— Богиня, я не могу исцелять, но диагностирую не хуже Трандуила: так вот, тебе нельзя ничего, даже возбуждаться.

С огорчением выдохнула:

— Но я уже…

— Ну так и не надо усугублять, — Ганконер отпустил меня и лёг на спину, заложив руки за голову.

Посмотрела на него… мда, «Лисица видит сыр, лисицу сыр пленил…». Жалестно, но слюни придётся подобрать и потерпеть. Полгодика или около того.

Ганконер посмотрел с насмешкой и с сочувствием. Встал, накрыл меня одеялом до подбородка, оделся, сел рядом на пол и достал флейту.

Наутро Ганконера не было, зато пришёл Ардариэль с кубком и мягко, обиняками объяснил, что настоечка поможет расслабиться и надобно принимать её два раза в сутки, с утра и на ночь. Благодарно выхлебала, про себя думая, что вот не хочется снова впасть в сонливость.

Но не впала, просто перестала ощущать сексуальное напряжение. Бодрость духа никуда не делась: хотелось конных прогулок по хрустящему снегу, и съездить посмотреть на красивое озеро, которое, как говорили, имеется неподалёку, и всяких игр и веселья.

— Твоему ребёнку весело, ему интересен мир, и ты это чувствуешь… нет, мы не поедем к озеру, надо себя беречь, — владыка Трандуил был весьма доволен, — плод уже двигается, ты чувствуешь это?

Мне раньше казалось, что эти шевеления должны ощущаться, как что-то скорее докучающее и мучительное — но нет, это было как весёлые пузырьки сидра внутри. Приятные ощущения. И бодрость с непоседливостью, про которые я была наслышана, пришли в полном объёме, но выразить их мне не дали: чинная прогулка по дубовой роще у дворца, посиделки у камина и карточные игры. Есть, кстати, перестало хотеться, на что Трандуил только хмыкнул:

— Ну конечно, жадный собачонок, — тут владыка кивком указал на живот, — распробовал чистую энергию, теперь мной питается.

И так засмеялся, что обидеться мне и в голову не пришло.

Ритуалы жалования земель и титулов проходили пышно и с размахом — в крепости Рамалоки и в Кханде, куда по очереди забирали служанок, но я про это только слышала от свежеиспечённых графинь.

Меня мариновали в тиши и глуши, в компании целителей. Раньше я сама с собой не скучала, а тут вдруг начала. Ганконер же с Трандуилом и Силакуи в один голос довольно сообщали, что скука, да на свежем воздухе — для беременной самое то, и никакие жалобы на это всерьёз не воспринимались. Даже читать много не давали, что раздражало. Я понимала, конечно, что надо следовать умным советам, но как раз играющие гормоны делали это затруднительным.

Халаннар, герцогиня Конгсей (я поинтересовалась географией и политэкономией Кханда, и с довольством убедилась, что это одна из его лучших областей), титул оценила и тут же приобрела соответствующий лоск, начав выглядеть райской птицей, а следом за ней и остальные дамы расцветали. Похоже, титулы и иже с ним получились не фиктивными, и гаремные рабыни становились полноценным придворным окружением, уже со своими служанками.

Попробовать купить герцогиню Конгсей у Згарха духу не хватало, я же молчала, хотя и любопытно было, что он там себе думает насчёт всего этого позорища. Но что бы он ни думал, думал про себя — авторитет Темнейшего был непререкаем, а кто пререкался, из того Ганконер шил себе гардеробчик.

Беременность шла легко, и я понимала, почему: все неровности, шероховатости, нездоровье — всё забирал себе Трандуил. Я читала про изжогу-отёки-одышку-геморрой — но всё это минуло меня, самочувствие было прекрасное, бодрости такой я и не беременной не ощущала. Даже утруждаться поеданием и усваиванием мяса не приходилось — ребёнок и правда оценил чистую энергию и без зазрения совести (какая совесть у младенца?)) объедал владыку. У меня совесть была, и я понимала, что услуга, оказываемая Трандуилом, цены не имеет.

Судя по тому, с каким почтительным ужасом начали расползаться перед Трандуилом орки, сначала-то смотревшие очень неоднозначно, понимал это и Ганконер, и старался оказывать уважение.

Минула долгая мордорская зима, отцвели подснежники и жёлтые цветочки, напоминавшие мать-и-мачеху, наступил май.

Сидя на веранде утром, щурилась в ласковую синь небес и лениво прихлёбывала горячий шоколад, закусывая его сырком: в столовую и на прогулки в последнее время не ходила, было тяжело, да и в любой момент могло настигнуть болезненное напряжение. Одна я теперь не оставалась, и рядом увлечённо ковырялась с шитьём Иртханну, графиня Гейрангер. Я понимала, что роды ожидаются в любое время, но не беспокоилась совершенно: возможные муки почему-то совсем не казались ужасными относительно того, что я пережила осенью.

— Блодьювидд, в лесу расцветают ландыши, — на мои колени позитивно так плюхнулась охапка цветов, и сама цветущая не хуже ландышей Силакуи внимательно вгляделась в глаза: — Ну как, не чувствуешь ли приближения родов?

Вдохнула ландышевый запах, прислушалась к себе — ничего. Открыла рот, чтобы уверить, что всё спокойно, и тут же почувствовала, как из меня хлынуло — не кровь, и этого было очень много, подол неприятно промок. Пошевелилась — и тут же скрутило болью, такой сильной, что можно было только дышать, но не говорить.

хочется родиться

так чтоб акушер

принял со словами

бон суар мон шер

© Сыр

Роды мне запомнились всплеском паники в самом начале: криками и мечущимися служанками. Белое лицо Силакуи, на котором враз проступили все её несчётные годы, и как судорожно, трясущимися руками она распускала на моей одежде все узлы и застёжки, снимала украшения.

Как она раскинула руки и потусторонним голосом на одном дыхании прокричала что-то, и дворец ответил вздохом и гулом; ближайшие двери распахнулись с треском, аж щепки полетели.

— Двери, открылись все замки и все двери. Это поможет, — боль немного отпустила, и меня смущал такой ажиотаж, но Силакуи почему-то казалось, что я тут должна быть самым испуганным существом, и она поясняла происходящее.

Выволокла из складок одежды узелки, которые вязала всю мою беременность — комок был размером с голову; дёрнула за кончик, скороговоркой бормоча что-то. Узелки легко распустились — и верёвка вспыхнула и сгорела, не успев упасть на пол.

Боль отпустила, и я с трудом поднялась.

— Деточка, куда ты?

Удивившись вопросу, вежливо ответила, что, с моей точки зрения, самое время дойти до кровати.

— Подожди минуту, сейчас… — и, к служанкам, — меч, нужен меч отца!

Содом был страшный, крики слышались уже в разных концах дворца и в парке.

— Надо подождать, подожди, не двигайся, — она говорила, как говорят с испуганным диким животным, внимательно вглядываясь в глаза.

Я ж вовсе не была испугана и спокойно стояла, ощущая себя Митрофаном из «Недоросля», восклицавшим: «Добро, матушка. Я те потешу. Поучусь…» — для Силакуи, кажется, важно было, чтобы всё проходило в традициях, с соблюдением обрядов, и я не хотела её расстраивать, но стало интересно, почему Ганконера, в ожидании родов почти не отлучавшегося из дворца, заранее не предупредили про какой-то там меч.

— Нельзя заранее, деточка. А знать владыке неоткуда, дети у него раньше не рождались. Сейчас, подожди…

В комнате уже царила суета: что-то таскали, приносили-уносили. Я смотрела на всё это с террасы и ждала не пойми чего.

В открытую дверь комнаты стремительно вошёл Трандуил, и, не останавливаясь, проследовал на террасу. Быстро окинув меня взглядом, вопросительно глянул на Силакуи. Та выдохнула:

— Меч…

Сыграв желваками, владыка потянул меч из ножен. Силакуи пискнула придушенной мышью:

— Меч отца…

Трандуил только глазами сверкнул, и, достав меч, сияющей полосой положил его у порога.

— Переступи, деточка… он отсечёт злых духов и защитит тебя и ребёнка, — Силакуи подхватила под локоть.