—  Посмотрим, моя маленькая упрямая купчиха, —  понизив голос, сказал он. —  Ты верно заметила, что ты будешь спать в моей постели...

Глава 17

Никогда в жизни Камира не могла представить себе, что ей придется пережить такой позор. Когда она обратилась к Гору – верила в его милосердие. Верила, что он дарует ей жизнь – в смысле, более-менее нормальную жизнь – или даст умереть в бою.

Уж это-то он мог ей дать!

Она вовсе не собиралась играть на том, что ее соратники могут пожалеть, не захотеть убивать. Собиралась честно сражаться до последнего и умереть, когда закончатся силы, и она пропустит смертельный удар… Тем более, Камира знала, что продержится недолго. Ее рана действительно воспалилась.

Казалось бы - небольшой порез, ей приходилось переживать куда более страшные ранения. Но кожа вокруг покраснела, а из самой раны текла неприятная желтая жидкость. Когда вождь судил ее, у нее была лихорадка. Жар поселился в теле, перед глазами порой мелькали черные круги.

Когда она услышала свой приговор, чуть не потеряла сознание. Хотелось умереть прямо сейчас. Умереть от позора, который пришлось переживать на глазах у тех, с кем она сражалась плечом к плечу, с кем подтрунивали друг над другом, делили чашу с хмельными напитками на праздникох… Перед своими соратниками и любовниками, которые уважали ее, ценили…

Для которых она теперь жалкая жена навозного червя.

Словно в тумане двигалась Камира, когда все это началось. Старалась держаться, чтобы ноги не дрожали, распрямить спину, смотреть лишь прямо перед собой. Потому что не могла встретиться глазами ни с кем из других воинов. И не хотела видеть презрение или жалость во взглядах простых людей.

Навозному червю дали ключ от ее цепей, велели хорошо следить за ней и пожаловаться, если строптивая женщина будет непокорной. Чуть не умерла Камира и, когда Горд взялся за цепь, сковывавшую ее руки и потянул за собой на площадь, мерзко, победно улыбаясь. Он, кажется, был доволен.

Гад, подумала Камира. Она скрутила бы в бараний рог этого мужичонку! Жаль, что у нее скованны руки и ноги, иначе она показала бы, кто главный по праву силы!

Проклятый навозник вывел ее на центр площади. Люди с энтузиазмом отнеслись к приказу вождя провести свадьбу. Очень быстро на них навесили традиционные синие и белые цветы, сделали надрезы им на руках, чтобы «кровь мужа и жены смешалась, объединяя их души и тела в союз».

Камира почувствовала, как невольные слезы текут по щекам. Как бы она не держалась, сейчас позор был просто невыносим.

Почему, ну почему Всевышний не дает ей быстрой героической смерти!

Почему вождь проявил такую жестокость! Ведь его девка выжила! Теперь Камире казалось, что она никогда и не любила Гора. Это было наваждением, она не видела его настоящего. В нем никогда не было того, что ей нужно. Что-то подобное тому, что нужно ей, она ощутила лишь один раз… Тогда, в шатре с красным драконом, который хотел ее так, что готов был забрать. И ведь она могла бы уже сейчас быть с ним, с неге, с новыми планами, с новой жизнью…

Теперь не заберет, усмехнулась Камира. Драконы слишком чтят закон степняков. А по закону лишь через три месяца брак может быть расторгнут. Причем только по желанию мужа. Жена может молить вождя о расторжении лишь через год – да и то только в том случае, если семя мужа так и не породило в ней ребенка.

… А потом Горд, кривенько усмехаясь, тащил ее за цепь куда-то на окраину лагеря. Люди расступались, порой слышались вопли «так ей и надо!», «давай, навозник, задай жару этой кобылице!». Эти вопли Камира могла игнорировать. Куда страшнее было сочувствие во взглядах воинов, которое она старалась не видеть, но ощущала в полной мере.

Дорога к жилищу Гора показалась ей вечностью. Вечностью позора. Уже сейчас она ощущала себя втоптанной, вбитой в навоз.

Жил мужчина почти на самой окраине, недалеко от одного из охранных постов.

Настоящего хорошего шатра у него не было. Жилище представляло из себя конструкцию из шестов, на которую кое-как были накинуты плохо выделанные шкуры. Камиру передернуло. Этот «дом» еще и неважно пах, как и сам Горд. Видимо, профессия приучила его не воспринимать неприятные запахи, он пренебрегал чистотой своего тела.

Больше тут ничего не было. Лишь тяп-ляп слепленный очаг и ложе – тряпки, набитые соломой.

Нищий, подумала Камира, и ее снова передернуло. В голове промелькнуло, что если бы она не билась за Гора, сдалась бы вовремя, то сейчас лежала бы в своем уютном шатре, окруженная заботой служанки Тэзы, вождь вылечил бы ее, и уже завтра она скакала бы по степи в составе летучего отряда…

Снова невыносимо захотелось плакать. В этот момент она не могла даже ненавидеть Гора и его девку, досадовать на Бэрда, который все сделал не так и подставил ее.

Могла лишь сожалеть о своей судьбе. И невольно раскаиваться в своих ошибках. Она выбрала не тот путь. Не то, что было хорошо для нее. Ведь оказалось, что хорошо для нее – совсем не то, что она думала.

— Зачем я тебе? — обреченно и устало спросила она у Горда. Впервые обратилась к нему. В конечном счете, рано или поздно ей придется с ним разговаривать.

Мужчина искоса поглядел на нее и усмехнулся. Ничего не сказал.

— Пожалел убогую? — тоже усмехнувшись, спросила Камира. — Или думал, в добавок ко мне тебе достанется хороший шатер, драгоценности и слуги?

— Мне не нужны твои вещи, — ответил он. — А вот ты мне пригодишься.

Горд плотоядно посмотрел на нее, и Камиру передернуло. В голову неожиданно ударило осознание – он ее муж, ей придется с ним спать. При всем темпераменте Камиры, ее постельные интересы не распространялись на неопрятных кривых мужиков вроде Горда.

— У тебя хорошее тело. Сильное. Ты подойдешь, — сказал Горд. — Я не нравлюсь женщинам. И за меня не выдают дочерей, а мне нужна жена. Я хочу иметь бабу каждый день и хочу, чтобы она родила мне детей. Ты сможешь родить детей, ты сильная. И ты должна будешь быть со мной, — откровенно, на редкость просто объяснил Горд.

Очередной черный круг пролетел перед глазами Камиры. Тошнота волной подкатила к горлу. Все так просто… Так просто и отвратительно. Она должна стать емкостью для семени этого отброса. Его постоянной постельной игрушкой.

Опять захотелось умереть. Но умереть не удалось. Ее всего лишь шатнуло.

— Ложись, — велел ей Горд, указав на сомнительное ложе.

Камира понимала, что если не ляжет, то упадет. Преодолевая отвращение, она проковыляла в вонючее жилище и легла. Горд же так и не отпускал цепь, за которую держал ее.

— Может быть раскуешь меня!? — прошипела Камира.

— Нет, — спокойно и серьезно покачал головой мужчина, хитро глядя на нее. — Мне все объяснили про тебя, да я и сам слышал. У тебя плохой характер, ты опасна. Раскую тебя, когда ты ко мне привыкнешь, и в тебе будет мой ребенок. Тогда ты точно не сможешь убежать. Так мне посоветовали.

Он чуть отошел и пристегнул другой конец цепи, зацепив его за камень, стаявший возле очага.

— Гад проклятый! — прохрипела Камира. Ей просто не верилось, что все это происходит с ней. Со знатной степнячкой, отменной воительницей, той, кто знал столько почестей.

Мерзкий циничный мужик, обделенный женской лаской, посадил ее на цепь!

— Можешь называть меня и так, — усмехнулся он, подошел и оглядел ее тело, распластавшееся на постели.

— Как ты собираешься держать меня на цепи! А туалет?! — спросила Камира.

— Ходи в горшок, — он небрежно указал на один из трех глиняных горшков, стоявших у противоположной стены. — Потом будешь выходить и закапывать.

«Выходить и закапывать…» — эхом пронеслось у Камиры. А что еще он хочет, чтобы она делала?! Может быть и навоз вместе с ним убирать и закапывать?!

Она судорожно вздохнула. Эта ситуация должна как-то кончится! Должна. Такого просто не может быть. Наверно, она все же умрет сейчас.

Но как бы Камира не хотела умереть, а молодое сердце боролось за жизнь. Еще одно осознание ударило ей в голову. Похоже, этот гад не понимает, что ей плохо. По-настоящему плохо. Что может лишиться своей «женушки» очень быстро. Он просто не осознает, радуясь, что у него теперь есть баба.