Как и тогда, Михаил опять поражался тому напору и буквально бьющей из девушки энергии. А ведь, казалось бы, только что была обычной уставшей после смены на заводе женщиной, и вот на тебе… Словно подменили в один миг!
- Зачем? – откровенно растерялся от такого предложения Михаил. – Я ж…
- Никаких «я ж»! – решительно помотала головой девушка. – Знаешь… Я не пойму, почему так происходит, но мне интересно с тобой общаться. Вон сейчас мне тоже интересно, что же ты такого придумал! Оно не секретно же?
- Нет, - отрицательно помотал головой парень.
Путь до дома Кати оказался не так уж и далек… Ну точнее как сказать? Сначала ехали на метро, потом несколько остановок на трамвае – и вот уж перед ними «сталинка»-десятиэтажка. Вполне себе такая обычная, классическая, причем уже остаточно новая… Подняться на лифте на шестой этаж – и вот уж перед ними двери квартиры. Больше в квартире сейчас никого не было – все остальные еще не вернулись с работы. В доме, как понял, раздевшись, Михаил не жарко… Хотя и не сказать чтобы холодно. Градусов семнадцать-восемнадцать, где-то на грани… Раздеться, умыться и можно садиться чай попить. Хотя нынче это уже нифига и не чай – не выращивают тот больше в СССР, а запасы закончились.
За чаем-то Михаил и рассказал о своих придумках технического плана, которые и предлагал министерству. И девушка явно заинтересовалась его рассказом, сразу видно – инженер! Большинство других женщин, наверное, поняли бы в его рассказе «примерно нифига». Особенно если вспомнить о том, к чему стремилось большинство при реставрации капитализма… Но, как когда-то сказала вторая жена Михаила, «есть бабы, а есть инженеры». Подразумевая, впрочем, именно «настоящих» женщин-инженером, с техническим складом ума. Кто интересуется техникой, хорошо в ней разбирается – те редко интересуются теми же шмотками, ибо подходят к одежде с позиции «технаря», исходя из функциональности, а не превращая ее приобретение в самоцель, не стремясь выделиться…
- Значит, все так просто, но… Почему до этого не додумались раньше? – когда Михаил закончил рассказ, с явным интересом произнесла девушка.
- Не знаю, - пожал плечами Михаил. – Думаю, просто не задумывались о таком…
Для многих, наверное, оно было бы странно – говорить с красивыми, а в этом Кате точно не откажешь, девушками о каких-то железках. Но уж что есть- то есть! Причем, тема настолько заинтересовала ее, что они не заметили, как прообсуждали различные технические подробности аж до возвращения с работы ее брата с отцом – мать-то как раз еще до их прихода ушла на работу во вторую смену.
- Привет, пап! – когда тот зашел в комнату, где они сидели, обложившись зарисованными Михаилом эскизами с чертежами зерноочистной установки. – Это – Миша, помнишь я тебя про него говорила?
- Помню, помню, - с интересом взглянув на Михаила, с легкой усмешкой произнес мужчина. – Я Виктор Сергеич, отец этой вот… балбески, что тебя сюда притащила. Какими судьбами в Москве-то?
Брата звали Александром – и он был инженером-электриком на ГПЗ. И Михаилу вновь пришлось пересказывать все, что он до того рассказал Кате… С во многом аналогичной реакцией – сначала недоверье, потом удивление. А потом Виктор Сергеич присоединился к ним – его тоже заинтересовала тема, чай тоже инженер, пусть нынче и в начальниках ходит! «Одна голова хорошо, две – мутант, а три – Змей Горыныч», - непонятно с чего вспомнилась Михаилу фраза из анекдота про Чернобыль… Так что за обсуждением «идей» Михаила и тем, как все это можно реализовать на практике они просидели до поздней ночи. Как оказалось, Москвы практически не коснулись «уплотнения», она сама была в «зоне эвакуации», сельских жителей откуда отправляли на юг, и северная граница тех районов проходила по Пензе. В Москву же эвакуировали лишь несколько заводов с востока страны, забив их работниками студенческие и рабочие общежития да гостиницы… За то вон за Уралом да на Севере сейчас свободного жилья девать некуда! Только оно больше никому не нужно. Целые города и села опустели!
- Сколько сейчас вообще населения в Москве? – все же поинтересовался как-то Михаил.
- До Катастрофы было чуть больше пяти миллионов, - автоматически ответила Катя. – Сейчас еще тысяч вести приехали, но я не знаю точной цифры…
Ну да… Двести тысяч на фоне девяти миллионов – не так уж много. А вот когда примерно столько же приезжает в семисоттысячный Саратов, а к ним прибавляется и население удаленных деревень области, кого привозят в города области на зиму, работать в теплицах, то уже каждый третий получается «пришлым». И поскольку свободных мест в общагах и гостиницах не так уж и много, а многие люди живут в маленьких домиках или однокомнатных квартирках, то проблема с жильем сразу становится очень острой. И те, кого заселили в освободившиеся в рамках «родственного переселения» дома и квартиры, в гостиницы или комнаты общаг – те еще счастливчики. Немало людей живет в оказавшихся достаточно крепкими и надежными сараях, которые по-быстрому утеплили с помощью стекловаты и пластин шифера, сделали при необходимости полы с потолками да поставили печку… Кстати, из Московской области многих вчерашних колхозников, кроме занятых в теплицах, тоже ведь на юг эвакуировали!
Уже поздней ночью, закончив с обсуждением идей Михаила, Виктор Сергеич после некоторого раздумья отправил Михаила спать в комнату старшего брата Кати, где он и как смог пристроиться. Только предварительно позвонил по названному ему телефону кому-то из министерства и сообщил, где он находится – на этот счет его уже успели проинструктировать. Заодно, сказав о том, по какому номеру с ним можно связаться. Уже поздно ночью вернулась со смены и мать Кати, но он в это время уже дрых без задних ног. А утром – завтрак, куда позвали и его, карточки-то сегодня днем обналичит и отдаст, и вот уже Катя и ее отец с братом уходят на работу, а Михаилу остается ждать звонка из министерства. Ну а пока можно было еще посидеть и подумать…
- Зачем ты приехал? – мать Кати, имени которой ему так и не довелось узнать, появилась в комнате как-то незаметно.
- Как зачем? – не понял Михаил. – Вызвали в министерство сельского хозяйства…
- Да я не про это, - как-то устало поморщилась женщина. – Зачем сюда приехал?
- Ну Катя обиделась бы, если б узнала, что я был в Москве, а с ней не встретился.
- Обиделась бы, - фыркнула мать девушки. – Катя уж взрослая девушка, ей уж замуж пора! А она в тебя влюбилась и ни на кого другого и смотреть не хочет… Вон ты приехал – так она чуть ли не светится от радости! Я уж давно ее такой не видела… Даже не с Катастрофы, еще раньше.
- Она мне не говорила ничего…
- И не скажет, - ответила женщина. – У тебя же жена, а она не полезет в чужую семью…
- И что вы предлагаете? Съехать в гостиницу?
- Не поможет, - грустно усмехнулась женщина. – Если она знает, что ты в Москве, то найдет тебя и там. Да и я не хочу поссориться с дочерью…
- А что тогда?
- Да если б я знала… - только и ответила она.
А вскоре после ухода катиной матери из комнаты прозвучал и долгожданный звонок, а через некоторое время за Михаилом приехала все та же черная «Волга» с уже знакомым водителем…
Глава 12
Не сказать чтобы война началась внезапно… За происходящим в Польше в СССР внимательно наблюдали уже давно. Но что еще можно было сделать? Кормить поляков, отнимая еду у своих людей? А ведь без этого никак! Даже введи Советский Союз свою армию, наведи порядок – это не поможет победить голод. А еще это – раздергать силы, которые могут понадобиться внутри страны. Даже если просто на стройках…
И что оставалось? Да только безучастно смотреть на происходящее! Пока поляки резали друг друга. Пока польские генералы, захватив мобилизационные запасы, делят власть друг с другом. Смотреть перестали лишь после того, как уцелевшие в развернувшийся бойне объявили о создании новой «Речи Посполитой» и заявили о том, что раз у них нечего жрать – надо отобрать еду у русских! И их доблестная армия именно это и должна совершить! Ну и прочий подобный пропагандистский бред… На который, впрочем, большинству было наплевать. Их интересовало лишь одно: ЖРАТЬ! У русских у самих с едой плохо? Да плевать! «Просоветских» поляков в Польше к этому времени уже почти не осталось – кто-то успел бежать в соседние страны, но большинство погибло или быстренько скинуло с себя овечьи шкуры. И польский национализм расцвел всеми цветами…