И да, за четыре тысячи лет этот эльф кое-чему научился. После первого торопливого соития, во время которого я хоть что-то соображала, голова не включалась до позднего утра — разве что, когда светать начало, я попыталась прийти в себя и хотя бы собрать слова в какую-то фразу, но получалось только стонать, стискивая зубы. Он понимающе шепнул:

— Нет-нет, ещё рано… не переживай, нас не побеспокоят.

Оргазмы накрывали неожиданно, наслаивались друг на друга. Я обычно предпочитала процесс, а не его завершение, и зачастую хотела продолжать подольше, а иногда бывало просто трудно кончить от чрезмерного возбуждения — сейчас же это случалось легко, и я раз за разом сжимала его в себе. Потеряла всякий контроль над языком. Помню, смотрела комедию. Там в суде слушали аудиозапись, в которой дама кричала, что ей очень хорошо. Запись была доказательством измены, и адвокат, прослушав часть, поспешил спросить — а с чего суд решил, что дама не во время супружеского секса стонет? И тут же привял: дама как раз закричала, что муж так не умеет. Мне казалось, что в жизни такой вульгарности быть не может, и уж тем более на себя это не примеряла.

Зря зарекалась. Я от чистого сердца, веря сама себе, рассказала, что мне никогда ни с кем не было так хорошо, что ни один мужчина не сравнится с ним, и что у него идеальный член, у эльфа должен быть именно такой; идеального размера, очень красивый, сладкий, что я его не боюсь и что с ума схожу, когда он внутри.

Плохо, что я всё запомнила, и этот момент тоже. Поэтому, когда поздним утром мы таки встали, я понимала причину легчайшей издевательской самодовольной улыбочки на лице Лисефиэля. Костёр на поляне ещё горел, нас ждал и травник, и сухари. Я набросилась на еду, стесняясь собственной жадности. Эльф был сдержан, от еды отказался и принял только коряной стаканчик с горячим питьём, но и пил мало. Смотрел с нежностью — и молчал.

Я пила второй стакан и не знала, что делать дальше, когда на поляну выехал Трандуил со свитой. Окружающие подскочили, начали кланяться. Я тоже встала. В присутствии владыки как-то плохо сиделось. Он милостиво покивал тем и этим царственной своей головой. Ему бодро поднесли стакан и сухарик. Сухарик он отверг, из стакана задумчиво, не торопясь, прихлёбывал. Глядел на меня. Очень так внимательно глядел. Я молча смотрела в ответ, видя, что глаза его становятся всё более восхищёнными, сияющими, кошачьими. Он помолчал, счастливо вздыхая, и, перенеся внимание на Лисефиэля, выдал длинную, исполненную восхищения тираду на квенья. Что-то о том, что такой красоты он не видал никогда; только тоньше, умнее и душевнее. Лисефиэль почтительно поклонился, убрав с лица сомнительную улыбочку.

Я, когда поняла, что оба не стали есть и много пить, чтобы не отяжелять себя перед поединком, было совсем отчаялась, но тут воспряла духом. Может, обойдётся? Он же сам ему приказал, а меня почти лишил выбора! Это же казнь, а не поединок…

Владыка откровенно так любовался на меня и молчал. Весь в льдисто-голубом, на фоне сияющего от солнца снега, холодный и неподвижный, как снежная королева, и такой же невыносимо прекрасный.

Повздыхал и снова заговорил на квенья — насколько я поняла, эру Лисефиэля осыпали благами, специфическими эльфийскими. Было сказано, что дочь его возглавит хоровод на весеннем балу, и что для сына король сам высватает какую-то там слишком родовитую эллет, которую раньше не отдавали. И что-то ещё, я не слишком хорошо поняла. Но обрадовалась, что всё не так ужасно, как я думала. Мне полегчало от такого вот… э… лекарства. Король доволен и не гневается вовсе. Всё как-нибудь утрясётся. Испытала прилив жавороночного веселья от облегчения и заозиралась, ища глазами своего оленя, мня, что мы сейчас выедем. Оленя не увидела, а увидела, как на другом конце поляны что-то делает Рутрир. Приехав, он очень мрачно на нас глянул и исчез, а я об этом и не думала, напряжённо ожидая встречи короля с Лисефиэлем.

Шаман ворожил, и от мановения его посоха снег моментально растекался, оголяя рыжеватую лесную землю, на которой тут же проклёвывались и распускались ярко-жёлтые цветочки. Сверху уже празднично толклись мухи и бабочки.

Сердце гулко застучало в ушах и стоять стало трудно. Захотелось присесть, но я и двинуться не могла, глядя, как Лисефиэль достаёт какой-то деревянный свисток. Он свистнул, но звука не было. Ну, или это был звук не для человеческих ушей, потому что тут же прибежала рыжая лошадка Лисефиэля. Он погладил её, дал корочку и подвёл к стоящему неподалёку эльфу:

— Салмаах твоя, Норлинрэль, — тот в глубоком молчании очень почтительно принял повод и поклонился.

Лисефиэль повернулся к королю — тот, тоже кланяясь, указал на весёлую жёлтенькую полянку и мягким, исполненным глубочайшего уважения голосом произнёс:

— Прошу, эру Лисефиэль.

настанет день и я признаю

что ты красивее чем смерть

и ты тогда все эти бусы

что я дарил тебе порви

© supposedly-me

Живот скрутило, в голове с сухим шуршанием пересыпался стеклянный песок. По подбородку потекла тёплая струйка, и я поняла, что сильно прокусила губу.

На лице короля мелькнула тень беспокойства. Нет, он не сказал ни слова, но сверкнул глазами, и мне тут же поднесли стаканчик с травником, отчётливо пованивающим местным аналогом валерианы.

О как. Значит, готово было. На всякий случай. Поджав губы, опустила голову, вглядываясь в стаканчик, как будто там на дне было решение всех проблем.

— Выпей, будет легче, — сильные пальцы Лисефиэля приподняли подбородок, глаза улыбнулись так, как будто ничего страшного не происходило.

Понятно. Вопить, упрашивать и хватать за руки смысла нет. Все всё, кроме меня, знали, да и мне открытым текстом про последствия было сказано, просто я поверить не могла.

Трясущимися руками пыталась не уронить стаканчик, пока Лисефиэль снимал с себя ожерелье. Почти необработанные изумруды — та же зелёная муть, что и в его глазах. Надел на мою шею, и они были теплы его теплом.

На этом дела земные он счёл завершёнными — вышел на полянку и встал прекрасным эльфийским столбом. Ах, эта гордая посадка головы, эти развёрнутые плечи, эта осанка… всё у эльфов красивенько. Он, значит, сейчас гордо уйдёт, а я останусь. С бусиками.

Трандуил не менее красивенько вышел напротив:

— Эру Лисефиэль, достаньте меч и защищайтесь, — и сам достал меч и отбросил в сторону ножны.

Лисефиэль посмотрел с новым интересом:

— Благодарю, владыка, — и потянул меч из ножен.

Он что, ждал, что ему так голову снесут, без поединка⁈

А, хотя да, ждать он мог, что его испепелят в одно мгновение… видела я такое уже.

Что ж, тут, значит, Трандуил со всем уважением решил подойти.

Я стояла, смотрела и думала, что ничего не могу сделать, но и жить с этим тоже не смогу. И быстренько, пока Рутриру не дали отмашку к началу поединка, переступила — из снега на тёплую мокрую землю.

Ох, как они посмотрели! С терпеливым укором и при этом сохраняя достоинство и отстранённость. Спиной почувствовала движение и быстро обернулась: совсем близко уже стояли двое. Похоже, ждали только приказа Трандуила, чтобы аккуратно взять под локотки и отвести назад. Тот медлил, глядя на меня и копаясь в моих мыслях. Но это был дохлый номер, потому что с мыслями было туго. Чистая импровизация. Я сама себя худо понимала, просто пыталась потянуть время.

Лисефиэль, сделав брови домиком, мягко попросил:

— Богиня, не унижай меня попытками отменить неизбежное. Ты подарила мне счастье — и подари последнюю милость: проводи с улыбкой.

Зло вспыхнула:

— Я вне этики!

Он ещё мягче заметил: