И я впервые в жизни потрогала дракона. Он был тёплый, чешуя его скользила, как стекло, и остро топорщилась по краям. Слегка отшатнулась, когда рука Ганконера, шелковистая и пылающая, накрыла мою руку, гладящую драконий хвостик. Панически выдернула ладонь, чувствуя, как этот жар тут же перешёл ко мне и сконцентрировался в низу живота, и как сбилось дыхание. Нахмурилась, не зная, что делать, и отшатнулась гораздо сильнее: кроме хвостика в окно заглядывала ещё и будка размером с автобус. Свет факелов отражался в снежно-белых драконьих клыках и вертикальных алых зрачках твари; чёрное же тело почти сливалось с темнотой, только слегка поблёскивая чешуёй. Внимательно меня рассмотрев, морда убралась наверх. Понимая, что бояться не стоит, всё равно поражённо молчала, очень впечатлённая. Вздыхала от полноты чувств, держа хвостик, так и оставшийся у меня в руке, пока Ганконер готовился.

В центре пустого зала стояло огромное зеркало, и колдун, вроде бы ничего не делая, заставил потечь и измениться пространство — напротив зеркала образовалось возвышение в несколько ступенек, с троном. Довольно рассмотрев дело рук своих, Ганконер взошёл по ступеням, и в это время мягкие длинные одежды превратились в кожаный наряд эльфийского разведчика, такой же чёрный, тускло мерцающий и отсвечивающий, как драконья чешуя. С довольным вздохом Темнейший развалился на троне, положив ногу на ногу, неуловимо напоминая своей позой Трандуила, и я затаила дыхание, глядя, как над его головой выплетается из ниоткуда Корона Теней, так же напоминающая трандуилову — но чёрная.

— Блодьювидд, отпусти хвостик, ты в него сильно вцепилась, а драконлинг не решается отобрать.

Я очнулась, вспомнив, что надо дышать, и со смущением отпустила хвост, облегчённо втянутый наверх.

И тут же замерла снова: поверхность зеркала замутилась и побелела. Когда муть исчезла, в зеркале уже не отражался зал, а было видно другой, с тёмными стенами. Я, стоя на нижней ступеньке, глядела на собравшихся. Обрадовалась, увидев Трандуила, но он даже не дрогнул; глаза у него были, как два чёрных бездонных провала, и смотрел он на Ганконера.

— Блодьювидд, он тебя просто не видит. Сейчас.

Ганконер пощёлкал пальцами, и я почувствовала, как взгляды переместились на меня. Из собравшихся я знала Трандуила, Леголаса, Гэндальфа, Элронда, Глоренлина и госпожу Силакуи Галанодель. Кроме них, присутствовал ещё один эльф в королевских регалиях и куча шаманов и вояк.

Я молча, с некоторой, не слишком мне самой понятной досадой, рассматривала сборище, не зная, что сказать. Наконец, удивляясь своему ехидству, произнесла традиционное вечернее приветствие:

— Звезда сияет в час нашей встречи, о высокородные.

Чтоб чужую бабу скрасть,

Надо пыл иметь и страсть!

А твоя чичас задача —

На кладбище не попасть!..

© Л. Филатов

Томас (Мюнхгаузену): Я не верил, что вы умерли. И когда в газетах сообщили, не верил. И когда отпевали, не верил. И даже когда закапывали, сомневался. ©

Моё появление, кажется, было неожиданностью. Высокородные молчали, напряжённо рассматривая меня. Наконец, Гэндальф собрался что-то сказать, но, пока он кряхтел, поудобнее опираясь на посох и изображая из себя немощного старца, Леголас быстро подошёл к стеклу:

— Блодьювидд, ты обрезала волосы в знак скорби? — лицо, как маска, без выражения, но губы белые и голос дрогнул.

— Я скорблю о нашем расставании, но волосы обрезала только потому, что мне так удобнее. Эру Ганконер любезен со мной и никакого вреда не причинил.

— Ты выражала своё согласие на то, чтобы он тебя похитил? — голос почти холоден, и губы всё белее.

Помолчала, пытаясь понять — он что, верит, что я могла согласиться? Светлый принц беспокоился не о том, что я могла быть сожранной чудовищем (могла! Ганконер сам сказал!), а о том, что я слаба, так сказать, на передок. Чувствуя, как гнев застит окружающее, как кровь приливает к щекам, сдержалась и процедила:

— Он не спрашивал согласия… — хотела ещё что-нибудь сказать, но горло перемкнуло.

Отвернулась и отошла от зеркала, стараясь не упасть — руки-ноги затряслись. И, сквозь гнев и тяжёлую обиду, всё равно ощущала неудобство, что на виду у толпы это происходит. Коротко глянула на Ганконера — он с удовлетворением, молча смотрел, не собираясь вмешиваться.

Безвольно опустила плечи, думая, что могу просто уйти — что мне в их разговорах? Что война готовится, я догадываюсь, но сделать с этим вряд ли что смогу. Видела как-то химический опыт, когда в спокойную жидкость закинули малую щепочку катализатора, и последующую реакцию. Вот и меня, малую щепочку, закинуло в мир чудовищ, и началось бурление, не побоюсь этого слова, говн. И меня на этих волнах подкидывает. Жизнь полна событий. Дедушка Гэндальф, кстати, говорил, что Трандуил нарушил законы миропорядка, и это может вызвать дракона из тьмы. Посмотрела ещё раз на Ганконера — что ж, Трандуил сам этого дракона и создал. Ушла бы, но ступить хоть шаг тяжело было, и я без церемоний (богине можно всё!) присела на ступеньку, чувствуя головную боль, внутреннее опустошение и тоску, и, внезапно, — что холодно до озноба. Внизу-то тропическая ночь, а здесь холод высокогорья, это как-то вдруг ощутилось.

Почувствовала, как окутывает теплом пушистая накидка, и как одновременно с этим руки Ганконера сжимают плечи, заставляя подняться:

— Душа моя, не надо здесь сидеть, холодно…

Молчала, не в силах говорить — если разожму зубы, начну рыдать. Ни к чему. Позволила себя поднять и усадить на трон.

— Выпей. Это просто горячее красное вино. Не из яблок Дэркето, — Ганконер, подавая бокал, усмехнулся.

Кое-как, трясущимися руками взяла, с трудом расцепила челюсти и выпила глоток. Немного отпустило:

— Не думала, что когда-нибудь посижу на троне Тёмного Властелина. Кстати, а кто такая Дэркето?

— Ну, должно же иногда случаться хоть что-то хорошее, — Ганконер поддержал шутку, — Дэркето богиня животной страсти.

И, без перехода:

— Блодьювидд, какой иной реакции ты ожидала от аристократишки, что эта тебя так подкосила? — и посмотрел с сочувствием, и бровки домиком состроил.

Боже, какие у меня ледяные руки и как пылает голова! Я промолчала, но он и не ждал ответа, легко сбегая по ступеням к зеркалу:

— Блодьювидд я украл без её согласия. Святотатством больше, святотатством меньше… Она была рада меня видеть, но до последней секунды верила, что я пришёл к ней только для того, чтобы что-то передать владыке Трандуилу. Так мило и забавно… Я хаживал к женщинам, да только не за покровительством их любовников.

Трандуил, вспыхнув, на квенья выплюнул:

— Грязнокровка! Приняли, вырастили, воспитали — а ему всё красть надо! Вместо того, чтобы вызвать меня, пока была возможность — и умереть, сохранив честь! — и побелевшими пальцами сжал драгоценный посох.

Эльфийское сборище, такое, казалось бы, сдержанное, такое приличное, моментом стало напоминать воронью слободку, дружно разразившись разномастными оскорблениями на квенья в адрес Ганконера.

Тому это всё, судя по позитивной спине и довольному квохчущему смеху, казалось ещё более милым и забавным, чем моя вчерашняя наивность. Когда эльфы выдохлись, Ганконер величаво, похоже, пародируя Трандуила, произнёс:

— Владыка, где достоинство, с которым должен принимать поражение эльфийский аристократ? — и снова закис от смеха.

Я страдать забыла, глядя на эту по-деревенски вульгарную перепалку. Ганконеру надо было не винишка мне дать, а ведро с поп-корном.

Однако Трандуил быстро собрался и вернул себе невозмутимый вид. Неожиданно тепло, с насмешечкой спросил, глядя поверх головы Ганконера на меня: