Когда мы спустились с холма, я не сразу поверила глазам: прямо у подножия лежала куча свежих, но уже коченеющих трупов. Варги и орки, и померли они не пойми от чего. Ночь была тиха. Во всяком случае, я ничего не слышала. А вот для эльфов увиденное неожиданным точно не было. Ганконер спокойно что-то рассказывал Леголасу, тыкал рукой то в трупы, то куда-то за горизонт. А потом они очень так буднично и со знанием дела обшаривали трупы и отрезали им головы. Я молча смотрела. Светловолосый светлоглазый мальчик с чистым безмятежным лицом, с окровавленной головой орка в руке — зрелище незабываемое. И диссонанс этот очень подчёркивал чистоту и отстранённость эльфов. Они свалили головы в кучу, и Ганконер бросил в неё комком огня. Груда вспыхнула бледным пламенем. Эльфы вскочили на коней. Леголас с заботой спросил что-то — видимо, о самочувствии справился. Не тошнит ли, например. Но я после башмачков из орка была морально готова и не к такому и чувствовала себя сносно.
Через несколько километров снова попалась куча дохлых орков, пеших на этот раз, и всё повторилось. Смотрю, покуривание трубочки эльфийским шаманом в ночи сходно по результату с ковровым бомбометанием. На расстоянии увидел и убил. Мда, «Видит розовый рассвет прежде солнца самого, а казалось, будто спит и не знает ничего». © Зря и раздумывала, не сбежать ли; можно сложить лапки и ни о чём более в этой жизни не беспокоиться. Не омрачать оставшееся время нелепой беготнёй)
Лошадку я свою Репкой назвала: у неё маленькое светлое пятнышко вокруг хвоста в форме репки, и сама она такая справная и кругленькая. У эльфов имя спрашивать не стала — видно, что лошадь у людей куплена, по случаю. Репка чудесна: очень снисходительна к моим всадническим талантам, не имеет амбиций, зато имеет крепкую ровную спину. В конной школе таких лошадок «верстаками» или «диванами» называли. Остальные четыре лошади все одинаковой гнедой масти, они порезвее и не так добродушны, и наверняка на их хребтах сиделось бы менее комфортно. Подозреваю, что это как раз эльфийские кони, а для меня приобрели диванообразную Репку. Чтобы не скапустилась раньше времени.
Ехали мы снова целый день, и снова остановились в рощице на пригорке, до захода солнца. Второй день дался мне легче, и я сама поухаживала за Репкой: сняла уздечку, почистила, напоила и дала торбу с овсом. За это время Леголас справился с остальными лошадьми, костром и чаем. Кажется, шамана беспокоили мирскими заботами ещё меньше, чем меня: он всё это время занимался, как я понимаю, установкой магического щита вокруг стоянки, и сам на этот раз остался внутри. Мне достаточно внятно растолковали, что ночью за периметр ни-ни, а если уж очень приспичит, то всё только здесь, никак иначе, и объяснения эти сами по себе уже запугивали. Сегодня ночью эльфы собирались нести караул, судя по тому, что Леголас к костру не садился, не говоря уже о том, чтобы лечь. А одеяло на лапнике по-прежнему сделали только одно. Я сидела на нём, поглядывая то на огонь, то на спину Леголаса, напряжённо вглядывающегося и вслушивающегося во тьму и тихо что-то говорившего Ганконеру. Потом Ганконер прилёг рядом и что-то спросил. Я так поняла, может ли он согреть меня. Кивнула и, уже не слишком стесняясь, залезла к нему под одеяло.
Сон напал, как убийца из-за угла. Падая в него, успела подумать, что, кажется, прошлую ночь я хорошо спала с помощью колдунства, а эту буду спать ещё лучше — работает профессионал)
Среди ночи проснулась оттого, что беспокоились лошади, и в свете тлеющих угольев увидела такое, что завизжала и подскочила. Вокруг периметра, не заходя внутрь, шатались дохлые орки. Смерть сделала их зеленее, а глаза побелели, и они пытались и не могли преодолеть заговорённую черту, мыча и спотыкаясь. Рядом со мной уже лежал Леголас, и он прижимал меня к одеялу, пока я не пришла в себя, и сказал, указывая на них, что это «кукс» — видно, так называются мертвецы. Мир сказок и приключений, так его растак. Утешил, пообнимал, говоря что-то успокаивающее, и сначала я от страха ничего не чувствовала, а потом его шёпот и шелковистое дыхание, касающееся моего уха, начали смущать больше, чем рычание мёртвых, и я расслабилась и снова уснула — уже до утра.
7. Большие гонки
в далёком славном средиземье
не знают праздник новый год
у них день каждый как последний
дожил до вечера ура ©
Степь с рощицами потихоньку перешла в болото, в котором тоже встречались пригорки с деревьями, и по этому болоту мы петляли неделю. Как я поняла, места, в которые меня выкинуло, были скорее угодьями орков. Они знали про нас, и мы были объектами охоты. Первая ночёвка на возвышенности да с костерком оказалась ловушкой: все отряды, шарившиеся поблизости, сбежались на огонёк — и были убиты Ганконером. Далее во время ночёвок опасаться орков не приходилось: нас сторожили куксы, в большом количестве получившиеся из орков — как я поняла, в результате нехорошей смерти и отсутствия обряда похорон. Головы отрезаны и сожжены были только у двух отрядов, попавшихся на пути, а их было больше, и все они таскались за нами, по ночам собираясь вокруг заговорённой черты. К утру исчезали — в землю, что ли, зарывались? Из хорошего же было то, что живые орки мёртвых очень боялись и ночью бы не напали. Но днём живых приходилось бояться, и эльфы, прежде, чем двигаться к горам, пытались запутать следы в болоте, которого орки тоже опасались.
Язык я понимала всё лучше. Первая осмысленная фраза на стоянке (я спросила, можно ли есть красивые ягодки, которыми были усыпаны кусты вокруг полянки) вызвала такую радость у эльфов, что я почувствовала себя младенцем, осчастливившим родителей долгожданным лопотанием. На радостях меня начали учить активнее и требовательнее, чем раньше, и я чувствовала, что, хоть туго и со скрипом, язык даётся мне. Конечно, обсуждать сложные вопросы не могла, но с пятого на десятое понимала, и даже что-то сама квакала.
Ах да, ягодки были ядовитые, и из еды по-прежнему были только клятые сухари. Впрочем, гораздо лучше, чем ничего.
Поняла, что мертвецы и болото будут защитой только до серьёзных холодов. Когда вода замёрзнет, куксы тоже исчезнут — и на нас начнётся активная охота. Поэтому ждать не приходится, надо выбираться и двигаться к горам, в которых — тада-а-а-м! — живёт (и королевствует!) кунак принца нашего, гном Гимли. И он нас ожидает, встретит и радостно примет. Но добираться до горных отрогов два дня примерно, и за это время велик шанс нарваться на орков. Провернуть фокус с трубкой во второй раз Ганконер не может, это штука, требующая долгой подготовки, и лучше всего, конечно, проскочить незамеченными. Выбраться из болота предполагается в месте, где орки нас не ждут. По этому поводу пришлось два дня и ночь между ними ехать, не останавливаясь: негде было, вокруг трясина без малейших признаков твёрдой почвы, слегка прихваченная ледком, который Ганконер как-то заставлял делаться твёрже, и лошади по нему шли легко и без опаски. Лошадок немного подкармливали и как-то подбадривали магически на ходу, и они чувствовали себя сносно, к тому же эльфы меняли верховых на заводных, давая им отдых. Репка же устала, и я тоже и начала клевать носом, удивляясь двужильности эльфов. Понятно, что они тренированные бойцы, а я изнеженная и ослабленная женщина, но всё равно удивительно. Кажется, эльфы спят меньше, чем люди, и видят в темноте, потому что мы ехали во тьме, не освещаемой даже звёздами — небо было затянуто тучами.
Когда в очередной раз клюнула носом и чуть не упала, Леголас просто молча перетянул меня на свою лошадь, и как-то легко и естественно у него это вышло; я не успела даже задуматься о сложности предприятия, как сидела перед ним и, как он мне сообщил, могла расслабиться и дремать. Репка с облегчением трюхала следом.