Хозяин сел к столу и начал потчевать, уважительно и с подходцем. Мы оказались отвратительными гостями: эльф обошёлся куском хлеба с молоком, я ушла ненамного дальше. Хорошо, что не успела по-настоящему наголодаться и могла держать себя в руках. Не улыбалось намяться и всю ночь бегать известно куда. Подумала, что эльф будет таскаться следом и сторожить у будочки на задворках, и прикрыла глаза от стыда. Мысль эта сделала меня очень сдержанной.

Из хорошего: от меня не ожидали разговоров, обращался хозяин в основном к эльфу. Тот уважительно, с витиеватостью рассказывал, ничего особо не скрывая. Между делом выспросил, не докучают ли упыри или ещё какая нечисть: он может пособить. Хозяин, степенно оглаживая бороду, высказался в том смысле, что в энтовом лесу нет других чудовищ, кроме энтов. Зимой вот Страж злой, и на ту сторону хода нет; в тёплое же время года, когда энты бодрствуют, он гораздо потишее, так что девки невозбранно за реку за грибами-ягодами ходят. Волчишки, бывает, в деревню забредают, но сильно не лютуют — однако ж, собак на ночь в сенях запирают зимою. Всё у них, слава предкам — староста уважительно возвёл глаза к божнице — хорошо. А будет и ещё лучше, если уважаемые гости благословят женщин, скотину и нивы приплодом и процветанием.

И действительно, деревня была справной, это я заметила. Скотины было неимоверное количество, судя по размерам хлевов, запаху навоза и мясу на столе; одежда добротнейшая; избы двухэтажные, да с балкончиками на втором этаже; лица у жителей круглые и довольные. Мда, вот что значит отсутствие войн да налогов. Одно странно — живут столетиями на одном месте, а признаков вырождения нет… может, пришлые генофонд разбавляют. Во время трапезы, кстати, местные дамы забегали одна за одной, и даже вид не делали, что случайно — сразу просили благословить. Ланэйр спокойно клал руку на животы и улыбался. Старостиных домочадцев он благословил ещё раньше, и сейчас детишки сидели на печи и шушукались, глядя на нас, а взрослые по углам занимались кто чем: женщины пряли, мужики кто сети чинил, кто плёл что-то из лозы.

Глава же семьи пытался споить Ланэйра настойками на бруснике, на орехах, на травах. Ланэйр исправно подымал тосты и осушал чарки. Хмеля у него, понятное дело, не было ни в одном глазу. Однако хозяин свою норму, похоже, знал, и, когда начал промахиваться мимо чарки, решил закруглить вечер, сообщив, что эльфу постелено в подклети с сыновьями старосты, а мне в девичьей светёлке на втором этаже. Ланэйр, вежливо улыбаясь, сообщил, что спать мы с ним будем в одном помещении. Светёлка подойдёт. Староста под действием настоечки обрёл простодушие и ужаснулся: мы же не женаты? А раз так, то женщине с мужчиной в одной комнате нельзя. Эльф, ещё благостнее улыбаясь, сказал, что по лесному обычаю можно. Встал и выпрямился. Староста посмотрел, подумал, и сказал, что обычаи богов и людей могут быть разными — и нас проводили в светёлку. Впрочем, хозяйка порывалась налить ещё какой-то жидкой кашицы. Как она сказала, это традиционное блюдо «наверхосытку».

Когда за нами закрылась дверь, Ланэйр тут же изнутри запер её на засов, и, прижавшись спиной, сквозь зубы процедил что-то вроде «бледедхойне!».

Переводить отказался.

Спала я на кровати, он на полу на шкуре. Одетый и при мече.

В деревне мы прожили три дня, и я периодически думала, что пожила бы тут и подольше, но Ланэйра человеческий быт точно тяготил. Нет, вёл он себя безупречно вежливо, но я видела, что ему не нравятся запахи людей, скота, человеческой пищи; что он всё время настороже; что ему тяжело даются прикосновения к женщинам.

Мне не хотелось идти в страшный холодный лес, а хотелось до лета сидеть в тёплой избе, но, когда через три дня, отгуляв на свадьбе и наблагословляв всех дам, скотину и посевы эльф спросил, готова ли я идти дальше, я со вздохом кивнула.

ненавижу розы

сопли и ваниль

выложи сердечко

курицами гриль

© Светка

Я горевала, что мы ушли из сытого Китеж-града только первые полчаса, наверное. Потом, увидев, как взбодрился и повеселел эльф, я начала радоваться, что ушли. Тяжело всё-таки было высокородному с крестьянами.

Для путешествия я снова переоделась в эльфийскую одежду, в юбках по снегу много не набегаешь, только шубу сверху надела: за время нашего пребывания эльф как-то умудрился договориться со скорняком, и тот пошил мне не тяжёлый овечий тулупчик, какие там носили, а лёгкую, как пух, рысью шубу, и в ней было тепло.

Нам и с собой всего надавали: пирогов, крупы и долгохранящихся копчёных куриных полутушек. Селяне называли их полтями. Мешок, понятное дело, в котором всё это нести. Фляжку и кружку. Брать что-то в обмен отказались наотрез — Ланэйр порывался оставить золота или колечко, но староста стоял насмерть. Не взял. Ко мне пришло наитие, и я попросила бумагу и письменные принадлежности. Они, как ни странно, нашлись. Написала письмо, обращаясь к Ганконеру или к Ллионтуилу, про то, что здесь меня приняли, обогрели, накормили и были учтивы. И если армия Темнейшего вдруг соберётся громить поселение — так пусть пощадит по моей просьбе. Оттяпала прядь волос и перевязала свиток. Отдала хозяевам и сказала, что, не дай предки, здесь будет армия Тёмного Владыки — так чтоб передали командиру, и беда обойдёт стороной, как до того обходила. Знала, что иерархия у орков очень жёсткая, и что письмо не выкинут просто так, разберутся. А про себя надеялась, что подарок мой никогда не потребуется.

Шла и чувствовала, что вот люди-то были хорошие, а и мне легче, как их покинула. Отвыкла от человеческого общества, и лес нравится больше. Как в детстве когда-то.

Шли мы не торопясь. Относительно того, как гнал Ланэйр раньше. И ещё он был подозрительно болтлив. Я молча слушала:

— Блодьювидд, мы сейчас на северной окраине Фангорна. За лесом начнётся равнина, поле Келебранта. По лесу идти тяжело, и мы не будем спешить, пойдём в твою силу, будем часто отдыхать. Тебе нужно набраться сил перед равниной. Если в этом лесу нет никого страшнее меня, то на равнине мы можем встретить орков. И они, в отличие от тех, что я убил на входе в лес, будут знать, с кем имеют дело. Я хочу выйти из Фангорна там, где нас, скорее всего, не ждут, и надеюсь проскочить как можно быстрее. Тебе придётся бежать, как никогда не бегала, поэтому сейчас не торопись, береги себя и готовься. Сколько мы будем идти по лесу — не знаю, как выйдет. Поле Келебранта ты бы пересекла приблизительно за неделю, но если бежать без остановки и со стимулятором — думаю, пара суток. За полем Келебранта начинается Лориэн, и, если будет воля небес, мы дойдём дотуда.

Что ж, план был ясен. Подумав, внесла уточнение:

— К оркам в руки попадать живой я не хочу. Дай мне нож… на всякий случай.

Эльф, идущий впереди, напрягся спиной, мотнул волосами (ах, какая грива!):

— Нож не нужен.

И, оборачиваясь, сияя глазами, изрёк:

— Тебе не нужно брать в руки оружие и деньги, это сакральный запрет. Ты воплощение любви и должна быть далека от этого, — ни тени назидательности не было в его голосе, только восхищение и оттенок тоски.

Хотелось ответить какой-нибудь гадостью, но не виноват он был ни в чём, и я только хмыкнула, глядя на ставшее мечтательным лицо Ланэйра:

— Да я бы охотно, но жизнь… э… вносит коррективы, — и поёжилась, вспоминая, как голову Рутриру на болоте отпиливала.

— Я тебя сам убью, быстро и небольно, если не будет иного выхода. Не бойся, прекрасная, — и отвернулся, переходя на лёгкий ходкий шаг, — я бывал в орочьем плену, и это последнее, чего бы я мог пожелать тебе. Но будем надеяться на лучшее, шансы у нас есть.

Я облегчённо выдохнула. Его обещанию и его искусству я верила, и очень хорошо понимала, что, в случае встречи с превосходящими силами орков этот выход наилучший.