Они замерли.

Карина в изумлении смотрела на Артура и на стену рядом. Чутье подсказывало, что невидимое лезвие ее меча располагается как раз вдоль его горла. Маленький жест, неловкость — и оно коснется кожи Древнего, моментально вспоров сосуды, разгоняя по телу ожоги силового удара… Карина в ужасе уставилась на свою руку с рукоятью.

— Ты это специально, да? — не сообразив сразу убрать меч, с раздражением сказала она.

— Да, — спокойно и твердо ответил он. Но на мощной шее Древнего быстро билась жилка, выдавая тревогу. То ли за собственную жизнь, то ли за что-то еще. — Мы должны что-то решить. Так дальше продолжаться не может. Тебе нужно вернуть себя. Я в твоей власти, Карина. Убей меня, если хочешь.

— Ты ведь знаешь, что я не сделаю этого! — посмотрев ему в лицо, сказала она. А где-то внутри родилась настоящая злость. Что ж, хочешь поиграть, Артур, хочешь манипулировать мной. Посмотрим… И поднесла меч еще чуть ближе.

— Не знаю, — ответил он, и Карина вдруг поняла, что он говорит искренне. — Я разлучил тебя с твоим Древним. Я разрушил твое счастье. Я совершил над тобой насилие, я чуть не убил тебя. И я даю тебе выход. Если хочешь — он будет таким. Союзные власти признают справедливость твоего поступка и оправдают расстроенными эмоциями.

— Перестань говорить глупости! — вдруг рассмеялась Карина. Немного нервно, но тоже вполне искренне. И добавила: — Нет, мы поступим по-другому, — она нажала на кнопку на рукоятке и выключила меч, опустила его и отошла на шаг. — Сейчас ты поднимешь меня на руки, — искоса глядя на Артура, продолжила она, — как ты любишь. И отнесешь… Куда хочешь. Например, в свои апартаменты. Можно по мирам, чтобы не бросаться в глаза, если знаешь дорогу. И будешь… долго стирать своей нежностью свою… ээээ… грубость…

— Что? — глаза Артура округлились от удивления. — Но… ты, я…

— Мне нужно кое-что проверить, Артур, — глядя прямо ему в глаза, сказала Карина.

— Что? — в его голосе прозвучала растерянность.

— Ты знаешь, что, — усмехнулась Карина. — Да, я могу пойти в бар… допустим, где-нибудь на Беншайзе. На Коралии это не принято… и снять мужчину. Или могу, — Карина улыбнулась, — соблазнить Карасева или Духа. Дух наверняка будет не против. Но знаешь, это как-то несправедливо к ним, да и не хочу портить чистые дружеские отношения. Нет, Артур, — Карина вздохнула, решившись. — Все просто. В моей жизни простой расклад. Если не он — то ты. Больше мне некого к себе приставить. Ты ведь был у меня в голове, должен знать. Впрочем, если тебя это унижает… — вновь усмехнувшись, добавила она, — я пойду в бар!

Артур долго смотрел на нее, ничего не отвечая. Растерянность, боль, свет, непонимание, потом понимание, снова боль, потом осознание, снова свет…. Он провел рукой по лбу.

— Господи! Карина, что я с тобой сделал! — сказал он.

Подошел к ней и аккуратно поднял на руки, бережно, как величайшую драгоценность.

Как-то быстро и незаметно для самих себя Карина с Артуром снова стали парой. Воспринято это было легко: люди любили друг друга, потом пережили испытания, и вот снова вместе.

Но на самом деле все было не так просто.

Артур не верил своему счастью, тому, что она опять позволила ему быть рядом. Стал ее рыцарем, ее личным хранителем, как и советовал Кравий.

Он заботился о ней, развлекал, как в давние времена, когда земляне только оказались на Коралии. Тогда он все время держал в голове, что хорошо бы она была с ним, медленно сужал круги, демонстрировал благородство, пока Карина сама не шагнула в его объятья.

Теперь же он ни на что не надеялся. И, может быть, поэтому как-то незаметно и органично оказалось, что она его не гонит, даже отвечает теплом, благодарностью и неожиданной нежностью. Немного отрешенно, но на другое Артур и вовсе не надеялся. Он и так внезапно получил больше, чем ожидал…

Он ведь и верно отпустил ее и лишь слабо надеялся, что она позволит ему иногда быть рядом и заботиться о ней. И впитывать ее тонкое и нежное, пронзительно-хрустальное присутствие… Тот чистый, голубой хрустальный звон, что разносился в воздухе, когда она была рядом. Ту невероятную, неслышную мелодию, что ощущалась от нее, словно Карина звенела внутри…

А получил он намного больше. За что? Незаслуженно, невероятно, думалось ему.

Теперь главное не прошляпить свое счастье, снова не впасть в амбиции… И заботой, нежностью, надежностью, помощью и опорой десятилетиями искупать свой… проступок. Только бы не прогнала, только бы позволила быть рядом…

Карина чувствовала, что ей нужно было куда-то пристроить свою жизнь, которую считала потерянной и никчемной из-за того изъяна, что ощущала теперь в себе. Наверное, ей нужно собственное искупление. Отказаться от самой себя, от своих чувств и желаний ради некоего общественного долга, чтобы искупить этот принесенный неизвестно откуда изъян.

…Отключить чувства и поступать «правильно», так, как лучше для всех. А не для ее собственного простенького эгоизма, мечтающего лишь о том, чтобы ничего этого не было… Чтобы проснуться и обнаружить свою голову на смуглом горячем плече Хранителя Вселенной. И понять, что ни Суда, ничего больше не было, все это лишь приснилось…

Но врать себе она не могла. И нужно было действовать «правильно» исходя из существующих реалий. А значит, следовало хорошо делать работу — в конечном счете и в «Голосе жизни» для нее нашлось место. А еще осчастливить того, кто не может без нее. Ведь это без нее Артур делается чудовищем… Нужно дать ему то, что хочет. И у Союза всегда будет отличный молодой Хранитель.

…Тем более что ее собственная жизнь, ее чувства совершенно не важны.

Артур ей не противен, если не вспоминать некоторые моменты… Да и не помнит она их уже. А по старой памяти дотайванских времен, да и просто благодаря хорошей сходимости с ним было как-то даже… хорошо, надежно. Немного опоры под ногами. Тоже польза. «Меньше вероятность, что спячу или покончу с собой», — думалось Карине.

Лишь проницательный и умный Карасев заметил нечто странное в ее поведении и новых отношениях с Артуром. Дух был в полнейшем восторге, что Карина «опять пристроена», можно не переживать за ее душевное состояние, ведь Артур — мужик надежный. Анька с Ванька, как всегда, жили своей жизнью, сцепившись друг с другом, и лишь изредка высовывали нос в окружающий мир.

А вот Карасев оставался самим собой.

Однажды Карина вышла в сад Белого Замка недалеко от апартаментов землян. Там прямо на камешке под цветущими кустами сидел Андрей и, вставив в ухо наушник (тот самый адаптер-«таблетка» для перевода иностранных языков) что-то слушал с инфоблока.

— Что слушаешь? — улыбнулась ему Карина, присев рядом. Ее собственное утро, как правило, начиналось с песен Цоя. Сначала она и вовсе не могла подумать о земной музыке, слишком больно это было. А вот теперь знакомые слова земных исполнителей давали какую-то опору. «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть», — звучало у нее в комнате по утрам, или тот же объемный голос давно погибшего Виктора пел о «порядковом номере на рукаве». Последнее время это хорошо ложилось в настроение.

Карасев молча предложил ей вторую таблетку, Карина вставила ее в ухо, и с удивлением услышала знакомый голос с хрипотцой:

Я поля влюбленным постелю,

Пусть поют во сне и наяву,

Я дышу и, значит, я люблю,

Я люблю и, значит, я живу…[1]

[1] Здесь и чуть дальше — В. Высоцкий. Баллада о любви.

От знакомой классики на глаза выступили слезы. Но почему-то первой ассоциацией стала не сама она и ее любовь к… Рональду. А Артур с его чувствами — горящими, сильными, во многом безответными… Словно услышав ее мысли, Карасев вдруг выключил музыку и обернулся к ней.

— Ты сама-то уверена в том, что делаешь? — без всяких экивоков напрямую спросил Карасев. — Ты ведь его не любишь так, как…