– Но ведь никто не знал!

– Но мысли-то читать он мог. Возможно, лазать в твой разум ему мешала моя защита, а изучать женихов он мог совершенно спокойно. И вот Бамар. Наш негодяй задумал влюбить тебя в удобного претендента. Внушил смотрителю оранжереи нужные мысли, и тот пропитал букет приворотным зельем. Но… не получилось. Вмешался твой черный принц, честь ему и хвала. Тогда, опасаясь расследования, менталист убрал смотрителя – как единственного свидетеля. Милосердие ему явно не свойственно. Ведь можно было обойтись без убийства – просто внушить нужное этому несчастному, мы бы не нашли следов воздействия, тогда у нас еще не было Гриши. В общем, влюбить тебя в Бамара и этим сблизить вас не получилось. Возможно, он хотел и замуж тебя выдать за Бамара после обретения тобой всех цветов. Почему-то это казалось ему удобным. Вероятно, хотел через коричневого постоянно как-то воздействовать на тебя. Когда не вышло, Бамар все же остался приближенным к тебе женихом. По-прежнему удобным, как «глаза». И он наблюдал за нами через него. А во время состязания появилась отличная возможность снова вывести Бамара на первую роль. Получить свидание с тобой и, кто знает, что на нем с тобой сделать… Когда фавориты сговорились просить меня о дополнительном состязании, он ментально усилил коричневого. Просто придал ему веру в свои силы, способность использовать их по максимуму. И снова у него не вышло. Принц Байдор оказался слишком сильным противником даже для улучшенного Бамара.

Я ласково глянула на Байдора. Тот вздохнул во сне и, кажется, чуть улыбнулся.

«Спи, мой хороший, – подумала я. – Пусть хотя бы во сне у тебя все будет хорошо».

– Но зачем он кинулся на Байдора, ведь так он сразу разоблачил себя?!

– Не себя, Бамара. – Эргон усмехнулся. – А вот тут интересно… Я думаю, менталист просто разозлился, вышел из себя. И воздействовал на Бамара уже открыто, внушив ему атаковать принца.

– Вышел из себя? – снова удивилась. – Как-то странно для хладнокровного убийцы и манипулятора.

– То-то и оно, что странно! – согласился Эргон. – Очень даже. И вывод из этого один: не такой уж он хладнокровный. У него есть живые эмоции, слабые места. Мы неверно его оценивали – он уязвимее, чем мы думали.

– А может, когда они боролись с Гришей, он прощупывал нашего менталиста, пытался его победить? Для этого и открылся частично, – предположила я.

– Может быть. Но не факт. Григорий говорит, там не было попытки атаковать или прощупать ментально. Лишь страх и напряженное наблюдение… Так что, похоже, наш менталист действительно показал свою уязвимость. Теперь, должно быть, локти кусает. Но, так или иначе, он теперь знает про Гришу. А значит, наш юный менталист тоже в опасности.

– Гриша? Гриша в опасности? – удивилась и искренне испугалась.

– Ну, я надеюсь, что его особые способности помогут. – Эргон успокаивающе погладил меня по плечу, а я ощутила поток невероятного тепла от его касания. – Посмотри, всего одна ночь тренировки, и он уже вполне себе менталист. Не знает технику, но все, что можно делать интуитивно, – делает. Стоило только открыть эту пороховую бочку… Но если бы я был этим злодеем-менталистом, обязательно постарался бы убрать того единственного, кто может почуять меня и вообще сразиться со мной ментально на равных.

– Папа, нужно приставить к нему охрану!

– Уже. Гриша «под колпаком», его охраняют не хуже, чем тебя. Ну… ненамного хуже. Меня вот что волнует во всем этом… – задумчиво продолжил Эргон. – Что же за личность наш злодей, если он может хладнокровно планировать сложные операции и… срываться от досады, поддаваться эмоциям. Интересный контраст.

И тут меня осенило. Я широко раскрыла глаза и уставилась на Эргона.

– Отец, послушай!

– Что, доченька?

– А почему, собственно, говорят «он»? – произнесла я то, что выплыло из глубины подсознания. – Это может быть «она», женщина! Почему мы все время думаем, что главный злодей – мужчина?! Потому что привыкли, что вершители дел – и хороших, и плохих – мужчины, в истории драконов всегда так было. Но… может, это какая-то обиженная на всех женщина-менталистка. Драконица, которой вожжа под хвост попала… Вот и объяснение, почему так противоречиво себя ведет! Планирует хорошо, хладнокровно, а когда сорвалось – а у нее, допустим, ПМС в это время – впадает в истерику, рвет и мечет, выдает себя! Точно! Это ведь может быть женщина!

Эргон внимательно поглядел на меня, а потом четко, медленно произнес:

– Да, это может быть женщина. Или ребенок.

– Ребенок? – изумилась.

– Ну да, – пожал плечами отец, – не младенец, конечно, и не малыш. Подросток. Такой, кто может придумать хитроумный план в силу своих высоких интеллектуальных способностей, но еще не умеет в должной мере владеть эмоциями. Очень опасный возраст, переходный – вроде так у вас называется… Я уже думал об этом. А вот про женщину не думал, спасибо тебе.

– Почему не думал про женщину?

– Ну… – Эргон замялся. – Потому, почему ты сама сказала – главные «вершители» у нас всегда мужчины. Женщины чаще на вторых ролях…

– Шовинст! – возмутилась я.

– Кто-кто?

– Половой шовинист, гендерный шовинист… Считаешь, папочка, женщины настолько глупее, что не могут быть главными злодейками, да?

Я неожиданно вспомнила, что у меня самой надвигается ПМС. Наверное, поэтому отцовское высказывание вызвало бурю искреннего негодования.

– Стереотипы у меня. – Лукаво улыбаясь, папочка покаянно опустил голову. Потом вдруг усмехнулся. – Но будь я настоящим… этим… «шовинистом», не стал бы делать наследницей девушку. Тем более из другого мира. Так что нечего обвинять отца!

– Ладно. – Я улыбнулась и примиряюще погладила Эргона по руке. – А что у нас с анализами крови? Весь замок проверили?

– Почти. Гриша с нашими учеными уже заканчивают проверку. Анализ взяли у всех – от моих советников до последнего слуги. Пока все чисто… Хотя, конечно, сюрпризы были.

– Какие же?!

– Вообще-то ничего особенного, – ответил папочка. – Например, у нашего герцога, если помнишь, в предках были серебряные драконы. Всегда считалось, что при такой наследственности дракон может лишь немного чуять магию предков. Похоже, это не совсем так. На белой полоске у Грейдора посреди бордового моря проявилась тонкая серебряная ниточка, то есть серебряная магия в нем есть в целом, хоть и совсем чуть-чуть. Причем у других драконов нет ничего подобного. Странно, у многих предки разноцветные, а примесей на тесте нет.

– И почему же наш герцог такой исключительный?

– Понятия не имею. Какие-то новые особенности драконьей… как там ваша наука называется?

– Генетики, – подсказала, улыбнувшись. – А еще что?

– А еще тебе, видимо, придется менять служанку, – усмехнулся Эргон, – что не очень хорошо в сложившихся обстоятельствах, когда и женщина может оказаться злодейкой. Впрочем, мы проверим ее полностью. А не понравится – сам буду подавать тебе платья.

– Но папа, почему нужно менять Раю? – взвилась я. – Это я к ней привыкла! С ней что-то не так?! Не может быть! Она добрая и простая как пробка!

– Это правда. Но, видишь ли, ее нужно отправить в школу человеческих магов. Девушка с магическими способностями не должна работать служанкой. Если только у принцессы и после обучения…

– Не хочешь же ты сказать…

– Хочу. У твоей служанки есть магический дар. Непроявленный, непонятно откуда взявшийся, но есть. Ментальность и цвет, конечно, на нуле, а серая полоска показала эти непроявленные способности. Девочка сидит и плачет… Верность тебе борется в ней с желанием раскрыть свой талант. Очень ей хочется научиться. Ведь если она станет магичкой, может исполниться ее девичья мечта, и на нее обратит внимание какой-нибудь дракон.

– А ты откуда знаешь мечты моей служанки?

– Немного посмотрел ее мысли. Должен был убедиться, что девочка безопасна. А в мыслях там… мужчины-драконы и сцены жаркой страсти с ее участием. А совесть ей твердит, что нужно служить тебе.