Сестра потупила глаза, и я понял, что без её участия тут тоже не обошлось. Ну ладно, привыкнет потихоньку к самостоятельной жизни.

— Мамин браслет на месте? — на всякий случай уточнил у сестры. Мало ли какой ветер в её голове гуляет.

Ада продемонстрировала плетёный оберег на запястье и показала язык:

— Не волнуйся, мамочка!

Придя вечером в комнату, я понял, что вымотан едва ли не сильнее, чем вчера. Даже на душ сил не осталось. Поэтому я только снял верхнюю одежду, упал на кровать и мгновенно заснул.

Разбудил меня громогласный и такой знакомый звук тревоги. Ну здравствуй, служба!

Штаны я натянул, ещё не открыв глаз. Одевался я на автомате последние лет десять. Единственная разница, эта форма ещё была не разношена и немного сковывала движения.

Сколько прошло? Десять секунд? Пятнадцать? Сирена тут оказалась громогласнее и противнее, чем на Стене. Эдакая подделка под настоящий ревун.

Молниеносным движением я оглядел своих сокурсников. У Кости проблем практически не возникло, он полностью внял моим словам и внимательно следил за всеми пуговицами.

А вот Тагай хоть и быстро одевался, но китель застёгивал коряво, пропустив одну пуговицу. Ну вот кому говорил? Я подскочил к нему и тут же всё исправил.

Тридцать секунд.

Пока оглядел, что все стоят передо мной по форме, прошло ещё пять. Но в этом случае лучше немного опоздать, нежели погибнуть сразу же по прибытии из-за несработавшего артефакта.

— Молодцы! — выдохнул я и устремился к двери.

За ней уже слышались звуки переполоха, отчего меня перекосило. По тревоге каждый должен действовать в строго установленном порядке, а не кричать: «Мама, мамочка!»

Сорок секунд.

Я повернул ручку и надавил на дверь. Ноль реакции. Подтолкнул дверь плечом. Тот же результат. Отошёл на шаг и двинул со всей силы. Дверь едва шелохнулась. Насколько я мог почувствовать, снаружи она была припёрта чем-то тяжёлым. Возможно, поставили что-то враспор. Некоторые выдавали подобные шутки и на Стене, за что потом получали по пятнадцать суток карцера. Но сейчас мне было некогда выяснять, что случилось.

Сорок пять секунд.

— Открываем окно и прыгаем вниз! — распорядился я, первым бросившись к окну.

Раскрылось оно на удивление без проблем. А главное, плац, где я видел фигуры с военной выправкой, находился непосредственно внизу.

Пятьдесят секунд.

— Я не могу! — вскрикнул Тагай и попятился.

Мы переглянулись с Костей и кивнули друг другу. Затем подхватили Добромыслова с двух сторон и бросили в окно, метясь так, чтобы он упал на куст сирени. К чести Тагая, он даже не всхлипнул.

Следом прыгнул я. Но, чтобы не попасть на Тагая, пришлось приземляться не в сирень, а рядом, и гасить инерцию перекатом. И тут я увидел, как совсем не по-человечески, а, скорее, по-кошачьи приземлился Костя. Он спрыгнул на все четыре конечности с грациозностью обычному человеку не доступной. Да люди и в принципе так не прыгают.

Но потом я быстренько вспомнил, что у моего нового знакомого достаточно высокий болевой порог, и отогнал на время эту мысль. В конце концов, он мог просто не научился прыгать, а падать вообще не боится. Одним словом, это не то, чем сейчас стоит забивать себе голову.

Пятьдесят семь секунд.

Вырвав Тагая из кустов, мы выскочили на плац и замерли по стойке смирно.

Минута.

Уж не знаю, какой норматив был тут, но минута — стандартный подъём по тревоге. Полторы — это уже для разных нештатных ситуаций. Две… Может, где-то и было, не помню.

Тут, судя по всему, нужно было уложиться в полторы. Мы успели отдышаться, когда Бутурлин нажал «стоп» на своём секундомере. Оглядевшись, я понял, что дела плохи. Кроме нас на плацу было человек двадцать. И это из девяноста поступивших.

Из остальных кто-то только-только подтягивались из здания. Причём, некоторые вразвалочку. А иных и вовсе не было видно. Зорич уже была тут. Она прибыла чуть позже нас. Голицын тоже, на удивление, стоял неподалёку и с ненавистью зыркал на нас.

«Уж не твоих ли рук дело — наша заклинившая дверь?» — мысленно задался я вопросом, выдерживая взгляд мажора и заставляя его первым отвести глаза.

Дождавшись, пока ручейки идущих от здания иссякнут, Бутурлин послал Мартынова в здание общежития, а сам прошёлся перед строем, глядя на выправку, состояние одежды и взгляд каждого курсанта.

Проходя мимо нас, он уважительно склонил голову, затем прикрыл глаза и ещё раз кивнул, вроде бы как уважительно. Ну, а там кто его знает. Также он сделал ещё пару раз. Причём, в одном случае перед ребятами, которые тоже прыгали со второго этажа.

На остальных же Иван Васильевич глядел из-под бровей. Иногда одёргивал кому-то китель, а несколько раз даже слегка ударил тыльной стороной по паху, чтобы горе-курсанты застегнули ширинку.

«Да уж, — подумал я, глядя на это действо. — На Стене попробуй выйти с расстёгнутой ширинкой. Демоны моментально просекут и утащат за хобот вниз. В лучшем случае — оторвут. В худшем — понятно, что».

— Позорище! — громогласным командным голосом заявил Бутурлин, обойдя строй. — И это надежда русской армии⁈ Сколько у вас есть времени согласно нормативу, чтобы по тревоге явиться на плац⁈

Все молчали, не рискуя отвечать. Впрочем, и вопрос-то был риторический. Но один из курсантов в расшитом драгоценностями кителе, что было совсем не по уставу, всё-таки решил высказаться.

— Так время-то три часа ночи, — проговорил он недовольным голосом. — Мы спали все. Слуги спали. Какие нормативы⁈

— Молчать! — рыкнул Иван Васильевич. — У вас есть полторы минуты, чтобы по тревоге явиться на плац! Иначе вы — трупы! Демоны не будут дожидаться, пока вы выспитесь и выпьете кофе с круассаном! Они придут и надерут вам задницы, ясно⁈

— Но… — попробовал снова возразить явно возомнивший себя бессмертным курсант, но одного взгляда Бутурлина оказалось достаточно, чтобы он заткнулся.

— Только двадцать процентов уложилось в норматив! — продолжил Иван Васильевич, проходя перед строем в одну сторону, затем разворачиваясь и идя в другую. — Остальные сдохли! Ясно⁈ Вы уже трупы! Вас жрут демоны, закусывая печенью вашу тёплую кровь! Вы сдохли в своих кроватях, на лестницах, сука, да даже в сортирах! Вы — мясо, а не воины! Вы накормили собой демонов вместо того, чтобы защищать от них родину и своих соотечественников. Вон, десяток человек до сих пор не явились!

В этот момент появился Мартынов и встал перед Бутурлиным навытяжку.

— Ну и где наш доблестный сухпаёк демонов, Михаил Юрьевич? — нарочито громко спросил Иван Васильевич, глядя на коменданта.

Тот не отставал и громогласно, благодаря лужёной глотке, ответил:

— Забаррикадировались в комнатах, господин генерал, — и хоть Мартынов стоял навытяжку, я видел, что оба они играют, но получалось это весьма натурально. — Обложились артефактами и ждут гренадёрский полк для спасения!

— Чудесно, — скривился Бутурлин, но тут же взял себя в руки и отдал Мартынову честь. — Благодарю за доклад! — затем он снова обвёл глазами строй. — Сейчас вы все вернётесь в свои комнаты, и мы повторим построение. И так, пока не получится!

— Это произвол! — курсант с драгоценностями на кителе решился всё-таки пойти против командования и вышел ещё на шаг вперёд. — Я буду жаловаться ректору академии! Я буду жаловаться императрице!

— И мамочке своей пожаловаться не забудь, — с презрением бросил ему Бутурлин. — Особенно на того демона, который высосет твои глаза и обглодает нос.

— Вы тут долго не продержитесь, — сквозь зубы заявил курсант, но всё-таки встал в строй.

А мне даже стало интересно, кто это такой. Раз уж Голицын не смеет противоречить, а этот вон как высказывается, и не боится.

— Значит так, слушайте меня все! — Иван Васильевич отошёл на несколько шагов назад, чтобы одним взглядом охватывать весь строй. — Мне плевать, что вы думаете обо мне и какие подлости хотите мне устроить. В моих руках, сука, демоны рыдали, как дети! А вас я сотру в порошок, ясно? Моя цель — превратить вашу счастливую жизнь в ад! И чем больше вы будете жаловаться своим мамам, папам, бабушкам, дедушкам, двоюродным тётям, телеграфистке с почты, млять, тем быстрее я снова окажусь на Стене и перестану видеть ваши гнусные рожи! Ясно⁈