Я сама просканировала состояние Байдора – здесь, рядом, я могла это сделать почти как полноценный дракон. У него была сломана нога, но уже начала срастаться. Лечение не потребовалось – кости у драконов срастаются за сутки. Иногда криво, если не проследить, и тогда приходится ломать заново… Но у Байдора все заживало правильно.

С головой было куда хуже. Из-за мощного удара принцу действительно раздробило череп слева. Осколки повредили мозг. Будь Байдор человеком, уже умер бы. Или стал бы бесполезным «овощем».

Целители уже восстанавливали структуру костей черепа, а вот с мозгом им придется повозиться… Тут нужна энергия, очень много энергии. Необходимо будет долго и мягко направлять ее на поврежденные места.

– Позвольте, я буду донором, – вежливо попросила медиков и разместила ладонь на небольшом расстоянии от поврежденной головы принца.

– Если желаете, принцесса, – согласился целитель. – Энергия правящей династии поможет лучше всего. Однако его нужно перенести в лазарет.

– Несите в гостевые покои подле моего флигеля, – распорядилась. – И да, пока я сама побуду сиделкой.

Издалека услышала, как выругался Гриша. По-русски, «по матушке».

– Мать его, не могу выследить! И удержать его не могу! – почти простонал он. Видимо, все это время Гриша пытался удержать часть враждебного разума в Бамаре и проследить, куда ведет тянущаяся от него нить. – Он уходит…

Я обернулась. Бамар затих, а спустя мгновение открыл глаза. Теперь он смотрел как обычно – просто, прямо, решительно. А сейчас еще и растерянно…

– Эх, упустили! – с досадой воскликнул папочка.

– Кого? Что случилось… Правитель? Иномирец? – изумленно спросил Бамар, видя перед собой склонившиеся лица Эргона и Гриши.

– Спи, коричневый, – устало вздохнул Эргон, – все объяснения потом.

И провел рукой над глазами Бамара, отправляя его в спокойный целительный сон. Ведь на самом деле Бамару досталось больше всех. Даже если не думать о стыде и чувстве вины, которые охватят его, когда он узнает правду.

В ту ночь у постели Байдора я многое поняла, наконец разобравшись в своих чувствах.

Вернее, они проявились как-то сами собой, когда я снова и снова мягко переводила свою энергию в смятый мозг принца. Ощущала, как он расправляется, приходит в норму, чувствовала, что душа Байдора крепко сидит в поврежденном теле.

В общем-то, спустя пару часов после инцидента уже не было смысла сидеть с принцем. Медики с помощью моей энергии сделали все что нужно. Принцу требовались сутки или чуть больше, чтобы прийти в себя. А если наведается папочка, то поддаст ему еще пинка своей силой правителя, и, уверена, уже утром Байдор будет скакать как новенький.

Но мне нужно было какое-то дело. Милосердное дело, важное не столько для меня, сколько для кого-то другого. Нужно было отдать внимание и заботу кому-то. И инцидент с Байдором очень хорошо помог – у меня появилась возможность заняться таким «милосердным делом», как бы цинично это ни звучало.

И в ночной тишине, когда я выгнала всех и осталась сиделкой при принце, в моем разуме начало медленно, но неуклонно проявляться осознание собственных чувств.

Отбор идет, и не за горами тот момент, когда я должна буду выбрать. Выбрать по-настоящему.

Итак, осознание первое. «Так и запишем», как говорит Гриша. Я усмехнулась, покачивая внутри грустное и целостное чувство, связанное с этим осознанием.

Я люблю папочку. Мы с мышью любим его всей душой. Не только как отца. Вернее, в первую очередь не как отца, а как лучшего мужчину. Единственного мужчину, несравненного, неподражаемого. Того самого.

Люблю до глубины своего существа. Настолько сильно, что без злости принимаю его волю прозябать в пресловутом «обете безбрачия».

Люблю настолько сильно, что не тревожу его душу своими чувствами. Настолько сильно, что не тревожу ими себя. Ведь любви и радости от того, что этот дракон есть на свете, во мне больше, чем боли из-за того, что он не может быть со мной.

Я полюбила его с самого начала. С тех минут, когда привела обнаженного в свою квартирку, а он возмущался тем, в каких условиях я живу. С того момента, когда он подвел меня к зеркалу, назвал красавицей и запретил сильно корректировать внешность. С того вечера, когда он эффектно забрал меня из бухгалтерии и ехидно троллил главбухшу. С того утра, как я впервые села ему на шею и взмыла в воздух, еще не осознавая до конца, что однажды сама смогу подняться в небо на своих собственных золотистых крыльях…

Мой отец.

Мой правитель.

Мой несостоявшийся муж.

Я утерла рукавом невольные слезы, выслушала печальный вздох своей мышки, открыто плачущей на полу, разглядывая портрет Эргона, и вновь ласково погладила Байдора по голове.

Взяла расческу и аккуратно расчесала спутавшиеся от засохшей крови волосы. Лекари хороши, но им и в голову не пришло исправить такую мелочь. А я не хочу, чтобы, проснувшись, Байдор увидел в зеркале чудовище и расстроился.

Да…

Эргон для меня недоступен. Я всегда буду любить его. И постепенно, должно быть, моя безусловная любовь окончательно примет форму дочерней. Хотя… кто знает. Может, я всегда буду немного грустить о том, что мы не вместе как мужчина и женщина. И радоваться, что могу общаться с ним, греться в его великодушном золотом свете и любоваться припрятанными в нем искорками лукавства, игривости и ехидства.

…Опять слезы. Вытерла их рукавом, платок-то не взяла с собой. А может, Рая утром забыла собрать мне еще и платочек. Вроде я не планировала ни плакать, ни сморкаться…

Вот такая она, сильная и безусловная любовь к Эргону. Любовь к мужчине. И к отцу.

Но есть еще один дракон, что цепляет мой разум и наполняет мое сердце. Еще не любовью, но зарождающейся юношеской влюбленностью. Искристой, интересной, радостной… С моментами, что потом вспоминаются с улыбкой и ностальгией, – моментами пикантными, неоднозначными, иногда наполненными даже раздражением и гневом.

Мой черный принц. Тот самый, что сейчас бледный и измученный лежит в постели.

Молодой, во многом похожий на меня. Как он сказал тогда на церемонии представления? «Мы стоим друг друга!»

Да, стоим друг друга, соответствуем друг другу. И такое тоже, знаете ли, на дороге не валяется! Такое, что принц и принцесса действительно друг другу подходят.

Оба немного авантюристы. Оба – раненые, с комплексами и проблемами, очевидными у меня и скрытыми под маской невозмутимого сарказма у Байдора.

Оба смелые и… благородные, наверное. Легко назвать благородным черного принца, который уже несколько раз проявил свое своеобразное благородство. Сложнее – себя. Но сейчас я ощущала ясно как день все качества, что роднят нас с Байдором.

– Давай подлечу его еще, – тихо сказал Эргон, незаметно подойдя сзади. – И я настаиваю, чтобы после этого ты пошла спать.

– Не раньше, чем ты объяснишь мне все нюансы, – ответила, хлюпнув носом.

– Ладно. – Папочка усмехнулся, подвинул кресло и сел рядом. Положил руку на лоб Байдора. – Вот так, мальчик… Хм… Знаешь, пожалуй, хорошо, что я пришел. Как чувствовал. Возможны были небольшие провалы памяти – ему же половину мозга смяло. Теперь не волнуйся – он вспомнит и тебя, и меня, и все остальное…

Принц глубоко, облегченно, вздохнул, дрогнули ресницы.

– Спи давай, черный, – усмехнулся ему в лицо Эргон.

А я подумала, что нет на свете лекаря лучше папочки. И здесь он… впрочем, какая разница!

– Ну и чем вы с Гришей занимались, пока я дежурила у постели больного? – осведомилась.

– И чем мы только не занимались… Сначала снова и снова изучали разум Бамара, разыскивали след менталиста. Но его нет… Силен гад!

– А что вообще произошло? – Я внезапно осознала, что целостной картинки у меня нет.

– С самого начала менталист не имел возможности постоянно наблюдать за тобой. Он явно не присутствовал на отборе среди женихов. Поэтому ему нужны были глаза – глаза кого-то из женихов, кто будет часто общаться с тобой. Каким-то образом он пронюхал, что тебе понравился коричневый и вы идете на свидание…