Только на следующий день узнала, что случилось, от Силакуи. Ганконер каким-то образом смог совершить попытку побега из этой навороченной темницы для магиков, что и послужило причиной неудачного заклинания короля — при сильной творящейся рядом волшбе такое возможно.

При попытке побега он погиб. Тела не нашли. Когда я с надеждой посмотрела на неё, Силакуи покачала головой:

— Нет, деточка. Там всё в крови было. Он погиб. Но как воин, да воссияют для него чертоги Мандоса!

Трандуил только сухо сказал, что Ганконер сбежал. И я поняла, что сам он верит, что тот погиб, а мне позволяет заблуждаться, если я хочу, чтобы не расстраивалась и была в сносном настроении. Нехорошо огорчать богиню.

А я и правда верила, что он сбежал, и порадовалась за него. Было бы невыносимо думать, что такое ужасное чудесное существо погибло. Пусть живёт — где-нибудь там, и будет счастлив. А что не действовавшее на меня, но имевшееся заклятие на крови исчезло, а исчезнуть должно было только со смертью Ганконера — об этом я в тот момент почему-то не думала.

за корень на краю обрыва

успел схватиться и вишу,

а рядом кустик земляники

и восемь ягодок на нем

© nadjavandelft

«… И сия пучина поглотила их в один момент. В общем, все умерли» ©

За завтраком я была невоздержанна и налегала на травник, отчего теперь постоянно хотелось в кустики. Вздыхая о своей жадности во всех смыслах — ну, что стоило либо травником не надуваться, либо отказаться от прогулки, предложенной Мортфлейс! Но: «Ах, только начало июня, а на южных полянках начала поспевать земляника!», «Ах, купальницы в этом году цветут особенно прекрасно!» — и я радостно согласилась на землянику, на купальницы и на прочее веселье. Еле конца урока дождалась. Трандуил, весь в королевских заботах, только поухмылялся покровительственно, и было видно, что рад он и моему веселью и, отдельно, невинности интересующих развлечений.

Выяснив, что полянки находятся в сердце пущи и людей там встретить совершенно невозможно, порадовалась. Нет, нападения я больше не опасалась, но возник нюанс — недавно купцы привезли товары, и королевский эконом не был уверен, что полностью понимает желания человеческой женщины. Я была звана посмотреть, вдруг что-то понравится, и из любопытства пошла. Так на товары толком и глядеть не стала, неприятно поражённая реакцией людей на себя — боялись глаза поднять, не то, что слово сказать. Впечатлились расправой над браконьерами. Умеет эльфийский король эффектно запугивать. Хотя, казалось бы, купцы — им торговля и налаживание отношений важнее всего, они дерзкими и пронырливыми должны быть. Однако не порывались добрые люди мне продать что-нить или сплетни посплетничать — смотрели с ужасом, как будто я сама этих несчастных съела. Аж неудобно стало. Лучше с людьми и не встречаться вовсе.

Возвращаясь в очередной раз из кустов, с недоумением осмотрелась, не увидя Мортфлейс там, где оставляла её. Прошлась по земляничной полянке, и, добредя до огромного дуба, остановилась под ним, оглядываясь.

И была притиснута к его стволу ссыпавшимся из кроны Леголасом. В первую секунду только и могла, что, купаясь в родном запахе, шептать, что скучала, что ждала, что не знала, как жить без него, но как-то жила. Немного придя в себя, смущённо и испуганно пробормотала, что не одна здесь, и что нам нельзя, и упёрлась руками в его грудь.

— Твоя дуэнья спит. Я задействовал амулет, иначе бы она напала на меня, а я не хотел ей навредить.

— Есть и другая охрана.

— Знаю. Но эти не посмеют напасть на принца и даже не покажутся. Отцу доложат, но и только, — Леголас остановился, но продолжал прижимать к дереву.

Я молчала. Что тут скажешь или спросишь? Почему он тут, а не в Линдоне? Глупый вопрос, и так понятно всё. Что нельзя делать то, что он делает? А то он не знает! Что Трандуил будет в гневе и я боюсь за принца?

— Уходи. Оставь меня.

— Я бы оставил, если б мог. Пытался. Но как представлю ждущие меня годы мучительного и напрасного желания! Если бы я мог забыть! Я не в силах смирить себя, зная, что мы оба этого хотим.

— Да, и я хочу, чтобы ты был жив и здоров, а чувства пройдут со временем.

— Нет. Слишком мучительно. Не хочу так.

— Чего же ты хочешь?

— Тебя. И взаимности. Я устал от холода и безнадёжности, согрей меня хоть на миг. Позволь ещё раз опьяниться твоим телом, а там будь, что будет.

Он не пытался прижать к себе, но и не давал отодвинуть. И так нежно просил, что я сдалась и перестала отталкивать.

Я всего лишь женщина, а он светлый князь, я не могу устоять. Горько всхлипывая, что не вынесу, если стану причиной его гибели, отпустила руки и потянулась к острому ушку, и на этом все осмысленные речи кончились. Мой жар возбуждения и в сравнение не шёл с полыхавшим в нём. Сначала эльф сдерживался и, отчётливо стесняясь своего голода, старался быть медленным, но первый же поцелуй лишил его самообладания, и я почувствовала, как горячие трясущиеся руки задирают подол, как он рвёт у себя на поясе какие-то завязки — и тут же, подхватив под ягодицы и прижав к дереву, с криком входит целиком и замирает, окаменев от наслаждения, не в силах двинуться или издать звук перемкнутым горлом. Постояв так, он наконец смог вдохнуть и виновато шепнул:

— Я кончу, как мальчишка, через несколько фрикций.

Совершил несколько тяжёлых сильных толчков, и я почувствовала, как его семя тугой струйкой ударило меня внутри, а он с животными беспомощными стонами старался загнать его ещё глубже. Потом стоял, закрыв глаза и прижавшись всем телом, и чувствовалось, что он плывёт просто от близости.

— Это будет долго, столько, сколько захочется. Я так отвык от женского тепла, от того, что у тебя там горячо, — его шёпот обжигал ухо; только что кончивший член почему-то не падал, наоборот становился больше и жёстче, — какое это наслаждение — ебать любимую, которая хочет.

Он не переходил на квенья, и уши только что в трубочку не сворачивались от того, что он говорил, и это сводило с ума.

Я теряла себя, он же, утолив первый голод, стал нетороплив и нежен, но был всё так же настойчив. И я позволяла всё — он валял меня по этой полянке, как хотел, и мысли, что охрана наверняка всё видит, ужасали, но где-то на краю сознания, захлёстываемого счастьем от обладания телом возлюбленного.

Золотистые сумерки спускались на поляну. Лежала на смятой траве и не могла двинуться. Смотрела в синие глаза принца, лежащего рядом, и как на фоне вечереющего неба ветерок шевелит травинки, и на кустик земляники, прячущийся в этой траве, безмятежно покачивающейся между нами. Что делать, как быть дальше? Могла только вспомнить дзэнский коан:

«Однажды один человек встретил в поле тигра. Он побежал, тигр — за ним. Добежав до края обрыва, человек прыгнул вниз и, зацепившись за виноградную лозу, повис. Подняв голову, он увидел преследовавшего его тигра, который смотрел на него, обнюхивая лозу, на которой человек висел. Посмотрев вниз, он тоже увидел тигра, который поджидал, когда человек упадет. Тут появились две мыши, черная и белая, которые начали грызть корни лозы. Так человек висел, глядя то вверх, то вниз, то на мышей и дрожа от страха за свою жизнь. Вдруг он увидел рядом с собой сочную, спелую землянику. Держась одной рукой за лозу, он протянул другую к землянике, сорвал ягоду и съел. Ах, как она была вкусна!»

Учителя дзэн-буддизма видели в этом коане аллегорию жизни и смерти. Когда смерть и ужас подстерегают со всех сторон, надо понимать, что это норма — и есть землянику. Тигр настигнет в любом случае, но от земляники радость ты получил. Да, земляника прекрасна. Господи, как больно и страшно, и как хорошо! Что делать?