Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Прямо под платьем, там, где под ногами повешенного выросла бы волшебная приворотная трава, находился целый хоровод маленьких фарфоровых собачек.

Это были забавные охотничьи песики с длинными ушами и смышлеными мордочками. Только выкрашены они были не в цвет естественной собачьей шерсти. Нет, их гладкие тельца были разрисованы пестрыми цветочками, трилистниками, сердечками и коронами.

Уида купила их на рынке в Дарконе много лет назад и очень дорожила ими. И то, что собачки были здесь и ждали Талиессина, лишний раз подтверждало серьезность намерений эльфийки.

Талиессин бережно собрал всех, завязал в платок и, медленно усевшись в седло, двинулся дальше.

* * *

Уида скрывалась от своего мужа вот уже второй день. Иногда она видела его – издали. Она старалась наблюдать за ним так, чтобы он не мог встретиться с ней глазами. Один взгляд в ее сторону – и развлечение будет испорчено. Безнадежно испорчено. Талиессин, по замыслу Уиды, должен был обезуметь.

Несомненно, он хорошо знал о том, что она рядом. Он даже несколько раз ощупывал пальцами оставленные ею следы во влажной земле. Но она ловко уходила от него. На ней теперь была одежда, сплетенная из травы и гибких веток, нечто вроде корзины, к тому же украшенной цветками.

Сходным способом был создан и шатер, где Уида проводила ночи: небольшой шалаш, увитый цветами и устланный душистыми травами. Каждый день Уида обновляла цветы и траву, чтобы благоухание внутри шатра было густым и вызывало головную боль. Любовь к эльфийской деве таит в себе множество опасностей!

Перед шатром имелась волчья яма. Большая – Уида трудилась над ее созданием почти два дня. Сверху яму устилали тонкие ветки, покрытые дерном. Возможно, Талиессин при виде шатра потеряет голову, забудет об осторожности и провалится. Он будет сильно страдать, сидя в яме! А Уиде останется лишь наблюдать за тем, как он попытается выбраться.

Мысль о том, что Талиессин может страдать, заставила Уиду вздрогнуть всем телом. Она медленно представила себе это еще раз: он идет по лесу, оступается, падает, царапая руки в тщетной попытке остановить падение. И потом сидит внизу, в безнадежности.

Нет, конечно, Талиессин не станет сидеть, опустив голову и обхватив колени. Он начнет бороться. Он выберется наружу, с обломанными ногтями, разозленный, потный, и четыре шрама будут гореть на его лице.

И Уида выйдет к нему – нагая, в одежде из трав, с венком на волосах.

Она засмеялась, думая об этом.

И тут она споткнулась и полетела на землю носом вниз. Талиессин, зная о ее близком присутствии, сам расставил ей западню! Она не заметила обычного шнура, протянутого в ладони над землей между стволами.

Нет, не вполне обычного: этот шнур был сплетен из конских волос. Из тех, что должны были имитировать волосы на голове «повешенной женщины». Лежа ничком, она повернула голову набок, чтобы получше рассмотреть веревку.

И тут увидела небольшой блестящий предмет. Длиной он был в локоть, шириной – в пол-локтя. Уида протянула руку и, не вставая, взяла его.

Это была дощечка, разрисованная светлыми блестящими красками и залитая лаком, чтобы защитить от влаги. Уида села, положила дощечку на колени, и сладкая щекотка побежала по всему ее телу.

С дощечки на Уиду смотрел некто, имеющий определенное сходство с Талиессином. У нарисованного человека были выпученные рыбьи глаза, висящие по обеим сторонам лица нечесаные волосы, сжатый рыбий ротик – эдакая крохотная буковка «о». Четыре шрама отчетливо перечеркивали лицо, но было совершенно очевидно, что художник, вынужденный следовать натуре, все же вывел их с крайней неохотой.

Портрет был написан с той умелой лихостью, с какой человек создает нечто, чему посвятил всю жизнь.

– О, Талиессин, – прошептала Уида, поднося портрет к губам и вдыхая запах лака, но вместе с тем и запах, исходивший в ее воспоминании от тела ее мужа, – я люблю тебя.

Она поднялась на ноги. Огляделась, прислушалась. И, скользя как тень, направилась обратно к шатру. Рано или поздно Талиессин попадется в ловушку. Он ведь сам этого хочет! И глупцом был бы, если бы не хотел.

Возле шатра Уида остановилась и снова прислушалась. На миг ей показалось, будто она улавливает едва различимое дыхание, но в следующее же мгновение все стихло.

Она обошла шатер кругом и вздрогнула от радости: ветки, прикрывавшие волчью яму, были сломаны! Он все-таки попался. Осторожно Уида наклонилась над ловушкой, всмотрелась в полумрак, царивший на дне. И ничего не увидела. Она едва не взвыла от разочарования. Неужели он был здесь и сумел выбраться? Это казалось почти невозможным. Она заранее позаботилась о том, чтобы затруднить любой путь к спасению. Вылезти наружу можно только с помощью веревки, брошенной сверху.

Как же он спасся? Она наклонялась все ниже, и вдруг в темноте широко раскрылись горящие зеленые глаза.

Знакомый голос со смешком произнес:

– Уида! Иди ко мне.

Не раздумывая, она прыгнула.

* * *

Взметнулись листья и обрывки травы, из недр волчьей ямы к Уиде протянулись две руки, и эльфийка упала прямо в объятия мужа. Он схватил ее за талию. Гибкая, теплая, она то льнула к нему, то принималась отбиваться. Талиессину казалось, что он сжимает ладонями какого-то дикого зверя, и нет ничего важнее, чем удержать этого зверя при себе. Иначе Уида вырвется, обернется птицей и улетит.

Он срывал с нее одежду, сплетенную из длинных трав и затканную цветами. Стебли лопались, зеленое кружево разлеталось в клочья.

На мгновение горячие губы оказались возле самых его глаз. Они шептали:

– Я не знала, что ты умеешь становиться невидимым…

Он хотел ответить: «Не стоит выдавать все свои тайны», – но не успел, губы исчезли, и вместо них Талиессин успел поцеловать только извивающиеся пряди волос.

Он поймал ее запястья и прижал к земле. Она засмеялась, выгибаясь всем телом, но больше не пытаясь освободиться. Осторожно, чтобы не спугнуть, Талиессин улегся рядом. Коснулся маленькой смуглой груди и ощутил ее неожиданную прохладу.

В темноте блестели глаза Уиды. Она шепнула:

– Скорей!

И метнулась к нему стремительнее змеи.

* * *

Тьма постепенно рассеивалась, но до конца не отступала. В блаженных сумерках то и дело вспыхивали и гасли ленивые желтые звезды. Уида лежала на спине. Золотые узоры пробегали по ее блестящему от пота темному телу – они угасали медленно, как жар в углях. Бледный отсвет похожих узоров скользил и по рукам Талиессина, но заметить это свечение было почти невозможно, таким тусклым оно казалось. Шрамы, уродовавшие лицо Талиессина, навсегда рассекли и уничтожили эльфийские розы, которые могли бы расцветать на его щеках в такие минуты.

Повернув голову, он следил за Уидой, и ему думалось, что он может разглядеть проплывающие перед ее глазами видения.

Вдруг она напряглась, вся ее кожа покрылась твердыми мурашками. Талиессин приложил висок к ее виску, опустил веки…

…Высокий человек с длинными волосами и тонкими, почти женственными чертами вышел из темноты. Талиессин, видевший его сквозь дымку огромного расстояния, непостижимым образом знал, кто это: отец Уиды, Аньяр, названный брат короля Гиона, последний из тех эльфов, что избрал жизнь в приграничье. Остальные погибли давным-давно.

Аньяр стоял на тропинке, окутанной туманом. Справа и слева от него угадывался лес, но деревья и кусты тонули в густой мгле. Ничего нельзя было разглядеть, кроме клубящихся клочьев гнилого цвета. Самый воздух здесь казался отравленным, и каждый шаг таил в себе опасность.

Аньяр прислушивался к чему-то, таящемуся в тумане, и улыбался. Одно мгновение эльф напоминал женщину, которая ожидает появления любовника; затем он неуловимым движением переместился по тропинке чуть в сторону, беззвучно обнажил меч и приготовился. Ничего женственного в его облике больше не осталось, а то, что и было, представало теперь сплошным обманом.

1194
{"b":"868614","o":1}