Родись такая в семье простого крестьянина или ремесленниками – и быть ей в вечном рабстве, а то и вовсе скормили бы крокодилам, чтобы скрыть позор рода. А эта вон не только свободная, но и стоит рядом со стрелометом, что выглядело настоящим вызовом всем устоям. И командирша отряда не могла себе даже представить, каких трудов матери Нендаранель стоило не только сохранить жизнь дочери, но и разрешить ей учиться у столичных мудрецов и поступить на императорскую службу!

- Он сказал, что они пойдут и умрут, - тем временем перевела ответ «обезьяны» девушка. – Но однажды или люди, или какие-нибудь «чертики» придут и в наш лес, и тогда нас постигнет участь их племени. Если дословно: «Когда люди приходили за зебрами – вы отказались помогать и остались в стороне, когда «чертики» пришли за «анубисами» – вы остались в стороне, сегодня люди пришли за нами – и вы вновь остаетесь в стороне. Завтра придут и за вами – и помогать вам будет уже некому».

- Передай этому «философу», что Священный лес защитят наши клинки и храбрость наших воинов! – ответила командирша. – И мы не боимся ни людей, ни «чертиков», ни их соплеменников!

- Слушаюсь, госпожа сотник!

И вновь «Отродье Света», как, совершенно не стесняясь, называли переводчицу все вокруг, переводила «гориллоиду» слова своей командирши. А сама командирша, с пренебрежением взглянув на чужаков, вновь перевела взгляд на «светлую». Когда это чудище родилась, она была уже подростком и, живя в столице, помнила тот скандал с рождением в семье Высокородных светлокожей дочери. И хоть такое иногда случалось – но то обычно было среди простого народа, где их участь была предопределена. И тут вдруг такое! Нендаранель тогда на полном серьезе предлагали скормить крокодилам – ведь не может быть в семье Высокородных дочери-рабыни! Но каким-то образом ее мать все же выкрутилась – на императорском суду, говорят, она сыпала целой кучей выдержек из летописей и давно позабытых всеми древних легенд и сказаний, ссылалась на Единый Закон и еще что-то из столь же далекого прошлого. И суд встал на ее сторону – в отличие от общественного мнения… Многие, как и сама командирша отряда, считали ее предательницей, отступницей от обычаев предков – но вслух, конечно, про то не говорили. Ибо знали, что гнев матери Великого Рода будет страшен… За такое обвинение могут скормить крокодилами не только самого обидчика, но и всех членов его семьи. Вот только на месте Нендаранель она бы предпочла бы смерть в детстве жизни с клеймом «Отродья Света» и рожей, от которой в панике шарахнется любой парень-эльф… Да и никто не согласится взять в жены «светлую» из опасения получить таких же чудовищ-детей. Хотя способности к языкам у нее были просто удивительны – она могла свободно говорить на языках любых не только близких, но и дальних соседей… Не просто так Нендаранель переводчицей стала. И именно за эти свои способности «светлую» и терпели в отряде. Презирали, ненавидели, даже боялись – но терпели.

- Он сказал, что это не его дело, но наша гордость нас и погубит. И хочет, чтобы я передала его предыдущие слова Императрице.

- Ну если хочешь повеселить двор – можешь передать, - представляя, как во дворце будут ржать над «светленькой» и переданными ею словами «гориллоида», ухмыльнулась командирша отряда. – Через пять рассветов нас сменит одиннадцатая сотня – так что через семь рассветов мы будем в столице. Вот только не советую. «Молчи, дура, за умную сойдешь» - знаешь такую поговорку?

- Знаю, госпожа сотник, - кивнула в знак согласия Нендаранель.

- Ну что, Аура Анорьевна, - улыбнувшись «очеловеченному» имени «эльфийки», произнес генеральный секретарь. – Есть тут для тебя одно чрезвычайно важное дело… С нами хотят пообщаться из одного параллельного мира, где тоже существует СССР – хоть и сильно не такой, как у нас. Мир, скажу прямо, куда более суровый, чем у нас тут – в отличие от нас, у них там идет фактически непрерывная война на «переферии» с одновременной гонкой космических вооружений. Ну и в техническом плане они нас хорошо так опережают… И быть их врагами мне бы очень не хотелось. Но для начала хотелось бы узнать, чего они от нас хотят…

- Я поняла, - кивнула Аурмид. – Но чем я вам помогу? Я же в вашей жизни понимаю меньше ваших подростков…

- Ну это наживное, - усмехнулся генсек. – Техники нашей ты уже не боишься, а что не знаешь, как оно все работает – так, честно говоря, у нас тоже многие этого не понимают… А там ты нам нужна в другом качестве. Ты наш лучший физиономист, ты легко распознаешь даже те эмоции, которые люди пытаются скрыть, тебя невозможно обмануть. Мне тут министр недавно рассказывал, как ты в последней командировке одного жулика, бывшего директора завода, расколола…

- Что сделала? – буквально полезли на лоб глаза у «эльфийки».

- Разоблачила, - пояснил генсек.

- А… Это было несложно, - улыбнулась Аурмид. – Вы, люди, в большинстве своем не умеете врать… С нашими Высокородными сложнее бывает зачастую…

- Почему? – не понял генсек.

- Их учат тому же самому, чему учили и меня, - усмехнулась девушка. – А потому они знают, на что мы в первую очередь обращаем внимание… Твердокаменные лица большинства Высокородных – как раз один из способов скрыть свои эмоции друг от друга. Собственно говоря, я уже предупреждала ваших людей на счет всего этого…

- Ну тогда с людьми оттуда ты тоже должна справиться, - заметил Антон Викторович. – мы в этом деле на тебя надеемся.

- Спасибо за доверие… Я сделаю все, что смогу, - ответила «эльфийка».

- Тогда готовься, - ответил генсек. – Кстати, тут недавно твоих ушастых соплеменников повязали… Пробрались на контролируемую советскими войсками территорию в вашем мире.

- Кого? – удивилась Аурмид. – Откуда?

- Судя по допросам пленных, тебя искали…

- Вот даже как, - тихо произнесла «эльфийка». – Хотя этого и следовало ожидать. Наш народ упрямый…

- Вот министр госбезопасности и хочет привлечь тебя к работе с пленными. Время пока у тебя есть…

На том их разговор и закончился, а на следующий день Аурмид выехала на Кавказ, где в тюрьме сидели в карантине ее соплеменники, и думала о том, как изменилась ее жизнь после того, как она оказалась в этом мире. И ощущения были странными, двоякими… С одной стороны, ей нравилось это общество, нравились отношения людей как друг к другу, так и к ней. Нравилось даже то, что не очень-то укладывалось в привычные рамки… Вроде отсутствия деления на «высокородных» и «низкородных», что любой человек, будь на то ум и желание, мог стать и мудрецом, и воином, и даже большим начальником. Нравилось то, что над людьми не висело множество вытекающих из обычаев запретов и ограничений, смысла во многих из которых она откровенно не понимала. Точнее, считала их чем-то само собой разумеющимся, без чего просто невозможно жить – и вот, оказавшись здесь, она вдруг осознала их совершенную бессмысленность… Что можно спокойно жить и без этого – и это вовсе не приводило к деградации общества до того феодального ужаса, что творился у людей их мира или прозванных «чертиками» рогачей. Здесь просто куда больше верили в людей, чем это было у них.

Да что уж говорить! Тут в целом в обществе было куда больше доверия друг к другу! Не было той подозрительности по отношению друг к другу, существование которой она осознала только после «приезда» сюда, не было постоянного страха нарушить какие-нибудь обычаи предков и тем самым если и не стать отступником, то на долгое время оказаться в «нерукопожатном сословии», кого будут демонстративно игнорировать… Здесь люди просто жили и строили свое будущее, а не оглядывались на «величие прошлого», веками выискивая мудрость в древних книгах и свитках – причем, в большинстве своем в одних и тех же, из рекомендуемого к изучению списка…

Да что говорить – даже здешний правитель, «генеральный секретарь ЦК КПСС», и сего советники-министры ей были симпатичны. Несмотря на традиционное для ее народа пренебрежительное отношение к человеческим правителям и сановникам, эти люди смогли заслужить у нее уважение уже даже тем, что они честно работали, а не думали, что бы еще урвать себе любимому и как еще простой люд ограбить. И ей нравилось общаться с этими людьми… Она бы могла десяток раз обмануть их, наврать с три короба, и они бы не смогли это никак узнать и проверить, но не хотелось… Даже сама такая мысль казалась ей каким-то кощунством, все равно что ребенка обмануть – грех, который не имеет прощения ни на Земле, ни у предков.