– По-моему, стоит посмотреть, что там такое, – объявил он, решительно направляясь к окну.

Ренье с интересом наблюдал за мальчиком. Тот не проявлял ни малейшего страха. То ли не верил в призрака, то ли знал об этом призраке куда больше, чем показывал.

Но когда Гайфье распахнул ставни, даже беспечного циника пробрала дрожь: прямо в окно из ночной темноты смотрело бледное лицо, охваченное слабым сиянием. Отдаленно оно напоминало двухцветное лицо Чильбарроэса, поскольку желтая луна озаряла одну его щеку, а голубая – другую.

Вместе с широкими лунными лучами в комнату вошла ночная прохлада. Ренье втянул ноздрями благоуханный воздух.

И тут мальчик нараспев обратился к призраку с вопросом:

– Кто ты?

По мнению Пиндара, делать этого никак не следовало. Поэт тихо всхлипнул и натянул одеяло себе на голову. К удивлению Ренье, призрак охотно отозвался:

– Я – беспокойный дух этой таверны…

Голос звучал гулко, как будто некто говорил в пустой кувшин.

– Для чего ты здесь? – снова спросил мальчик.

– Я знаю истину-у, – пропел дух сдавленно.

Гайфье обернулся к обоим своим спутникам:

– Зажгите лампу. Господин Пиндар, я вас прошу зажечь лампу!

– Не надо, – протянул дух, – иначе я исчезну…

– Ладно, не надо лампы, – согласился Гайфье. – Так ты утверждаешь, будто тебе известна истина?

– Да…

И призрак тяжело вздохнул.

Всякий страх прошел у Ренье. Он достаточно времени провел с дядюшкой Адобекком и знал толк в розыгрышах. Тот, кто создавал «призрака», явно работал наспех, но все, что можно было извлечь из имеющихся под рукой простеньких эффектов, было использовано превосходно.

Слабый свет, исходивший от белого лица, имел своим источником свечу, горевшую где-то внизу. Порывы ночного ветерка колебали и пламя свечи, и белое покрывало, наброшенное на чью-то шальную голову, так что казалось, будто призрак действительно прозрачен и готов развеяться в любое мгновение.

– В чем же истина? – продолжал вопрошать Гайфье.

– В смерти…

– Отлично! – вскричал Гайфье. – Стоило вернуться с того света, чтобы рассказать нечто общеизвестное!

– Умирают и простые люди, и короли, – продолжал призрак.

– И королевы? – добавил Гайфье.

– И королевы…

– В чем же истина для королевы?

– В смерти…

– Ты хочешь сказать, что ее хотят убить?

– Да…

– Кто?

– Рядом с тобой… Он – рядом с тобой… – сказал призрак.

Ренье быстро глянул на Пиндара, чтобы увидеть, как тот воспринимает происходящее. Неужто поэт до сих пор не догадался о том, что его разыгрывают? Или до сих пор он служил в домах, где подобные вещи не были приняты?

Пиндар, бледный как гриб поганка, выглядывал из-под одеяла. В слабом свете двух лун и сиянии, исходившем от привидения, видно было, как безумно блестят его глаза. При последней реплике призрака Пиндар содрогнулся всем телом и медленно уполз под покрывало.

И тут произошло сразу несколько событий.

Во-первых, посреди комнаты – неизвестно как – очутился четвертый постоялец. Он выглядел вполне материальным, плоть и кровь: не испускал синюшного сияния, не изрекал «пророчеств» загробным голосом, не летал над полом. Нет, он просто сделал несколько шагов, тяжело вздохнул и проговорил, как бы обращаясь к самому себе в глубочайшей задумчивости:

– Где же это проклятое письмо?

Призрак, белевший за окном, взвизгнул:

– Ой, мама! Он! А!

И с грохотом рухнул вниз. Слышно было, как сверху на него упала приставная лестница и как он ругается и стонет на земле. В довершение всего донесся звон разбитого кувшина и слабенькое причитание:

– Ой, ой, мама…

Гайфье стремительно отпрянул от окна. Темный силуэт посреди комнаты шагнул к нему и заговорил:

– А вы, случайно, не видели письма?

Гайфье молчал, пытаясь, видимо, разглядеть во мраке лицо говорившего. Потом неуверенно спросил:

– Господин Ренье, это вы?

– Нет, я здесь, на кровати, – подал голос Ренье. – Погодите, я зажгу лампу.

– Вы очень меня этим обяжете, – сказал незнакомец. – Понимаете, я потерял здесь проклятущее письмо, а если оно попадет в чужие руки…

Он безнадежно вздохнул и передвинул дорожный сундучок, стоявший под окном.

Вспыхнул неяркий свет масляной лампы. Стало видно, как в окне кружатся мелкие мошки. Прямо перед Ренье стоял смутно знакомый человек, приблизительно одних с ним лет, и грустно всматривался в угол комнаты.

Затем пришелец перевел взгляд на самого Ренье, и удивленная улыбка проступила на его бледном лице.

– Эмери! – проговорил он. – Вы сильно выросли и возмужали, мой мальчик. Всегда были старательным, хоть огонька вам не хватало. Да, не хватало. Впрочем, вы, помнится, всегда были неженкой. И хромоножкой к тому же.

Он сделал изящное и резкое движение рукой, и тут Ренье узнал его. Человека, о котором он не вспоминал долгие годы – просто потому, что человек этот давным-давно был мертв.

– Господин Клоджис, – прошептал Ренье.

– А, вспомнили! – обрадовался Клоджис. – Ну, наконец! А еще говорят, будто ученики никогда не забывают своих бывших учителей.

Клоджис был учителем фехтования в Академии Коммарши. Кроме того, он шпионил для герцога Вейенто. Адобекк настиг его в таверне «Сердце и гвоздь» и убил, а Ренье и Эмери по приказанию дядюшки закопали тело в конюшне. Это случилось давным-давно…

– Ну что, Эмери, как ваши дела? – дружески спросил Клоджис.

– Неплохо, – отозвался Ренье.

– Что Адобекк?

– Состарился. Засел в замке и чудит. Впрочем, я не виделся с ним почти год.

– Да, люди стареют, – согласился Клоджис так отрешенно, словно никогда не принадлежал к роду человеческому и сожалеет о его слабостях как бы издалека, абстрактно.

– А вы все здесь, господин Клоджис? – поинтересовался Ренье.

В груди у него было пусто и холодно, как будто он и сам находился в могиле. Он не понимал, как ему удается так спокойно беседовать с человеком, мертвым уже пятнадцать лет. С человеком, чье тело он сам закапывал в землю. Должно быть, какое-то нравственное уродство, решил Ренье.

Гайфье тесно жался к стене, наблюдая за происходящим. За все это время мальчик не произнес ни слова. Он почти не дышал, боясь упустить даже самую ничтожную мелочь.

Ренье махнул рукой в сторону кровати, где под покрывалом скорчился второй его спутник:

– Пиндар тоже здесь.

– Пиндар? – Казалось, призрак обрадовался. Он подошел к кровати и решительно сдернул покрывало. Там действительно обнаружился поэт, застывший в холодном поту.

Нависая над беднягой, Клоджис строго вопросил:

– Где письмо? Ты его спрятал? Отвечай!

– Нет, – пролепетал Пиндар, сам не зная, где набрался дерзости для того, чтобы заговорить.

– Письмо, письмо, – озабоченно повторил призрак. – Они забрали мое письмо. – Он вцепился в волосы и сильно дернул. – Я никак не могу вспомнить, куда его дел. Куда они его положили? А? Пиндар!

С неожиданной силой Пиндар вскочил. Глаза его вспыхнули, волосы взметнулись. Он сжал кулаки, поднял их и потряс перед носом Клоджиса.

– Кто тебя нанял? – завизжал он. – Ренье? Его проделки, да? Он всегда был неблагонадежен! Он всегда!.. Я ведь знаю! Влез в друзья к королевской особе… Он и его брат, оба! Оба обманщики! Кто тебе платит?

Призрак несколько секунд смотрел на беснующегося Пиндара, а затем покачал головой.

– Должно быть, его украли. Без письма я не могу вернуться. А если оно под кроватью?

И он преспокойно снял голову с плеч. Открылась черная рана под мышкой, там, куда пятнадцать лет назад вонзился клинок Адобекка. Призрак аккуратно опустил голову на пол. Подтолкнул ногой, точно мяч, и она тихо укатилась под кровать. Затем донесся голос:

– И здесь нет…

Пиндар завел побелевшие глаза, осел на постели и повалился на бок. Он ударился виском, крякнул в полузабытье, после чего дернулся всем телом и остался лежать в неудобной позе.

Призрак наклонился, пошарил под кроватью и вытащил оттуда свою голову.