После того как определили Радмилу, я отправился в изолятор Тайного сыска за Земовитом Медведевым. Там мы провозились довольно долго — практически полдня, пока подписали кучу бумаг, пока прошли кучу разных людей и опросов. Попасть в эти стены оказалось значительно легче, чем их покинуть. Это было совсем не так, как я себе представлял. Не по одному щелчку пальцев, но Земовита всё-таки освободили.

Когда мы вышли из ворот вместе с Медведевым, он на секунду остановился, подставил лицо мелкому холодному дождю, капающему из низкого серого неба, расставил руки и крикнул:

— Свобода! Как я тебя ждал!

Когда мы вернулись с Земовитом, четвёрка наших заговорщиц из Института благородных девиц уже была в резиденции. Ада, судя по всему, каким-то подкупом или, может быть, ещё как-то, договорилась с поварами, и они устроили небольшой, но праздничный обед по случаю возвращения Земовита на свободу.

На обеде присутствовала вся моя пятёрка в полном составе: Костя, Тагай, Артём Муратов, Мирослава… Они как раз вернулись с занятий. Я же при взгляде на Медведева думал о том, что пятёрку пора расширять. Здесь же за с одной стороны стола примостилась Зара, с другой стороны — Радмила.

Появление Радмилы Зорич, надо сказать, вызвало удивление у всех. Девчонки относились к ней немного настороженно, наши же предпочитали делать вид, что не замечают её.

Тагай даже обратился ко мне по мыслесвязи: «Что она здесь делает?» Причём в его голосе слышалась явная неприязнь.

«Она обратилась к нам за помощью, — ответил я. — У неё проблемы».

«С Голицыным?» — спросил Тагай.

«Нет, — ответил я по той же самой мыслесвязи, переборов себя, чтобы не качать головой и не выдать чем-то. — Проблема немного другого характера».

А Радмила в этот момент покосилась на меня, как будто что-то почувствовала, но тут же опустила глаза в тарелку.

«Потом обсудим, — ответил на это Тагай. — Просто нужно хотя бы понимать, что к чему».

При этом сама Радмила явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она молчала, в разговоры не встревала и вела себя совершенно тихо, как мышь.

Зара слегка посмеивалась, глядя на всё наше общение. Наверное, потому что только что освободившийся Земовит буквально фонтанировал энтузиазмом. Да и сестра Ярослава от него почти не отставала. При всём при этом Ада и Матрона пытались развеселить Медведева. И всем, в общем-то, было хорошо.

Да что говорить? Я сам получал удовольствие от атмосферы, потому что понимал: кроме моих родных, моей семьи, у меня есть ещё друзья, которые стали мне второй семьёй. Которые поддерживают меня, верят мне, помогают, и которые, даже рискнут жизнью ради нашего общего дела. Чувство, что у меня есть надёжный тыл, есть, к кому можно обратиться, буквально затапливало меня.

Да, пусть все они ещё молоды, горячи, но мне это нравилось. В них бурлила жизнь, горел огонь! Эти люди тоже были моей семьёй, моим кланом. Единственные, кого мне не хватало рядом… это Азы… и пожалуй, что брата.

Да, казалось бы, вот оно — молодое поколение, с ним проще, с ними легче. Но их мне всё равно не хватало.

Но как бы я не радовался краткому мигу затишья и дружеской атмосферы, я невольно заметил один тревожный момент среди всеобщей пасторальной картины. А именно: стоило Мирославе посмотреть на какое-то блюдо, как сразу Муратов пытался подсуетиться. Он даже не спрашивал её ни о чём — просто подавал то, что ей нужно.

Создавалось такое ощущение, будто между ними появилась некая связь, как будто он читает её мысли, её помыслы. Или, наоборот, она внушает ему то, что хочет. И с одной стороны, зная способности Мирославы, я подозревал, что она реально может разговаривать с Артёмом ментально, то есть просто просит его по их мыслесвязи что-то подать и так далее.

А с другой стороны, я понимал, что возможно, это последствия того, что там, в сознании Мураторва, они вместе провели пять лет по их субъективному мироощущению во время разбора всей этой груды информации.

И тут, глянув на Костю, я понял, что проблема начинает обретать реальные очертания.

А всё потому, что Жердев буквально впивался взглядом в Муратова. Он видел, как тот, пусть и неосознанно, но ухаживает за Мирославой. Артём даже не смотрел на девушку, но в нужный момент просто подставлял ей солонку или перечницу, или передавал вкусный кусок мяса.

Создавалось впечатление, что эти двое — Мирослава и Артём — уже сто лет вместе и без напоминаний знают, что кому нужно. Она не успевала зачем-то потянуться, так Артём уже передавал ей там канапе или подливал в стакан сок. Со стороны это действительно казалось, как будто заботливый муж, в тысячный раз выучивший привычки своей жены, заботится о ней.

Я мог сказать это с уверенностью, просто вспоминая своих отца и мать. Ровно такие же отношения у них были за столом спустя много лет брака. Я тоже видел, что это некий уровень реальной семейной заботы.

А проблема между тем вырастала в полный рост, потому что Костя, сидевший по другую сторону от Мирославы, не просто закипал. У него уже глаза постепенно превращались в демонические, с характерными вертикальными зрачками. После резкого звука, руки он и вовсе убрал под столешницу. Я лишь краем глаза взглянул и увидел, что на поверхности стола остались борозды от когтей.

«Саламандра, спаси и сохрани, — подумал я. — С этим тоже придётся разбираться. Причём, разбираться придётся очень мягко, иначе я получу раскол внутри пятёрки, причём ещё и из-за женщины. Этого не только не хватало».

Но от этих мыслей меня отвлёк шум во дворе.

Я встал, подошёл к окну и увидел, как по подъездной аллее приближается карета с гербами Светозаровых в сопровождении едва ли не сотни императорских гвардейцев. Атмосфера дружеских посиделок разлетелась вдребезги, сменившись предчувствием бури. А когда дверца кареты открылась и из неё вышла мать со свёртком на руках, я подумал: «Началось».

Именно в тот момент, когда я увидел мать с небольшим свертком на руках, спешно проходящую внутрь нового корпуса резиденции, я понял: что бы ни случилось дальше, какие бы события не развернулись, начинается это прямо сейчас.

И это будет, видимо, что-то невероятное. Предчувствие перемен буквально распирало мою грудь. Я вышел в коридор. Мои друзья встали за моей спиной.

Мать с этим небольшим свертком, в котором явно был младенец, появилась совершенно молча. На её лице не было привычного оживления. Губы у неё были сжаты в тонкую линию, а взгляд, хоть и был осмысленным, но застыл где-то прямо перед собой, словно она была погружена в какие-то очень невесёлые и тревожные мысли.

Из свертка явно доносилось агуканье. Следом за матерью шёл Иосиф Дмитриевич Светозаров, который буквально прожёг нас всех взглядом. Как я понимал, все на данный момент пребывали в полнейшем шоке. Впрочем, и я от них недалеко ушёл.

— Мам! — позвал я, когда Горислава поравнялась со мной. — Что?..

— Потом! — она махнула головой, сказав это слово буквально шёпотом, и ушла вглубь основного корпуса. Затем я услышал шаги по лестнице, которые поднимались в господские покои, судя по всему, на третий этаж.

Происходящее настораживало. Я оглянулся на ребят, они тоже находились под впечатлением, а если точнее, были ошеломлены. И если раньше у нас всех настроение было приподнято из-за того, что наконец-то многое сделано и многое получилось, и в целом это было похоже на некий праздник. То сейчас всё это слегка угасало, особенно с учётом того, что не все понимали: откуда взялся ребёнок, да ещё и в компании Светозарова? Да и ещё с такой охраной.

На данный момент в курсе были только Мирослава и Артём Муратов. Им я поведал последние новости ещё на вотчине Рароговых.

Тогда я решил, что мои люди должны знать хотя бы некоторую информацию. Я собрал их в отдельной комнате, всех ещё раз внимательно оглядел и проговорил:

— Друзья, информация, которую я сейчас озвучу, сугубо секретна. Вот тот агукающий свёрток, который вы видели, — это наследник рода Светозаровых и соответственно наследник престола. Моя семья, скорее всего, будет защищать его до последнего. Это имейте в виду. Под словами «моя семья» я имею в виду как Рароговых, так и фон Аденов. Вы должны понимать мой настрой и знать расстановку сил, а также отдавать себе отчёт в том, какие передо мной стоят приоритеты, и как я буду реагировать в том, или ином случае.