– Меня зовут Аламеда, господин, – равнодушным тоном произнесла девушка и отвернулась. – Я вам уже отвечала – вчера, и позавчера, и третьего дня.

– Наклонись-ка ко мне поближе, Аламеда, – приказал Ренье, посмеиваясь.

И когда она нехотя подчинилась, сунул ей за вырез кошель с монетами.

Она вздрогнула, машинально накрыла грудь ладонью – не столько оберегая, впрочем, свою стыдливость, сколько ощупывая деньги.

– Зачем это?

– Плата за выпивку, – объяснил Ренье.

Он всегда так расплачивался в этом трактире: передавал служанке часть выигрыша. Ренье даже не интересовался суммой. Иногда она оказывалась значительно больше, чем было пропито, иногда – гораздо меньше. Зная, что спорить с Ренье бесполезно, хозяин «Мышей и карликов» даже не протестовал, только тихо скрипел зубами.

– А теперь, Аламеда, принеси мне еще кувшинчик, – сказал Ренье и дружески потрепал ее по руке.

Девушка вытерла о юбку тыльную сторону руки и отбыла.

Ренье проводил ее глазами – а заодно и оглядел собравшихся в кабачке людей – и вдруг ощутил неприятный холодок между лопатками. Ему показалось, что в дверном проеме он различает странного незнакомца. Завсегдатаем «Мышей» тот явно не был. Неестественно высокий, в косматом плаще, чужак стоял совершенно неподвижно и рассматривал людей пылающими глазами.

Ренье огляделся по сторонам. Кажется, незнакомца никто, кроме него, не замечает. Кругом жевали, болтали, пили, трясли стаканчиками с игральными костями, смеялись, ворчали. Когда Ренье снова посмотрел на дверь, там уже никого не было.

Аламеда почему-то долго не возвращалась, поэтому Ренье подозвал другую служанку, настроенную более благосклонно, получил наконец желаемое и вернулся к игре.

Тревога не отпускала Эмери целый день. С самого утра он улавливал ее в воздухе, и к вечеру ему уже стало казаться, будто весь город звучит нестройно и взволнованно, словно кто-то беспорядочно перебирает клавиши расстроенных клавикордов.

В конце концов Эмери не выдержал: невыносимо было сидеть в бездействии дома и ощущать, как беспокойство гудит кругом все более властно, точно ветер в каминной трубе. С наступлением сумерек Эмери собрался с силами и вышел на улицу.

Поиски брата Эмери начал с пары знакомых кабачков поближе к дворцовому кварталу и, когда его там не оказалось, дал себе слово немедленно вернуться домой. «Не буду же я бродить по городу всю ночь? – подумал Эмери. – В тридцать пять лет пора бы Ренье отвечать за себя самостоятельно».

Ночной город смотрел на него невидимыми глазами. Ветер вдруг оживал и вздымал остывшую пыль на камнях мостовой, а затем так же внезапно стихал: вдох-выдох, вдох-выдох.

Столица Королевства – как, впрочем, и любой большой город – время от времени превращалась в угрюмого монстра, и сегодня была именно такая ночь. Утром, когда хозяйки распахнут ставни и начнут переговариваться через улицу громкими голосами, все пройдет, но сейчас стоит глубокая, безмолвная ночь, и ее нужно как-то пережить.

«И что это меня вдруг понесло искать Ренье? Как будто других занятий у меня нет, только вызволять его из неприятностей!» – сердился на себя Эмери, нервно шагая по черной улице.

Редкие фонари горели тускло. На стенах домов шевелились тени, и каждое плохо закрытое окно хотелось основательно запереть прочными ставнями. Чудилось, будто небо не решается заглядывать на узкие улицы: выдавленное из города теснотой, оно скрылось в недосягаемой вышине.

Когда Эмери вошел в «Мышей и карликов», там уже вовсю кипела драка. На миг клубок дерущихся распался, и придворный композитор увидел на полу своего брата, с разбитым лицом и окровавленными кулаками. Ренье не в силах был подняться, он только шевелил руками и что-то гневно хрипел.

– Отойдите! – закричал Эмери, но его не услышали.

Он оттолкнул нескольких человек, увернулся от занесенного над ним кулака и ударил головой в живот какого-то жирного верзилу.

– Ренье!

Брат не слышал.

Какой-то человек с криком: «Нечистая игра!» – с размаху ударил Ренье сапогом в бок. Ренье медленно повернулся на бок и скорчился как гусеница.

Со всех сторон Эмери облепили какие-то люди, и каждый считал своим долгом стукнуть его – по голове, под дых. Эмери сразу понял, что драка эта не была обычной добродушной потасовкой, какие часто случаются в позднее время суток, когда хмель и удаль вдруг перекипают через край и настойчиво требуют выхода. Здесь дрались жестоко, норовя покалечить противника.

Придворный композитор, забыв о необходимости беречь руки, разбивал пальцы о чьи-то скулы и зубы. Он задыхался. Ренье скрылся из виду под грудой навалившихся сверху тел.

– Прекратить! Прекратить!

Зычные голоса прорезали общий шум. Несколько ударов древком копья отрезвили наиболее буйные головы. В кабачок вошли стражники.

Эмери не сразу сумел расцепиться с двумя выпивохами, которые дубасили его слева и справа одновременно, и вместе с ними получил основательный тычок в спину.

Эмери упал на пол и откатился к стене.

– А ну, всем сесть! – распорядился капитан стражи. – На лавку, в ряд. Живо! Живо!

Клубок дерущихся окончательно распался. Хватаясь за стены, за столы, друг за друга, драчуны трясли головами, ворчали, приходили в себя.

Наиболее медлительных стражники подгоняли не слишком любезными толчками.

– Шевелитесь!

Эмери осторожно сел на полу. Голова раскалывалась, перед глазами плавали мутные круги. Над ним нависла тень стражника. Тот неприязненно рассматривал Эмери, и придворный композитор осознал, что представляет собой чрезвычайно неприглядное зрелище: одежда разорвана, запачкана, лицо распухло.

– Вставай! – приказал солдат.

– Дай руку, – попросил Эмери. – Помоги мне.

– Ишь ты! – Солдат отошел и принужденно засмеялся.

Эмери остался сидеть, постепенно приходя в себя.

Хозяин заведения возник за плечом капитана ночной стражи, высовываясь, как чертик на пружинке, и затараторил.

– Вон тот, – он указал на Ренье, – напился. Со служанкой повздорил. Она на него не первый раз жалуется. И денег мне должен.

– Нечистая игра! – хрипло выкрикнул кто-то из выпивох.

Капитан недовольно повел плечом. Он прикидывал, кого из драчунов посадить под арест.

Эмери наконец с трудом поднялся и приблизился к капитану. Тотчас один из стражников остановил Эмери, уткнув ему в грудь древко копья.

– Это мой брат, – сказал Эмери, показывая на Ренье. – Я заберу его домой.

– Разгромил тут все! – выкрикнул хозяин.

– Я заплачу, – сказал Эмери. – Назовите сумму.

Хозяин закатил глаза к потолку. Ему хотелось еще поругаться, поэтому уступчивость Эмери разозлила его еще больше.

– Я его знаю. Вечно напивается, а потом беспорядок! – злобно бросил он.

– Я же сказал, что оплачу убытки, – повторил Эмери, трогая пальцем разбитую губу.

– Убытки? – Хозяин надвинулся на Эмери. – А вот клиентов он отваживает – это как?

– Тихо! – рявкнул капитан.

Он перевел взгляд на Эмери и несколько секунд пристально рассматривал его. Выражение лица капитана изменилось: было очевидно, что он признал в Эмери знатного человека.

– Что вы здесь делали? – спросил капитан куда мягче, чем прежде. В его тоне даже появились уважительные нотки, и солдаты, уловив эту перемену в поведении начальника, опустили копья.

– Пришел забрать отсюда моего брата, – сказал Эмери. – И оплатить убытки, как я и говорил. Мне не нужны неприятности.

– Они никому не нужны, однако же настигают нас денно и нощно… Там, на улице, мертвая женщина, – совсем будничным тоном произнес капитан.

Хозяин по-бабьи схватился за грудь и мелко задышал. Капитан повторил:

– Я хочу, чтобы хозяин заведения пошел со мной. Вероятно, женщина вышла отсюда, когда ее настиг убийца.

Хозяин засеменил вслед капитану. Эмери наклонился к Ренье.

– Ты можешь встать?

Ренье повел по сторонам странно посветлевшими глазами.