Но я-то не первый день в Арде! Понятно, что очень понравились Силакуи эти «пятьсот смарагдов, зелёных, как трава…» — и ведь откуда-то, из какой то хроники она мне это цитировала, да с выражением. Не сдержала эмоции — и сейчас этим недовольна, постаралась закрыться. Да, вот и нашёлся для неё подарочек… Задумчиво потянула к себе шкатулку, в уме подбирая слова, с которыми достойно будет подарить эльфийке раритет.

Вдохнула, открыла рот — и напоролась взглядом на выставленные в отрицающем жесте ладони:

— Нет.

Удивилась. Что такого? Кому, как не ослепительной красавице с шеей, белой и высокой, как башня Давидова, носить этот изумрудный водопад? Вздохнула, огорчаясь — я не сильна навялить что бы то ни было. Плохой из меня даритель и гостеприимец. В старопрежние времена в Сибири, например, в гостях было не принято садиться за стол до третьего приглашения — а до того полагалось отнекиваться. И далее тороватый хозяин не должен был теряться — гостя следовало употчевать, чтоб он света белого не взвидел. И хозяин навяливал того и сего, а гость скромничал и отказывался; всё по сибирскому этикету. А ежли хозяин предлагал недостаточно бодро и гости уходили не объевшимися и обпившимися (упоить желательно было до драки, а потом связать дорогих гостей и с гармонями на санях домчать до дома: это уж совсем с полным уваженьицем), то хозяина могли ославить и обсмеять на все окрестности. Мда, бывали люди в наше время… Нет, не умею.

— Богиня, я хотела попросить о другом.

Всё-таки хорошо в Силакуи то, что она, подобно многим и многим эльфам, не плетёт словесные кружева до бесконечности, и иногда бывает очень лаконична.

Лаконичная Силакуи, про которую я только что так хорошо подумала, вдруг умолкла, запнувшись. Напустив на лицо ледяную бесстрастность (сколько я узнала эльфов, это скрывало волнение), всё-таки начала выплетать узоры, осыпая комплиментами и восхваляя до небес, и было видно, что ей нервенно. Удивилась и собралась — такое поведение для эльфийки было ну совершенно нехарактерным. Не мешала, слушала внимательно, ловя себя на том, что бессознательно копирую Трандуила — улыбкой, поворотом головы, лёгким поклоном в сторону говорящего: владыка вёл себя так, когда выслушивал просьбу, которую собирался выполнить. Силакуи, кажется, потихоньку приближалась к сути:

— Богиня, ты познала материнство, его радость и его боль — ты поймёшь меня. Я осознаю дерзость и святотатство своей… — она помолчала, но всё-таки продолжила, — мольбы. Прошу, возьми мою жизнь, но будь благосклонна!

Не выдержала и бухнула почти гневно, не дослушав:

— Зачем мне ваша жизнь? Я всё сделаю просто так! И лучше бы вы остались с моим сыном и помогли ему вырасти больше эльфом, чем орком! — в последнее время меня пугали бодрые обещания Згарха сделать из принца настоящего урук-хая — и его благостная, железобетонная уверенность, что получится.

По осветившемуся очень нездоровой радостью лицу эльфийки поняла, что меня поймали на слове, и что сказанное воспринимается нерушимой сделкой. А чего от меня хотят, я по-прежнему не знаю. Язык прикусила, но поздно. Не исключено, что я влезла в бутылку и закупорила её.

Постояла, нервно сглатывая, но, по некотором раздумьи, решила, что чего бы ни хотела госпожа Силакуи, я за то, что она пробудет с принцем хотя бы до совершеннолетия и будет его воспитывать, что угодно пообещаю.

— Не бойся, богиня, ничего ужасного, — Силакуи, как всегда, читала мысли.

Я посмотрела на неё с любопытством, но она не спешила говорить, задумчиво, с ленцой пропуская сквозь пальцы алмазную нить. Сверкание камней привлекло внимание, я бездумно повела по ним взглядом — и очнулась через несколько часов.

Решила, что это обычный мой приступ. А про обещание и сделку как-то и не вспомнила. Как будто что-то мешало думать об этом. И я не думала — было много других дум.

Времени осталось так мало — и я пыталась каждый день проживать как можно медленнее. Ничего не выходило — наступал сентябрь, и дни промелькивали, как осыпающиеся сентябрьские листья.

Герцогиня Конгсей благополучно родила девочку. Наследницу. Згарх, которого старательно поздравляли с такой удачей, вслух дипломатично радовался, но на принца косился с плохо скрываемой завистью и с удвоенным рвением обещал сделать его урук-хаем высочайшего класса. Я воспринимала обещания спокойно — посмотрим, как у него это выйдет с Силакуи в качестве наставницы принца… это не считая прочих эльфийских педагогов по надобности. Эльфом станет!

Иногда вчуже с насмешкой думалось, насколько крупную свинью я подложила Арде, родив наследника Тёмному. И каким он будет, мой сын.

Жестоко, до злых слёз, завидовала Халаннар, которая сможет быть рядом со своим ребёнком — и с моим. Она уже кормила обоих — а я всё меньше давала грудь: молоко должно было уходить постепенно, и постепенно же младенец должен был привыкать к кормилице и её молоку.

Ждала от Ганконера всяких осложнений, памятуя его угрозы и обещания выудить мой дух из мира иного, если я умру — но ошиблась, и стыдилась себя из-за того, что думала о нём хуже, чем он был.

Владыка очень спокойно объяснил, что да, дух можно вернуть. Если он есть. А мой дух порывался не уйти, а угаснуть, и никаким другим телом тут нельзя было помочь.

Была поражена его стойкостью и силой духа. Знала, что он силён — но чтобы настолько…

Он был покоен и светел, как никогда; обращался со мной, как с хрустальной вазой; смотрел с невыразимой нежностью; и только иногда, на самом дне его прекрасных глаз, я видела беду. Но он улыбался — я улыбалась в ответ, и время летело.

Я медленное существо, не умеющее и не желающее торопиться, и совсем не соответствую течению времени. Не в силах уследить за ним — как не в силах уследить за сражающимися эльфами. Только остановишься подышать и посмотреть на облака — а уже что-то случилось-поменялось-произошло, и от тебя требовалась/требуется реакция. Раздражает. Мне неприятно было выяснить вещи, которые никто не скрывал, но я не догадывалась спросить. В частности, Ганконер не мог появляться в мире, отгороженном сухой грозой — обойти её можно было, но на этой территории Ганконера тут же спалило бы молнией. Гнев Трандуила был настроен на Темнейшего в первую очередь. И сделать с грозой было ничего нельзя, даже и Трандуилу. Даже если бы он хотел. Всё должно было рассосаться само. Лет за пятьсот, что для вечных эльфов не срок, да… Но долго для невечной меня.

Для меня из этого следовало всякое неприятное: Ганконер не мог доставить меня в Эрин Ласгален прямо к обряду, который мог быть проведён только в день Середины Лета. Нужно было выехать заранее, и сопровождать он меня, понятное дело, тоже не мог. Но это уже было не так обидно. Я бы предпочла как можно дольше оставаться с ребёнком, а к обряду успеть только-только. Тащить за собой Ганконера с Ллионтуилом неизвестно в какие опасные места ну совершенно не хотелось, даже при всей силе Тёмного. Мало ли что, мало ли кто… Пусть мой сын, пока маленький, остаётся в Гнезде. Тут безопаснее, по орочьим пустошам (а за грозовой завесой осталось предостаточно орков, и на них власть Темнейшего, естественно, не распространялась, они были совсем дикими) и гиблым болотам я лучше буду шляться одна. В смысле, конечно, с эльфийской охраной, уже едущей сюда из лагеря в Дагорладской степи. За невозможностью отправиться в Эрин Ласгален быстро (имелись способы, но очень опасные, подвергать меня риску никто не хотел) было проще путешествовать традиционным способом. О долгой поездке по опасным местам холодной зимой думалось безо всякой радости. Я б радовалась возможности увидеть аранена, да больше горевала о расставании с ребёнком. Такие дела.