, он надел фуражку и, присев, внимательно вгляделся в лицо адъютанта.

И как это он раньше не заметил, что бездыханное тело дышит?

Чуткий нос главнокомандующего уловил очень знакомый запах. Мериканец наклонился ближе, и ему в лицо ударил крепкий перегар.

— Так вот оно что!

Лежавшие вокруг солдаты были повально пьяны. Хлипкая дисциплина рухнула в одночасье. Но где же они раздобыли спиртное? Ведь в войсках была строго запрещена любая выпивка. Причем запрещена не просто так. Дело было в том, что спиртное действовало на умы рядовых заокиянских граждан крайне разлагающе. Хлебнув лишку, они тут же начинали вести крамольные речи и напрочь отказывались потреблять знаменитые «шматсы».

Это была уже не армия, а сборище слабовольных тупых идиотов.

«Хотя в принципе, — тут же подумал вояка, — идеальные солдаты именно такими и должны быть».

Гневно потрясая кулаками, главнокомандующий как ошпаренный бегал по пропившему свою боевую славу лагерю.

Однако утренний кошмар продолжался.

Среди валявшихся в снегу воинов бродило удивительное существо. При ближайшем рассмотрении этим существом оказался огромный детина в сияющих ратных доспехах, вооруженный огромным железным молотом, коим он выборочно тюкал по головам лежавших на земле без чувств мериканцев.

Лицо у богатыря почему-то было покрашено в синий цвет, как видно, для маскировки.

«Наверняка это местный коммандос», — лихорадочно подумал старый вояка, вытаскивая пистолет.

Синелицый диверсант, не обращая ни малейшего внимания на нервно перезаряжающего оружие мериканца, продолжал деловито орудовать молотом.

Главнокомандующий прицелился и выстрелил.

Пуля с легкостью отскочила от ратной кольчуги богатыря.

Старый вояка, рассвирепев, выпустил во врага целую обойму.

Тут же стало ясно, что кольчуга ни при чем, пули вообще не брали детинушку, отскакивая от него совершенно волшебным образом.

Тюкнув молотом очередного солдатика, неуязвимый богатырь недовольно обернулся.

— Чего тебе не спится в такую-то рань, мил человек?

Говорил витязь на мериканском без какого-либо акцента, что было, пожалуй, еще удивительней его неуязвимости.

— Ты кто такой? — хрипло спросил главнокомандующий, опуская бесполезный пистолет.

— Я Кондратий! — спокойно ответил русич. — Навий богатырь.

— А что ты делаешь с моими солдатами?

— Ясное дело, молотом охаживаю.

— Но зачем?!

— Так ведь ежели кто чересчур напьется, то я того обязательно хвачу. Таков закон. На Руси все об этом знают, однако же все равно пьют безо всякой меры. А эти так и вовсе нажрались до свинского состояния. Вот я и пришел урожай собирать.

Обхватив гудящую голову руками, главнокомандующий уселся прямо в глубокий снег.

— Я все понял, — невнятно пробормотал он, — это был хорошо продуманный план. Ну конечно же, откуда в лесу взяться такому количеству выпивки. Как же это я проморгал вражескую диверсию? Ведь спиртное не с неба, в конце концов, упало.

— Нет, не с неба, — благодушно подтвердил Кондратий, с размаху обрушивая молот на пытающегося встать с земли адъютанта. — Куда собрался, касатик, лежи пока…

Главнокомандующий затравленно поглядел на довольного своей работой навьего богатыря.

— Вон она, телега, на которой в лагерь бочонки с первачом лыковым приехали! — Кондратий указал на перевернутую деревянную повозку, валявшуюся посередине военного лагеря.

— О нет… — тихо простонал мериканец.

— Убирались бы вы отсюда подобру-поздорову! — от души посоветовал Кондратий и, взвалив на могучее плечо молот, пошел прочь от вымершего вражеского лагеря.

В то утро Тихон проснулся в маленькой краинской избе от жутких непонятных криков.

Поначалу княжий племянник спросонья решил, что на Киев снова напали мериканцы. Но, к счастью, он здорово заблуждался.

Накинув одежку и повесив на пояс ратный меч, Тихон осторожно выглянул в оконце и тут же облегченно вздохнул.

Дикие крики издавали четверо привязанных к пушкам казаков, которых неистово порол нагайкой раскрасневшийся на морозе Богдан Шмальчук.

Русичи с одобрением наблюдали за поучительной экзекуцией. Бичуемые казаки ревели на весь град Киев похлеще застрявших в нечищенном дымоходе домовых.

— Получайте, стервецы! — приговаривал краинский гетман, вовсю работая славной половецкой нагайкой. — Я вам покажу, как мои приказы нарушать, я вам устрою небо в алмазах, а задницы в полоску…

— Пощади, батька! — выли казаки. — Не по собственной воле злодейство измыслили, навьи силы темные нас попутали…

— Скорее уж зеленый змий, нежели нечисть какая, — рассмеялись столпившиеся у места экзекуции русичи.

Позор провинившихся казаков был вдвойне ужасен. Мало того, что их здорово пороли, так еще и при всем честном народе.

Честной народ радостно улыбался, а некоторые даже строили мученикам обидные рожи.

— Будете еще супротив атамана своего идти? — вопрошал Шмальчук, полосуя красные ягодицы.

— Нет… не будем, пощади нас… ой… ой… — ревели казаки, и не было этому позору конца.

«Видно, и впрямь что-то серьезное учудили», — подумал Тихон и, подойдя к громко ржущему немолодому воину, тихо спросил:

— Послушай, брат, а за что это гетман своих так охаживает?

— Да за дело, дружище, — доброжелательно ответил воин. — Они секретное задание давеча получили во вражеский лагерь пробраться, а вместо этого вусмерть напились. Хорошо еще, что атаман их не сплоховал и все чин чином исполнил. Такие вот дела.