Я же отлично знал, что это его характерный жест перед срывом и сильнейшим ментальным ударом. И знал, что за этим последует. Горячая яичница из мозгов всех в радиусе десяти-пятнадцати метров.

Рванув с места так, словно от этого зависела моя жизнь, я плечом растолкал амбалов из охраны Зоричей. Те, получив удар в спину, от неожиданности расступились, пропуская меня внутрь. Следующим же движением я зажал в кулак руку Тагая, остановив метроном.

Вторую руку я выставил вперёд, призывая остановиться всех, кто находился на данный момент в ложе. Причём, больше всех истерила сейчас девушка, проходившая с нами тестирование в академию.

— Стойте! — рявкнул я, словно опять командовал каторжниками в очередной вылазке. — Остановитесь! Что происходит⁈

— Он!.. Он!.. — девица указывала на висящего вверх тормашками Тагая, но никак не могла продолжить фразу, зациклившись на одном слове.

Боковым зрением я глянул на Добромыслова, и в глазах у того горело: «Ты!..». Ну, тоже мне, фестиваль местоимений.

Отец девушки, судя по схожим очертаниям губ и носа, сделал шаг по направлению к нам и ещё больше нахмурился.

— Спокойно! — я говорил уже тише. — Тут никто никому не причинит вреда! Что случилось?

Тем временем, происходящее в ложе, стало привлекать народ уже больше, чем происходящее на сцене.

— Он украл у меня дорогущую брошь! — и девица в парике ткнула указательным пальцем в моего будущего друга. — Он следил за мной, преследовал, а затем обворовал!

«Эх, Тагай, Тагай, — думал я, понимая, что должен был действовать раньше и решительнее. — Знатный обалдуй, но не идиот! Одно то, что его уже вытрясли, а брошь так и не нашли, говорило о том, что он уже успел её припрятать. А раз из ложи он не выходил, то и искать её надо где-то здесь».

На шее у девушки я увидел кулон, назначение которого достаточно хорошо знал: защита от ментальной магии. Кстати, у её отца был такой же. Тут что-то щёлкнуло у меня в мозгу, но сейчас задача была обезопасить Тагая. И всех остальных, соответственно, от Тагая.

— Полагаю, произошла досадная ошибка, — я поклонился девушке и её отцу, после чего снова быстро огляделся. — Дело в том, что вы всё не так поняли, — возможно, это было не самое лучшее начало, но всё-таки все вокруг замерли, слушая меня. — Мы же с вами вместе провели четыре незабываемых часа на тестировании в ХЕР ВА… в академии, — тут же поправился я.

Действительно, в нынешней напыщенной и напомаженной девице с париком на голове очень сложно было узнать милую русоволосую девушку, сдававшую вместе с нами вступительные тесты. Но это всё же была она.

Я увидел в глазах девушки осознание и узнавание. Ну меня-то было сложно не узнать, и это не случилось раньше лишь по той простой причине, что все были взбудоражены, а атмосфера вокруг наэлектризована до предела.

А потом дочь Зорича перевела взгляд на Тагая, прищурилась и едва заметно кивнула, значит, тоже признала.

— И мало того, что мы любовались вами четыре часа подряд, так я ещё потом три часа выслушивал, какая вы прекрасная и что можно сделать ради только вашего взгляда из-под длинных ресниц, — ага, первая цель была достигнута: девица поплыла, а на её щеках появился румянец. Нужно было дожимать. — Но, сами понимаете, сложно восхищаться человеком, не зная его имени и не имея возможности высказать всё объекту воздыхания. Лишь поэтому мы тут.

Я коротко передохнул, буквально чувствуя, как электричество в воздухе постепенно разряжается. Но расслабляться было рано. Снова бросив взгляд на Добромыслова, я увидел, что он сквозь прищур глядит на меня. Конечно, он понял мою тактику, и она ему не понравилась. Но другого выхода у него на данный момент не было. Да и ни у кого не было, кроме меня.

Главное, что теперь надо было сделать, это найти брошь. Я вспомнил, как умело Тагай прятал вещи. Но при этом они почти всегда оставались на виду. Ну, действительно, он даже бутылку браги умудрялся спрятать прямо на столе.

Следовательно, план такой: продолжать забалтывать собравшихся и искать похищенное. Тут мне на глаза попался валяющийся на полу чуть в стороне букет, уже слегка пожухший и затоптанный.

— Вон, — сказал я, указывая на него, — мой друг даже озаботился цветами, но стараниями ваших доблестных защитников букет уже выглядит не так свежо и прекрасно. Как, собственно, и ваш несостоявшийся ухажёр. Но я вас уверяю, намерения у него были однозначные. Никакого воровства в душе моего благородного друга и близко не было.

Зорич кивнул телохранителям, и те опустили Добромыслова на пол ложи. Одновременно с этим я выпустил его руку. Сделал несколько шагов и подобрал букет, который, судя по всему, оставался тут ещё с предыдущего представления. Но цветы достаточно хорошо сохранились, чтобы выдать букет за свежий.

А потом я обратил внимание на портьеру, тяжёлыми складками свисающую откуда-то сверху. Конечно же, эти складки — лучшее место, не так ли, Тагай? Тем более, что они находятся на расстоянии вытянутой руки от девушки.

Я сделал аккуратный шаг к дочери Зорича, показывая, что руки мои пусты. Затем обогнул её по небольшой дуге. И жестом фокусника снял с портьеры переливающуюся драгоценными камнями брошь, ощущая в ней громадной силы артефакт.

— Не эта ли вещица у вас потерялась? — спросил я настолько невинным тоном, на какой вообще был способен. — Полагаю, инцидент исчерпан?

Теперь пришла очередь Зорича краснеть. А вот у девушки, наоборот, кровь от лица отлила, и она побелела.

— Д-да, — ответила она, протянув руку к драгоценности. — Простите. Радмила.

— Не понял? — тихо сказал я, имея в виду последнее её слово.

— Меня зовут Радмила, — ответила девушка, прикрепляя брошь на место, и на губах её заиграла улыбка. — Вы же сказали, что без имени сложно восхищаться. Теперь, надеюсь, будет проще.

Вот только в улыбке этой милой и по-настоящему красивой девушки мне почудился звериный оскал. Уж не знаю, почему.

Раздались аплодисменты. Но не пьесе, там только-только начался третий акт. Это отец Радмилы оценил наше сценическое мастерство.

— Я попрошу представиться столь настойчивых и находчивых кавалеров, — говорил он с лёгким акцентом, но выдавая, что русский язык ему не родной, хотя и родственный. — Чуть было не совершил ошибку!

— Это Тихомир Добромыслов, — указал я на Тагая, который уже пришёл в себя и украдкой озирался, как бы ему дать дёру. — А я — Виктор фон Аден, к вашим услугам. Будем учиться с Радмилой в одной группе на боевом факультете.

Мне показалось, или Зорич сузил глаза и крепко сжал зубы? Интересно, почему? Считает, что мы недостойны его дочери? Я даже усмехнулся этой мысли. Или мы опозорили его службу безопасности, легко проникнув к ним в ложу и наведя шороху? А может быть, просто мешаем смотреть пьесу? Там как раз начались самые драматические события.

— Что ж, молодые люди, — отец Радмилы легко кивнул. — Меня зовут Слободан Зорич. Прошу простить мою охрану за излишнюю бдительность. Надеюсь, наш маленький инцидент исчерпан.

— Конечно-конечно, — кивнул я, раскланялся, схватил Тагая за рукав и увлёк за собой. — Всего доброго, господин Слободан!

Несостоявшийся воришка попытался вырваться, но я его одёрнул.

— Пойдём, пойдём, поговорить надо! — у меня было жгучее желание настучать будущему другу по черепу, но я себя сдерживал.

— О чём нам с тобой разговаривать? — недоверчиво проговорил Тагай, но вырываться прекратил. — О том, как ты меня нашёл?

— Нет, дорогой друг, — ответил я, выталкивая его из здания театра. — О том, что ты только что едва не уехал на Стену на пожизненную каторгу. А я тебя спас. Так что пойдём покурим и поговорим.

— Я не курю, — отрезал он, всё ещё сопротивляясь моему давлению.

— Так я тоже, — ответил я, присматривая подходящее место, где нас не могли бы подслушать.

Мне приглянулась разгрузочная платформа у ближайшего магазина. Тут было достаточно места, чтобы увидеть лишних людей и совершенно безлюдно в это время суток.