От усыпления отказалась, разозлившись. Ворочалась, засыпая, и думала, что пущай советник погодит: как доеду до Лихолесья, так обязательно владыке наябедничаю, что кекс этот недостаточно хорошо меня вёз. Нудел и мешал радоваться жизни, которой у меня не так-то много и осталось.

На смех и на зло:

Здравому смыслу,

Ясному солнцу,

Белому снегу —

Я полюбила:

Мутную полночь,

Льстивую флейту,

Праздные мысли.

© М. Цветаева

И я скучала пять дней. Всё-таки чудесный администратор: эффективный такой. Я б на месте Трандуила никакие ябеды на него не принимала к сведению. Всё-то у него под контролем; и мы тихо-мирно, и при этом быстро продвигаемся. Имя зубодробительное, я не враз запомнила: Таллордир. Сам он со мной не общается почти, только по делу. И никому не даёт. Это печально не только в смысле скуки, но ведь и изучение языка не продвигается. Впрочем, если я правильно поняла, владыка даст мне знание языков. Наверное, с помощью магии. Это ж какой крутой колдун должен быть! Уровень — бог… Интересно и страшно посмотреть на такое чудовище. Ганконер уж на что ужасен, а не может, и мы говорим как получается, а получается через пень-колоду. Ну, да он молоденький ещё, какие его годы. Что-то с ним через пять тысяч лет будет. Если не пристукнут, конечно. Норов у него препаскудный, это даже я вижу, а ведь со мной он сама любезность.

Хотя, спрашивается, зачем мне знание языков, если всё равно убьют? Ну как зачем: чтобы стать более приличной жертвой. Вон, те же ацтеки жертв делили: рядовых так убивали, а особо ценных годами при королевском дворе держали — холили, лелеяли и языку обучали. Чтобы те могли достойно предстать перед богами и понимали, когда те к ним обратятся. Так что всё может быть, и эльфы пристрастны к образованности богини.

Я ценная жертва: вон, как трясутся. Таллордир кажинный день проверяет, как здоровье, и подлечивает. У меня вроде бы ничего не болит, но он что-то находит. Или для профилактики, не знаю. Он зануден и скучен, и стараешься побыстрее избавиться от его внимания, пока он какую-нибудь пакость не изобрёл и не лишил ещё чего-нибудь. Кормит хорошо: откуда-то берутся фрукты не по сезону, молоко, сыр, масло, хлеб.

Репка всем довольна, кругленькая стала и весёлая. С ней он видеться пока не препятствует, и по вечерам я проведываю лошадку. Доползу, проведаю, а там ужин и спать, причём даже не спрашивает уже, усыплять ли; просто это делает. А с утра — лембас, кипяточек, плащ-маска — и на оленя, и всё в темпе-в темпе-в темпе. И весь день молча ехать, глядя не на окружающий пейзаж, а больше на спины эльфов, закрывающих его: еду-то я в центре. Оно понятно, что в обществе орков и людей время проводилось не в пример хуже, но человек привыкает к лучшему, и мне приятно было бы не чувствовать себя настолько одинокой, как сейчас, и развлечься. Не нравится мне этот хороший администратор.

Этим вечером в сумерках не остановились — на горизонте виднелся лес. Какое-то время двигались в темноте и лагерем встали уже под его покровом. Эльфам, наверное, в лесу приятнее, чем в степи. Разбрелись все опять по отдельным костеркам, мерцающим то там, то сям — иногда довольно далеко друг от друга. Я с уже привычной скукой под конвоем близнецов посетила кусты и Репку; вернулась в палатку и мрачно погрызла в одиночестве того и сего, как мышь в погребе. Села, закутавшись в одеяло, и начала расчёсываться подаренной ещё Леголасом расчёской. Как-то она расстраивает меня своим видом. Выкинула бы, да причесаться нечем будет. Непрактично. Да и что ж мне теперь, всё с себя поснимать и выбросить? Я и одета-то в тряпки с его плеча. Они уж и постираны, а до сих пор иногда вдохну и вспомню. Нет, пусть будет. Не самые плохие воспоминания. Местами так совершенно сказочные.

Кстати, о памяти, забыла упомянуть: я мастер чайной церемонии, вполне себе профессиональный, и, научившись разбираться в чае и в кофе, развила хорошее обоняние. Возможно, слишком хорошее для человека. Во всяком случае, по запаху чая с лёгкостью могу сказать, в каких условиях и сколько он хранился; по запаху зерна отличу индонезийский кофе от кенийского и тому подобное. Запахи внятны мне. Иногда это хорошо, а иногда… Иногда это горечь.

Минут через пять подошёл Таллордир и почтительнейше выспросил про самочувствие. Не похоже, чтобы моя мрачность и холодность его напрягали — главное, ценная скотина здорова и всё идёт по плану. Уходя, вскинул руку, и я провалилась в сон. Но, кажется, даже во сне скучала и чувствовала внутреннюю пустоту, холод и безнадёжность.

Проснулась в ужасе, аж подбросило: неподалёку свистела гаер симпина. В панике хотела выскочить из палатки, но проснулась полностью и сдержалась. Замерла, прислушиваясь: какой бы ужасной симпина не была, шаман, по идее, не должен был её подпустить, а если и подпустил, то, несмотря на устойчивость к магии и к оружию, полсотни эльфов наверняка разделают её. Снаружи тишина, только ветки шуршат — ни беготни, ни криков. Но звук я слышала! На ощупь, стараясь не шуметь, нашла и застегнула плащ. Всё остальное я на ночь и не снимала. Вновь замерла, став слухом. И услышала. Облегчённо выдохнула, поняв, что спросонья приняла за переливчатый свист чудовища звук настраиваемой флейты. Кто-то собирался играть и проходился по гамме вверх-вниз.

Понимая, что Таллордира мой интерес не обрадует, тревожить его ну совершенно не хотела. Тихонько выползя из палатки, надеялась, что и близнецы не заметят, но уж это зря — бдительные стражи были на месте. Так, если я скажу, что мне надо куда-то, кроме кустов, они тут же доложат советнику. Что делать? Местами я бываю дико сообразительна: сделала вид, что пошла в кустики и просто выбираю, и таким образом продвигалась в сторону звука, игнорируя начавшее проглядывать недоумение сопровождающих, ранее с такой придирчивостью в выборе мною кустов не сталкивавшихся) Стратегия имела успех — довольно быстро выбрела на полянку, где вокруг костра собрался десяток эльфов. Узнала Ганконера; с флейтой возился как раз он. Ну как же, помню: в преданиях этот упырь как раз звуками флейты заманивал крестьянок. Меня он заманивал вряд ли, но, пробубнив под нос вспомнившийся стишок:

'я знаю что не приглашали,

но если вставил ногу в дверь

вы как нибудь уже встречайте

теперь',

я выползла на полянку и пожелала хорошего вечера. Облегчённо выдохнула, поняв, что высокородные рады видеть маленькую и ничтожную меня.

Удивляет, что, по ощущению, эльфу всё равно, сидеть или стоять; большинство присутствующих стояло. И вроде вместе они, а распределились по поляне не как люди. Не кучкуются. Большинство старается не у пламени, а в тени ветвей, под деревом оказаться. Поэтому вывороченный ствол, на котором сидит Ганконер, никем больше не усижен. Вот и хорошо. Подошла и села рядом, прислонясь к комлю. Я не эльф и люблю сидеть и лежать больше, чем стоять и бегать) Удобно примостилась и уставилась на огонь, надеясь, что привлечённое внимание сойдёт на нет; про меня забудут, и я тихо порадуюсь обществу и музыке. Интересно же, как это будет у эльфов! Если вспомнить про танцы — должно быть что-то выдающееся из ряда обыкновенного.

Жизнь, как всегда, изгадила мечту: недрёманный администратор уже подходил к костру, всем видом выражая укор. Сжавшись, как напакостившая кошка, выслушала речь, полную заботы, о том, что надо выспаться, а не сидеть на холоде; что недопустимо так себя вести, и что владыка будет недоволен: мной, им и всеми окружающими; в завершение прозвучала торжественная просьба, более напоминающая приказ, вернуться к себе.

У меня аж уши к голове прижались. Вцепившись в ствол руками, обречённо закрыла глаза и выдохнула: