Я сердито пошла за ним.

– Никому нет дела до чертовой даты. Сегодня тот день, когда я верну тебе долг, а себе – свободу! Так что целуй меня наконец!

С веселыми искорками в глазах он повернулся ко мне.

– Сегодня пятнадцатое марта.

Пят… что?!

Вот черт.

– С днем рождения, Кассия, – прошептал мне Бел. – А так как я никогда не прихожу на празднование дня рождения с пустыми руками, у меня для тебя сюрприз.

Его сила взвилась и потушила пламя в камине. Вместо этого снаружи загорелось целое множество огней. Мерцающие золотисто-желтые фонарики окутывали теплым светом что-то вроде замкового двора или плаца. От вида захватывало дух. Но из-за хорошо сохранившейся архитектуры, надежных бойниц или древних корявых деревьев. Все это лишь служило фоном для того, что по-настоящему притягивало мой взгляд: крупных снежинок, падающих с ночного неба и укрывающих замок сверкающим белым покрывалом.

У меня в подсознании тут же вспыхнули образы. Впечатления от первого в моей жизни снега в последний год с мамой. Я так долго об этом не думала, что воспоминание почти стерлось. Но сейчас все вновь ожило. Скромный костерок, перед которым меня обнимала моя mammam[99]. Наше дыхание, превращающееся в маленькие облачка перед лицами. Умиротворяющий танец снежинок. Глубокая тишина.

Глаза наполнились слезами. Я никогда никому об этом не рассказывала. Только Белу. Когда была ближе к смерти, чем к жизни. Кто бы мог подумать, что он это помнил…

– Хочешь выйти на улицу?

Мягкий вопрос без единого намека на надменность. Да даже если бы… За это предложение я бы продала свою гордость. Мне нужно туда, нужно почувствовать снег, ощутить его запах. Я невольно кивнула, на что Бел ответил улыбкой. Он подошел к тяжелой двустворчатой двери и толкнул одну створку. Мне навстречу сразу же полетели первые снежинки. Воздух оказался просто ледяным, но меня это не волновало. Спустившись по нескольким ступенькам, я попала во двор. В самом низу ботинки полностью увязли в снегу, доходящем до колен. Хруст и скрип, которые они издавали, нарушали почти величественную тишину белого великолепия. С благоговением я отважилась пойти дальше. Сквозь легинсы просачивалась холодная влага. На это мне тоже было наплевать. Я с улыбкой вдыхала зиму и подставляла лицо снежинкам. Чувствовать, как они таяли на моей коже, было просто потрясающе. Я хотела больше и попыталась поймать одну. Две. Три. Десять. Радостно гоняясь за большими белыми хлопьями, я совершенно не беспокоилась о том, как глупо, наверное, выглядела. А в конце концов даже споткнулась и во весь рост плюхнулась в снег. Он милосердно смягчил мое падение, как мягкий матрас. Сквозь свитер кожу пронзил холод. Но это не было неприятно. Скорее, наоборот. Слабая боль прогнала из тела усталость. Рассмеявшись, я перекатилась на спину и поразилась новому виду, который передо мной открылся: черное ночное небо, откуда на меня падало все больше и больше практически невесомых снежинок. Укроют ли они меня полностью, если пролежать здесь достаточно долго? Выяснить это мне не удалось, потому что рядом послышался хруст шагов. Не успела я опомниться, как возле меня в снег упала темная фигура.

– Хмм, – одобрительно произнес Бел. Прозвучало так, будто он никогда раньше не смотрел на мир под таким углом и только что пришел к интереснейшему открытию: ему понравилось. Больше Бел ничего не сказал. Просто лежал, разделяя со мной этот момент. Я была бесконечно благодарна ему за то, что он сдержался и не испортил мне впечатление каким-нибудь саркастичным комментарием.

По крайней мере две минуты.

Потом Бел набрал воздуха, и началось.

– Так как твой разум, кажется, еще не полностью обосновался в теле, вот тебе небольшое напоминание о свойствах смертности, – легкомысленно заговорил он. – Боль, которую ты сейчас ощущаешь, – это своего рода встроенная сигнализация. Она предостерегает тебя от дальнейшего использования снега в качестве кровати. Поскольку для людей это, как правило, оборачивается неприятными последствиями в виде воспаления легких, почерневших конечностей или смерти. Особенно для тех людей, которых я не могу исцелить из-за их иммунитета.

Сосредоточившись на танцующих снежинках, я старалась не обращать внимания на присутствие Бела. Конечно, я знала, что он прав, но все равно была еще не готова позволить этому прекрасному краткому драгоценному моменту закончиться.

Однако Бел не успокаивался. Когда он заговорил снова, его голос звучал мягче, но заметно серьезнее.

– Что я хочу сказать: тебе стоит чуть лучше заботиться о себе. Передозировка кофеином и недостаток сна – это одно, а игнорирование инстинктов выживания – совсем другое.

Часть меня хотела заорать на него, что он не в ответе за мою безопасность и вообще пусть убирается из моей жизни. Но у меня не хватало ни сил, ни желания опять накалять обстановку между нами.

– Это просто снег, – вместо этого прошептала я в надежде, что это наконец заставит его замолчать. Но Бел повернулся на бок. В поле моего зрения появилось его лицо с крайне укоризненным выражением.

– В этих широтах снег – не просто красивая декорация, это сила природы. В контролируемых пределах он может стать захватывающим воспоминанием, но когда ты плюешь на меры предосторожности, то играешь с огнем.

– То есть, как и с тобой, – парировала я, бесстрашно глядя ему в глаза.

Бел помрачнел. У него заходили желваки.

– С одним отличием, – опасно тихо сказал он. – Снег тебя не любит.

А потом, ни с того ни с сего, его напряжение испарилось. Бел плавным движением вскочил на ноги и хлопнул в ладоши.

– Так! Прочь с холода! Я поклялся Ари не прикасаться к тебе ни физически, ни магически, кроме нашего поцелуя, так что теперь нам, видимо, придется согревать тебя традиционным способом. Ну же, давай! Бегом-бегом!

С этими словами он удалился.

Бегом-бегом?! Да пошел он! Лучше замерзну до смерти, чем разрешу ему мной командовать.

– Предупреждаю тебя, Кассия! – Веселый голос Бела эхом разнесся по двору. – Если ты сейчас же не встанешь, то я буду официально считать, что тебе грозит опасность, а это аннулирует мою клятву. Тогда я приду и сам заберу тебя ради твоей же защиты.

Черт.

С улыбкой на лице я наблюдал, как надувшаяся Кассия пыталась выбраться из сугроба. Самое милое зрелище, которое когда-либо видела эта крепость. И я знал, о чем говорю. Прямо здесь, в восточном бастионе, я стоял по щиколотку в крови своих врагов после жестоких битв. Здесь видел смерть своих друзей. Здесь казнили предателей и обезглавливали убийц. На самом деле самое невинное, что у меня ассоциировалось с этим местом, – это мегавечеринка возрождения Дракулы в честь начала этого столетия. И даже тогда кровь лилась рекой. Так что, вероятно, Кассия не так уж неправа, говоря, что нужно иметь определенные склонности к саморазрушению, чтобы чувствовать притяжение ко мне.

Я зажег огромную чашу для костра в своем крытом ВИП-лаундже. Несмотря на то, что очень ценил грубоватый шарм своего замка, в своих владениях я никогда не отказывался от минимальной доли комфорта. А к нему относилась возможность любоваться восходом солнца над заснеженными Карпатами на шезлонгах с мягкими подушками с шампанским и костром.

Кассия дрожала всем телом, когда вошла в лаундж-зону под крышей с гонтовой кровлей. Она изо всех сил старалась этого не показывать, однако стук ее зубов наверняка слышали даже в лежащей внизу долине. Ничего удивительного, она вымокла до нитки. А ко всему прочему, к ее свитеру и волосам прилипли толстые комки снега.

Вздохнув, я снял свое пальто. Если бы мне пришло в голову, что она обваляется в этой холодной ерунде, как шницель, то захватил бы для нее сменную одежду. Или не стал бы включать в свою клятву пункт «Не прикасаться ни магически, ни физически». Ни того, ни другого уже не изменить, так что, хорошо это или плохо, страдать придется моему кашемировому пальто. Одной мимолетной мыслью я изменил его размер, структуру и цвет и бросил Кассии только что созданный теплый пушистый халат.