Вспомнила чудовищных дубоподобных мужиков, действительно кланявшихся королю в тот день, когда он принимал толпы лесных обитателей. Беорнинги правда больше напоминали медведей, чем людей, и шубы их страшенные меховые — я вот не поняла даже тогда, шерсть это или всё-таки одежда.

Все пили не торопясь, я же, обжигаясь и сёрбая, выхлебала сразу и устыдилась только после того, как король забрал мою чашку и отдал мне свою, почти полную:

— Ешь, valie, я не голоден сейчас, — посмотрел с почти болезненной нежностью и пресёк возражения: — Стряпня шаманская мне вовсе не нравится, а счастлив я и так. Попробовав же, я точно понял, что хвост у тебя не вырастет, — и со злой улыбочкой кивнул по-прежнему очень спокойному Глоренлину.

А… Доверяй, но проверяй? Ну да, если учесть опыт с Рутриром…

— Да, valie, если обладаешь величайшим сокровищем Арды, верить никому нельзя.

Понятно. И до того никому не верил, а уж после случая с Рутриром и на́ воду дует. Ну и хорошо, ну и славно.

Глаза начали слипаться. Сидела, задрёмывая, эльфы тихонько говорили о завтрашнем пути, иногда к костру подходили разведчики — шла размеренная такая жизнь походного лагеря. Леголас, весь вечер молчавший с отсутствующим видом и ухаживающий за луком, вдруг перехватил его в боевую позицию, и, даже не привстав, выпустил стрелу куда-то во тьму.

Тьма заревела вдалеке.

Подозреваю, что это ревущее тут же превратилось в подушечку для иголок — на стрелы эльфы не поскупились, я слышала шорох рассекаемого ими воздуха, но Трандуил ещё и молнию грохнул — она на мгновение осветила окружающее синевой, впрочем, ничего не высветив.

Взбодрилась, перехотев спать, и удивилась, когда Трандуил мирно подставил кружку уже под травник, и, пока Глоренлин разливал, спокойно пояснил:

— Беорнинг. Молодой, да? И подкрался-то как близко! Молодец, Трандуилион!

Леголас поклонился:

— Весь вечер чувствовал… что-то. Слежку, интерес… неспокойно было. Рад, что это всего лишь оборотень оказался.

— Больше ничего не чувствуешь?

— Нет, ада. Он ушёл.

Трандуил вздохнул:

— Пуганули дурака, больше, думаю, не подойдёт… они любопытные, когда молоденькие, старый бы не на своей территории не стал подходить к эльфийской ночёвке. Хорошо, что сдержал руку и не убил.

Не выдержала:

— А стрелы?

— Что Беорнингу стрелы, valie! Мелочь… а сжечь мог бы.

Через два дня путешествия по гористым пустошам (болото подпирало горы, и, пока оно не замёрзло, путешествовать по нему было сложно) мы спустились на равнину и пересекли широкую, мощённую камнем дорогу. Мне было сказано, что это Великий Восточный тракт, Мен-И-Наигрим, но мы по нему не поедем.

Пересекли и поехали дальше по бездорожью, продвигаясь вдоль гор. Да, Трандуил встречаться ни с кем не желал.

Тем удивительнее было, что посланный вперёд разъезд вернулся в компании старика и пони. Старик был таких размеров, что пони рядом казался собакой. Я сначала удивилась, зачем деду маленькая лошадь, на которой тот не может поехать, но потом поняла, что для перевозки груза — корзины, навьюченные по бокам пони скрипели от тяжести.

Трандуил выехал вперёд. Спешиваться не торопился, и я из-за его спины видела только кусочек корзины, из которой торчал здоровенный рыбий хвост. Кажется, копчёный. Принюхалась в мокром воздухе — да. Вздохнула. Эльфы рыбу не ловили и едой совершенно не ощущали. Варево Глоренлина поднадоело за эти дни, и на хвост я смотрела с вожделением. Но потом и его видеть перестала — аранен оттёр меня поглубже, сам подъехав к отцу и встав за его плечом.

Оглянулась — эльфы почти неуловимо, быстро перегруппировывались, и я уже была в самом центре, рядом с Глоренлином.

Они опасаются старца? Он, конечно, огромный, но не похоже, чтобы воином был… горбился и пришаркивал вполне ощутимо…

Шепнула Глоренлину:

— Мы что, опасаемся дедушки?

Тот как-то бледно усмехнулся:

— Это Беорнинг, глава всего рода.

Внезапно обуял интерес зоологического толка:

— А если они медведи наполовину, то почему в спячку не ложатся? Или рано ещё?

Обычно бескровное лицо Глоренлина неожиданно пошло красными пятнами, и весь он как-то надулся. Удивилась, поняв, что от сдерживаемого смеха. В голосе же его не было ни смешинки, когда он сдержанно произнёс:

— Не шепчи, прекрасная, он всё равно слышит, что ты говоришь.

Установилось молчание, только пофыркивали и били копытами лошади эльфов. Пони, хоть и маленький, был громче всех: вздыхал тяжко и боками поводил, отчего корзины скрипели.

— О великий король, приветствую тебя, — я не видела, но слышала, как старец поклонился. Потому что вздыхал и скрипел он не хуже своего пони.

Великий король склонил голову, показывая, что слушает. У меня эти хрипы вызывали дикое желание соскочить с оленя и, взяв старика под руки, заставить присесть, а не стоять и кланяться. Трандуил, похоже, ничего подобного не испытывал.

Старик, меж тем, с синдарина перешёл на вестрон, всеобщий. Видно, на синдарине мог только поздороваться, а вестрон знал получше. Я его знала похуже и из речей поняла, что дедушка (звали его Бёдвард Беорнинг, и он действительно был главой всего рода) догонял нас два дня и две ночи, торопился. А причина спешки была в том, что несколько ночей назад внук его, Бьярки Беорнинг, молодой и потому глупый, немного наследил на стоянке эльфов. И дед хотел, во-первых, поблагодарить Трандуила за то, что медвежонка не убили, и благодарность его приняла форму вещественную — он указывал на корзины, а во-вторых, узнать, не держит ли зла Король-Олень.

В какой-то момент мне показалось, что немощь старца наиграна — уж очень пространно и выразительно он рассуждал о родственных чувствах и о невинном любопытстве юного Беорнинга, который просто хотел посмотреть на Цветочную Королеву. Если бы Бёдвард знал, он бы настрого запретил, зная, как это опасно и как напряжена охрана, сопровождающая…

В этом месте Трандуил перебил вкрадчивым:

— И что, посмотрел?

— Я не спрашивал о том, великий король, но внук, когда я уходил, лежал в горячке…

— В горячке? Отчего же? Стрелы не были отравлены, магию никто не применял. Или?

До того весьма бодро говоривший Беорнинг вдруг горестно закряхтел, что он больше медведь, чем человек, и не всегда может правильно объясниться. И вообще слова ему сложны. И он предпочитает выразить свои добрые намерения с помощью доброй еды. Примет ли Король-Олень извинения в таком виде?

Король принимал и даже выразил желание помочь несчастному медвежонку. И, раз у уважаемого Беорнинга проблемы с вестроном, то он, Трандуил, будет выражаться как можно проще, без экивоков. Может, у медвежонка Бьярки наконечник стрелы в заднице застрял? Владыка добр и не желает зла народу оборотней (церемонный поклон, прочувствованная пауза), он пришлёт одного из своих шаманов. Тот вытащит стрелу и вылечит совершенно случайно пострадавшего Бьярки. И пусть мир и взаимопонимание…

Нет-нет! Бёдварду очень неудобно прерывать владыку и отказываться от помощи, но Бьярки уже наверняка здоров, не стоит трудить наверняка имеющего другие занятия шамана, пусть лучше в охране Цветочной Королевы будет. Ей наверняка понравится мёд из белого клевера, масло из молока коз, которые тоже белый клевер едят и вот особенно лосось холодного копчения. Бёдвард сам его поймал и сам закоптил. Дар от чистого сердца.

У меня слюни потекли. Пока представляла себе, как я бутербродик с лососиной сооружу этим вечером, разговор свернул в непонятные дебри.

Трандуил почему-то очень неприятным свистящим голосом выспрашивал, видел ли сам Бёдвард Королеву, то есть меня. Тот признался, что видел — в день, когда Король-Олень стал её избранным и праздновал. Имел честь поздравить владыку, но Королеву почти не разглядел, далеко было-то, а медведи — они ведь подслеповаты, а он уж и немолод…