– Прямо древнекитайский Брежнев, – хмыкнул Афанасьев.

– Да, помнится Леонид Ильич любил целоваться с нашим тогдашним президентом товарищем Жискар д'Эстеном, – кивнул Пелисье. – Так вот, император Цинь Шихуанди был этакий ловкий номенклатурщик. Наверняка он мог придумать торжество по случаю закладки первого кирпича Великой Китайской стены. Хотя, как мы уже усвоили на своем печальном опыте, не всегда история совпадает с тем, что написано в книжках. Мы-то уже попутешествовали!.. Кто мог знать, что пророк Моисей окажется натуральным египетским жрецом с замашками Копперфильда, а Цезарь сам закажет свое убийство, как это мы выяснили, когда были в Египте и Риме!

Ксения смотрела на Пелисье с выражением раздумчивого недоверия, смешанного с иронией. Заговорил Эллер, который первым из всех дионов, не ах как смыслящих в человеческой истории, решил принять участие в дискуссии:

– Когда мы были в Древней Руси, доставая хвост жеребца хана Батя, на котором он завоевал Русь…

– Не Батя, а Батыя.

– Вот именно, вот именно, – величественно закивал Эллер, – тот хан разводил летающих тварей как раз в горах, которые вы называли Китаем. Это туда мы отправимся?

– Точно так, – сказал Афанасьев.

– А каких это летучих тварей разводил в горах хан Батый? – с интересом спросила Ксения.

– Да мерзких, – ответил Пелисье. – Персонажей русского народного фольклора, которых именуют Змеями Горынычами. Мутировавший птеранодон, в общем, летающий динозавр, доживший до наших дней. У китайцев силен культ драконов, боюсь, что и у Цинь Шихуанди может быть целое их поголовье. Нескольких таких летунов мы видели в лагере хана Батыя неподалеку от Волги. Помесь бомбардировщика с двухголовой ящерицей.

– У Горыныча же в сказках три головы, – сказала Ксения.

– Так это в сказках, а то – наяву! Почтенный Эллер даже сшиб молотом одну такую скотину! Бррр, мерзкое чудище, и воняет от него, как от невычищенного хлева.

Афанасьев, который во время этой содержательной и эмоциональной речи Пелисье внимательно изучал пергамент, вдруг проговорил:

– Иван, тут вот какой нюансик.

– Ну? – повернулся к нему Пелисье.

– Насколько я понимаю, это список отрицательных знаковых артефактов из разных эпох. Отрицательных!.. Ключи Всевластия, символизирующие разрушение, разобщение, зло. В общем – отрицательная аура. Нет, в самом деле, усы Гитлера, письменный прибор Ленина, которым тот наподписывал разных декретов… одеяние изувера и инквизитора Торквемады, кувшин для омовения рук Пилата – всё это, без сомнения, может и должно символизировать зло. А вот первый, знаковый, кирпич из Великой Китайской стены – это скорее созидание, строительство, то есть со знаком «плюс». Креатив, если угодно.

– А вот и неверно! – сказал Пелисье. – Ты же сам только что упомянул слово «разобщение»! А ведь Великая Китайская стена для того и строилась, чтобы сеять разобщение! К тому же ее называют самым большим кладбищем мира! Там вели раскопки, так вдоль всей стены на шесть с половиной тысяч километров – на всю длину! – лежат человеческие кости! Говорят, что в седьмом веке нашей эры при каком-то особенно добром и душевном правителе там, на стройке, только за десять дней погибло пятьсот тысяч человек! В Европе такие цифры тогда были невообразимы! Например, в знаменитейшей битве при Креси в Столетней войне английский король Эдуард Третий выиграл, имея на вооружении тысячу рыцарей, четыре тысячи всадников и что-то около десяти тысяч англосаксонских и валлийских стрелков! Это чуть ли не вся армия Англии, а в Китае оперировали совсем другими цифрами. Да вот же, тут написано: «И Смерть идет по следу». Вот это как раз о строительстве стены и миллионах, которых под ней зарыли!

– Теперь понятно, – кивнул Афанасьев, на которого слова Пелисье определенно произвели впечатление. – А вот шестой пунктик. Вот это – очень просто: «Шлем великого покорителя народов, усеявшего мир городами, которым он в надменности своей, не колеблясь единым мигом, давал имена свои». Собственно, тут все просто. Известный пиарщик древности Саня Македонский очень любил называть все города, которые он основывал, Александриями. Таким манером он наклепал с два десятка Александрий, попутно наломав дров. И не только дров, но куда менее податливого человеческого материала.

Вообще о Македонском я слышал много противоречивого. Например, что он умер от белой горячки. Как раз в этом свете очень показательна фраза: «… в том шлеме дремала смерть, влитая тягучей, как мед, мудростью».

– Ты имеешь в виду, что Александр Македонский в качестве сосуда для вина мог использовать свой шлем? – спросил Пелисье.

– Как вояки более поздних времен, гусары, пили из женской туфельки, – усмехнувшись, произнесла Ксения.

– Вот как бойко разложили Саню по пунктам, – улыбаясь, резюмировала Галлена.

– Практически написали характеристику, – заявил Колян Ковалев. – Вот пацана приплющили. Это я про Македонского. У меня был один знакомый Саня Македонский, такой прикольный пацан, гоп из Жасминки. Так он был Макин, но его все Македонский погоняли. Ему, помнится, в мусарне, в детской комнате милиции, примерно такую же характеристику припаяли: там, типа, и пьянство, и хулиганство, и в городе на заборах свое имя писал, как вот этот, который из истории.

– Так, – проговорил Афанасьев. – Ты определенно делаешь успехи, Колян. А как познакомишься с настоящим Македонским, ты только не вздумай сделаться членом его семьи, как это получилось у тебя с Батыем. Представляете, Ксения, Колян три года прожил в становище хана Батыя, такой исторический парадокс… так что ему по паспорту выходит двадцать восемь лет, а на самом деле – тридцать один. Мы же упоминали, что он там бывал. Долго объяснять, как именно это произошло, однако Колян не мог не оставить глубокого следа в той эпохе. Он женился на дочери хана Батыя и под именем Аймак-багатура стал отцом замечательного сына, а внук этого коляновского отпрыска породнился с Рюриковичами. Так что, скажем, Иван Грозный – это прапрапрапрапрапраправнук Коляна! Серьезно!.. После того, что вы тут, в Израиле, увидели, Ксения, вы не удивитесь и поверите.

Ксюша посмотрела на Ковалева, который невольно выпятил грудь, и после минутной паузы сказала:

– Вы знаете, я видела портреты Ивана Грозного. Что-то… такое… ваше… в нем есть! Господи, да что же творится-то!!! – вырвалось у нее.

– Ладно, оставим эти экскурсы в историю, – сказал Пелисье. – Список шести Ключей, или, по меткому выражению сержанта Васягина, «отмычек», у нас имеется. Осталось самое неясное. Седьмой пункт. Нет, я не отрицаю – литературные красоты древнееврейского языка, которые даже несколько тускнеют в переводе, конечно, несомненны. Но суть, суть неясна! Предыдущие пункты – короткие емкие определения, которые вполне сносно расшифровались даже два тысячелетия спустя… или сколько там прошло с момента составления этого пергамента. А последний абзац, прямо скажем, неадекватен, как бы Ксении ни нравились стилистические красоты.

Все переглянулись и поспешили согласиться с посылками и выводами Пелисье.

– Ванек прав, – безапелляционно заявил Колян Ковалев. – В натуре какая-то муть. Это, е-мое, что-то не в тему.

– Но пока что у нас есть шесть Ключей, при помощи которых мы можем исправить всю эту жуть, – сказал Афанасьев. – Шесть без одного, седьмого. Уже недурно. Я вот тут набросал списочек, чтобы было более наглядно.

В списке Афанасьева стояло следующее:

1. Письменные принадлежности Ленина.

2. Сутана Торквемады.

3. Усы Гитлера.

4. Кувшин Понтия Пилата, из которого он омыл руки перед казнью Иисуса Христа.

5. Кирпич из Великой Китайской стены, заложенный императором Цинь Шихуанди.

6. Шлем Александра Македонского.

7. ??????????????? (…и приписано: самое тревожное).

– Ну что же, можно по этому и ориентироваться, – произнес Афанасьев. – Но всё-таки… что же может значить последний пункт?

– Будущее покажет, – отозвался Пелисье.