Так, лучше больше ничего не говорить. И уйти. Плохо только, что ноги ходить не хотят, как отнялись.

Знала одного ротвейлера, который очень не любил мыться. Его нужно было нести в ванну вдвоём, а он ещё цеплялся когтями за косяки.

Я бы не пошла смотреть на этот поединок, им пришлось бы волочь меня, а я бы теряла лицо, и, цепляясь за косяки, плакала, умоляла и вела себя некрасиво. Впечатлила бы эльфов, у которых всё красивенько) Может, они бы тогда побрезговали дракой за такое малодушное существо?

— Нет. Богиня вне этики. Просто устроили бы это здесь, и ходить бы никуда не пришлось, — и тут он меня приобнял, с сочувствием так, — я хочу погреться, составишь мне компанию?

Облегчённо кивнула. Хотелось погреться и забыться. Стресс снять.

— Я заставлю тебя забыть обо всём, — ласково, с хрипотцой.

И, обернувшись к Ардариэлю, владыка попросил того через час подать расслабляющий травник к нему в спальню.

Ардариэль кивнул и слегка поклонился. Молча. Вот и этот… только сейчас представила, каково ему варить зелье, зная, зачем. Трандуил, конечно, бестактен, но с другой стороны, что ему делать? Он здесь живёт. И королевствует. Вот б…дская деревня!

— Истинно так, богиня! — в синих глазах запрыгали смешливые огоньки.

Встал и подал руку, помогая подняться. Так, ноги вроде ходят всё-таки. Но не очень.

Король извинился, что покидает собрание, и я уже дёрнулась к выходу, но он, удерживая за локоть, ещё какое-то время постоял и подождал. Молча.

Я поняла, чего он ждёт, и хлопнулась в обморок.

Очнулась в своей кровати от ледяного свистящего шёпота:

— Ты говорил, что он здоров! Я почти поверил и решил посмотреть… Физически — да. Сила из него так и хлещет. Но душевно… этот болезный меня чуть на поединок не вызвал — зная, что дёрнуться не успеет, испепелю! И, если бы богиня не упала, вызвал бы! К морготовой матери, пусть сейчас же катится в Линдон и сидит там! Охолонёт… и жив останется. Объяви ему свою отцовскую и мою королевскую волю. И чтобы завтра духу его в Эрин Ласгалене не было. Убивать не хочу, чтобы не лишиться благоволения Блодьювидд, она пристрастна к «соловушке». Но уже начинаю об этом мечтать, — голос стал обманчиво мягким, — всё, иди выполняй. Дай двух сопровождающих, и пусть секретарь напишет письмо Уллану, что у него появится ещё один подопечный.

Уй, вот только днём удивлялась, насколько людишки впечатлительны, а и сама туда же. Всегда была такой здоровенькой, ни разу в жизни чувств не лишалась, и даже не совсем понимала, как это бывает. Легко — просто нарастающая слабость, ноги становятся совсем ватными. Чувствуешь, что всё окружающее как будто смазывается, ноги подламываются, и мягко падаешь. Испытываешь чувство вины за проявленную слабость, но при этом с облегчением покидаешь явь. Как-то так) Ничего слишком ужасного. А как кстати пришлось! Интересно, если насобачиться падать в обморок, можно ли будет этим пользоваться для разрешения подобных ситуаций? Вряд ли больше одного раза прокатит… небось, приведут в чувство, утешат и продолжат, сколько я успела алиенов клятых узнать. Или перенесут на другой день. Да, пусть уже соловья спровадят подалее.

— Прости, богиня. Я не знал, что всё так плохо, иначе не позвал бы его.

Всё-таки Ганконер интересная личность. Легко нарушающая любые сценарии. Всегда от него можно нежданчик получить.

Владыка задумчиво покивал головой:

— Да, непредсказуем, и становится всё сильнее. Это будет величайший из шаманов, если сам себя не доведёт до беды из-за вспыхнувшего чувства.

И, с недовольством:

— Ардариэлю пришлось варить другое зелье. Выпей, — и протянул кубок.

Да уж, предыдущее сейчас ни к чему было бы. Голова кружится, ноги по-прежнему отнимаются, и руки трясутся, мелкой такой, отвратительной дрожью, и в животе как будто кусок льда. В кубке что-то горячее, приторно-сладкое, с сильным лекарственным запахом. Выпила и зябко закуталась в одеяло:

— Я хочу тепла. Живого.

— Не смею отказать. Подожди немного, мне помогут снять корону.

Что ж у него при этом такая улыбочка, с оттенком муки, и на дне глаз паника? Как будто не пообниматься зазывают, а чёрт-те что делать собираются. Наверное, не так легко переживать объятия без… гм… продолжения.

Глядела, как куафер с камердинером почтительно выпутывают и выплетают корону из волос Трандуила, как расчёсывают этот белый шёлк, и тряслась всё сильнее.

Дождавшись, пока приведут в порядок волосы, изронил:

— Дальше сам, — и закрыл за ними дверь.

Взялся за застёжки:

— Не переживай, Блодьювидд, всё наладится. Переволновалась, сахар в крови упал. Сейчас тебе станет лучше.

Посмотрела с благодарностью. Всё-таки хорошо, когда лечат и носятся с тобой, а не так, как с бургомистром — Трандуил холодно попрощался с людьми, и ничьё здоровье и уровень сахара в крови его не волновали, да…

Подозреваю, что звук эльфийской флейты они в кошмарных снах слышать будут и только со всякими ужасами ассоциировать. Я же так и не ощутила Ганконера настолько ужасным, насколько его пытались показать. Умом понимаю, что неправа, но умом ли я живу?) Как там: «Нет ума — живи чувствами. Нет чувств — живи, как все». Живём тем, что есть.

Для меня его флейта была другой. Если бы под эти звуки меня чудовищу скармливали, может, всё иначе было бы. Но мне он жизнь спас. Раза так три-четыре. Цветочки среди зимы цвести заставлял, ежевикой кормил и страшные сказки рассказывал. Надеюсь, он уедет без эксцессов. Иначе у меня сахар в крови упадёт до невозможности.

законы писаны ворами

от них легко уйти дворами

© Санчесъ

Продрав глаза, поняла, что светло. По ощущению, часов девять. Исполнилась тепла и благости относительно короля, очевидно, не велевшего будить. Но таки завтрак я пропустила. Помнится, их величество говорили, что для меня персонально накроют, было бы желание. Кушать хочется, так что сейчас проверим. Не испытав ровно никакого желания подбирать платье, кое-как причесалась, закуталась в тёмную хламиду и босыми ногами пошаркала в трапезную.

Дворец тих и пустынен. Никого по дороге не встретила, если не считать скульптурно неподвижной стражи — ещё бы, в девять-то утра все по делам расползлись. Тихонечко открыла дверь и сунула нос в пиршественную залу. О, живые всё-таки есть: король в неурочный час сидит за столом и беседует с кем-то в длиннополом белом одеянии и с длинной белой же гривой. Близоруко прищурившись, рассмотрела прислонённый к креслу рядом с ним посох и висящую на спинке оного белую шляпу.

Во дворце, стало быть, гость. Неудобно незваной вклиниваться в их общество, пойду-ка я отсюда.

Только собралась тихонько закрыть дверь, как гость обернулся и уставился на меня и сквозь меня. Опасливо застыв, несколько секунд чувствовала, что как будто рентгеном просвечивают, а потом ощущение сменилось волной необыкновенной теплоты, участия и восхищения. И тут я узнала эти лучащиеся добротой лукавые морщины. Подавив в себе желание с криком: «Здравствуй, дедушка Гэндальф!» кинуться к нему на шею, стояла и смотрела. Неизвестно ведь, зачем он здесь, что знает обо мне и как относится. Не факт, что хорошо.

Дедушка же Гэндальф себя никаким рефлексированием не утруждал. Подскочив со стула, как молоденький, поклонившись, развёл руки и благостно, с умилением, чуть ли не сюсюкая, вопросил:

— А кто это к нам пришёл?

Тут же вспомнила анекдотик про маленького, хорошенького малыша, приведённого в кабинет к прокурору, и, когда тот так же умилённо спросил, кто это к нему пришёл, получил мрачный ответ: «Кто-кто… кто бабушку убил!»

Трандуил захохотал. Гэндальф нет. Видно, мысли не читает. Поулыбалась, поздоровалась и подошла поближе. Вопросительно посмотрела на короля. Тот, перестав смеяться, сквозь зубы процедил: