Именно в этот момент сила Элиаса подцепила застрявшую внутри меня пулю. Металл второй раз скользнул по моей плоти и затопил меня такой агрессивной болью, что я задохнулась. В плече бушевал палящий жар, а затем пуля вдруг со звоном упала на пол.

– Я сейчас… не могу говорить, – просипела я.

Ари с несчастным видом посмотрела на меня.

– Можно я хотя бы его впущу? Бел иногда ведет себя как настоящий говнюк, но я правда еще никогда не видела его таким обеспокоенным.

– Мне… надо сначала хотя бы снова начать дышать.

Элиас запечатал рану своей силой. Острая боль превратилась в тупую пульсацию. Вместо этого на меня накатила бесконечная усталость.

– Скажи ему, мне… нужна пара минут.

– Скорее, пара часов, – сухо поправил Элиас, после чего сел рядом и мягко повернул мою голову, чтобы вытащить осколки стены мониторов из волос и кожи головы. Новые неприятные, противные, колющие мелкие уколы боли стали настоящим испытанием для моих нервов.

Внезапно из кармана брюк Ари заиграл громкий рингтон. Бросив быстрый взгляд на дисплей и рыкнув, она приняла вызов и рявкнула безо всякого приветствия:

– Она не хочет. И я точно не буду ее заставлять.

Приглушенный, но заметно сердитый голос произнес что-то, из-за чего Ари подняла умоляющий взгляд к потолку и протянула мне телефон.

– Тебя.

На экране светились буквы: «Сатана собственной персоной».

Серьезно? Он не мог подождать даже пару минут?! Моя голова в данный момент была занята другими вещами, а не необходимостью иметь дело с ним и его раздражением. Целой кучей осколков от мониторов, например.

Смирившись, я взяла мобильный.

– Неужели я так много требую – просто не навязывать мне один-единственный раз свою волю?

– Прямо сейчас? Да! – разгоряченно ответил Бел. Затем я услышала, как он перевел дыхание и заставил себя говорить спокойным тоном: – Как ты себя чувствуешь?

– Жить буду.

– Это не ответ на мой вопрос!

– Пожалуйста, Бел, – взмолилась я, стараясь одновременно не застонать от боли. – Я не могу сейчас ссориться! Дай мне несколько минут… Я ведь больше ни о чем не прошу.

На краткий миг на другом конце связи повисло молчание. Я уже надеялась, что он уступит. Но он… он же Бел. Его голос зазвучал пусть и чуть более сдержанно, но не менее властно.

– Мы не будем ссориться, если ты позволишь мне быть рядом.

– Мы ссоримся каждый раз, когда видим друг друга!

– На этот раз не будем, поэтому впусти меня!

– ПЯТЬ МИНУТ! – На глаза навернулись слезы… от отчаяния, усталости и боли, потому что Элиас начал очищать порезы у меня на голове. Щипало адски, и теперь у меня не получилось сдержать болезненный стон.

Бел потерял самообладание.

– Кассия! Я слышу, как ты страдаешь, и у меня правда заканчивается терпение бороться с твоим упрямством. Если ты сейчас же не дашь Ари разрешение впустить меня, я войду сам.

Меня охватила паника. Не от страха перед Белом, а потому что ситуация неожиданно принимала такой оборот, который изменит все.

– Не навязывай мне свою волю, – дрожащим голосом предупредила его я. – Если ты…

Послышались гудки. Бел положил трубку. Не прошло и мгновения, как остатки поместья закачались. По черным стенам побежали глубокие трещины. С потолка посыпалась обугленная штукатурка. Люциан выругался. Элиас вскочил. Сила их обоих взметнулась и полилась в каменную кладку, чтобы не дать дому обрушиться. Я не понимала, что делал Бел.

А в следующую секунду он уже стоял передо мной.

Во мне кипел такой яростный гнев, какого я не ощущал уже очень давно. Вся вилла превратилась в сплошное поле битвы. Повсюду валялись трупы моих зарезанных отмеченных, моих товарищей, моих друзей. Кому-то придется поплатиться за одну только эту бойню. Но за то, что они посмели навредить Кассии…

Тревога за нее сводила меня с ума. Пусть Грим и заверила меня, что она это переживет, но осознание того, что она страдала, а я не мог быть рядом, поколебало мой самоконтроль. А потом, стоило мне увидеть ее, ее окровавленную одежду, огнестрельную рану, синяки на лице и боль в глазах, инстинкты чуть не разорвали меня изнутри. Они отчаянно требовали, во-первых, кого-нибудь убить, а во-вторых, – заключить Кассию в свои объятия и больше никогда не отпускать. Ничего из этого я сделать не мог, поэтому просто застыл на месте и старался вернуть себе контроль над собственными эмоциями, а Кассия между тем с таким ужасом смотрела на меня, словно увидела призрака. Она однозначно в шоке. Неудивительно, с учетом всего, что ей пришлось пережить. Моя смелая, нежная, хрупкая маленькая Кассия. Она всех спасла и обрушила на своих врагов настоящее адское пламя. Я даже не хотел себе представлять, как они загнали ее в угол, чтобы довести до такого.

– Что бы ты ни говорила, сейчас я заберу тебя с собой, – мягко, но твердо сказал я ей. – И это не обсуждается! Там ты будешь в безопасности, а мои врачи спокойно о тебе позаботятся.

Кассия не шевелилась. Она просто продолжала смотреть на меня. С огромным разочарованием. С обреченностью. Очень медленно ее глаза наполнялись слезами.

– Пять минут, Бел, – тихо произнесла она. – Если бы ты дал мне пять минут и попросил вместо того чтобы приказывать, я бы с тобой пошла.

Мои брови сдвинулись над переносицей. Я понимал, что она пыталась мне сказать, вот только она не понимала, что это в данный момент не главное. Она чуть не умерла, а я ничего, абсолютно ничего не смог бы с этим поделать.

– При всем уважении к нашему маленькому соревнованию по упрямству, – откликнулся я, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, – но это уже не игрушки.

Неожиданно Кассия поднялась на ноги и, пошатываясь от боли, двинулась ко мне. Мне хотелось помешать ей или помочь, но я не знал, как это сделать, не переступая границ того, чего она мне не простит.

Собрав остатки своих сил, она встала передо мной и взглянула на меня с такой решимостью, что у меня пошел мороз по коже.

– Пять. Минут.

У меня лопнуло терпение.

– Ты отдаешь себе отчет, что из-за твоего упрямства сегодня погибло много хороших людей? Ничего из этого бы не произошло, если бы ты изначально проявила благоразумие и осталась у меня.

Еще не стихло эхо моего упрека, а я уже ощутил, как в ней что-то окончательно сломалось. Израненное тело Кассии затряслось, однако лицо оставалось таким же бесстрастным и пустым, как той ночью, когда я вырвал у нее душу. Лишь глаза выдавали обманчивость этой пустоты. В них блестели невыплаканные слезы и безграничная печаль.

– Ничего из этого бы не произошло, если бы в прошлом ты дал мне умереть, – прошептала она. – Где тогда было благоразумие?

Ее слова обрушились на меня, как лавина, и я вдруг понял, что граница того, чего она мне не простит, уже осталась позади. Она просила меня о чем-то. О какой-то смешной паре минут… а я, как чертов берсерк, ворвался сюда и уничтожил последние крохи доверия, которые у нее, возможно, еще ко мне оставались. Если с той проклятой ночи, когда я совершил самую большую ошибку в своей жизни, вообще могло произойти нечто подобное. А теперь… теперь у меня с глаз словно упала пелена. Нам мешало не стремление Кассии к свободе или ее замкнутость, или запутанные чувства. Нет, все это никогда не стало бы проблемой, если бы из-за своего высокомерия я вечно не упускал из виду одну деталь. Для Кассии я по-прежнему оставался тем, кто взял в руки кинжал и, невзирая на все ее мольбы, вонзил его ей между ребрами. Только поэтому она постоянно держала меня на расстоянии.

«Я хотела дать нам шанс, – пронесся у меня в голове ее печальный голос, в то время как слезы уже вовсю катились по ее чудесному лицу. Она не пыталась их сдерживать. Она их даже не замечала. – Но как я могу, если ты видишь только себя?»

Между нами разверзлась пропасть, из-за которой Кассия вдруг словно оказалась недостижимо далеко от меня. Я не знал, что сказать, потому что безнадежность ее вопроса еще раз показала мне, как самоуправно и уперто я игнорировал ее желания и просьбы. Меня потрясла собственная слепота. Собственная глупость. Собственный эгоизм. А теперь, когда я узнал, что она была готова, несмотря ни на что, пойти мне навстречу, у меня окончательно разбилось сердце. Я опустил глаза, потому что не хотел, чтобы взбудораженная отчаянием чернота в них ее напугала. И даже не осмелился ответить ей мысленно, так как не знал, не побеспокою ли ее этим снова. Я вообще уже ничего не знал.