И прежде, чем я успел прошептать «нет» про себя, баллон врезался в ледник и взорвался. Если считать успехом лёд, убивший демонов внизу, то ещё как-то можно было оправдать гибель экипажа. Но я считал, что их убил кто-то другой. Не летают так дирижабли! Хоть ты тресни!

Огненный шар от взрыва осветил всё вокруг на многие километры. И именно в его свете я понял, что мы действительно отбились. Демоны отступили. Их жалкие остатки добивали наши воины.

Под нашими воинами я уже имел в виду и тохаров, и родовичей, и даже некоторых генералов регулярной армии. Что Бутурлин, что Паскевич не бросали людей, когда видели реальную угрозу. Я пообещал себе запомнить это, когда ситуация разовьётся иначе.

Но экипаж дирижабля было невероятно жаль. Наверняка, крутые ребята, которые просто хотели нахерачить демонам по самое не балуйся.

Но стоп! А с чего они вообще потеряли высоту и врезались?

Этот вопрос пока остался висеть в воздухе, но я пообещал себе на него ответить.

И тут к валу подкатило несколько карет, которые явно в битве не участвовали и не собирались. Из самой шикарной выгрузился Александр Ермолов. Из остальных, менее броских, люди в серой форме, которых у нас в государстве было принято бояться.

Более того, Ермолов забрался на вал и, перекрикивая вопли радости, провозгласил:

— Именем Её Императорского Величества, генерал Паскевич, ярые фон Аден, Краснов, Кемизов и прочие командиры гарнизона за неисполнение приказа генерального штаба и воли Её Императорского Величества определяются под стражу и направляются в столицу по обвинению в государственной измене!

— Именем Её Императорского Величества, генерал Паскевич, ярые фон Аден, Краснов, Кемизов, и прочие командиры гарнизона за неисполнение приказа генерального штаба и воли Её Императорского Величества определяются под стражу и направляются в столицу по обвинению в государственной измене!

Последние слова генерал Ермолов договорил с таким удовольствием, словно давным-давно хотел задушить или зажарить человека. Вот только возможностей не предоставлялось. А теперь — да.

— Не много ли не себя берёте? — поинтересовался Креслав, с насмешкой глядя на пухлого и увешанного орденами генерала. — Может, убавите обороты?

— А вас, — сквозь зубы проговорил генерал. — Я бы вообще приговорил к виселице!

— За что? — хохотнул бородатый глава рода, словно ему действительно было весело. — За то, что я вам только что тридцать тысяч подданных спас?

Ермолов попытался улыбнуться в ответ, но у него ничего не вышло. Поэтому он просто скорчил рожу.

— До вас я ещё доберусь, дайте срок!

— Ну-ну, — Креслав вмиг стал невероятно серьёзным, переводя взгляд с Ермолова на Паскевича, а затем вниз на поднимающийся генералитет. — Ты даже до них не доберёшься, — он кивнул на генерала южной группировки, Бориса фон Адена и других командиров гарнизона города.

— Это ещё почему⁈ — мгновенно взвился Ермолов. — Арестовать!

И тут же сопровождавшие его лица в форме тайного сыска звякнули наручниками. Паскевич с равнодушным лицом выставил руки вперёд, даже не думая сопротивляться.

— Потому что, — громогласно заявил Креслав, да так, что один из полицейских дрогнул и выронил наручники на землю. — Я требую, — и голос главы рода стал ещё более яростным и громким, отзываясь чуть ли не в отрогах гор и прилетая обратно ещё более усиленным, — исполнения древнего закона, положенного в основу отношений родовичей, властителей этих земель, и империи! Я требую, чтобы наших героев судили на той земле, которую они защитили! Вы никого из них не сможете забрать! Иначе мы разорвём соглашение! — он блеснул глазами.

Ермолов явно занервничал, но при этом отступать не собирался. Однако всё зашло так далеко, куда его компетенция не распространялась. Нужно было как-то сохранить лицо и получить у императрицы дополнительные полномочия. Причём всё это Креслав спокойно читал на лице оппонента.

— Это невозможно, — заявил генерал. — Если мы оставим подозреваемых тут, вы приложите все силы, чтобы скрыть любые улики! Вы специально хотите воспользоваться своим правом, чтобы следствие развалилось!

— Улики? — прогрохотал глава Рароговых, после чего с явным презрением взял Ермолова за рукав и слегка подтолкнул к той стороне вала, которая сбегала в ущелье. — Вон они — твои улики, — и он указал пальцем с выщербленным ногтем на ущелье. — Тысячи три в яме, ещё около пяти в ущелье. Тебе какие ещё улики нужны? — он едва не добавил: «пёс». — В ваших столицах этих улик нет. Так что вот моё слово: расследуйте всё здесь! И, ежели мы и наши защитники нарушили чего, тогда мы ответим. А так — вон с моей земли с такими обвинениями! Причём, пешком! Телепорт я вам не дам!

От его слов дрогнули даже бывалые вояки. Все прекрасно знали, что Креслав — отменный дипломат и он никогда не будет говорить с точки зрения силы. Если уж он прибёг к цитированию древнего пункта соглашения, да ещё и пригрозил его разорвать, это не к добру. Даже императрица такое не одобрит.

Ермолов же буквально сморщился от злости. Но сделать уже ничего не мог. Он прекрасно понимал, что любая дальнейшая эскалация может привести к таким скандалам, которых в империи ещё не было. Приходилось сцепить руки в кулаки и выжидать следующий удачный момент.

В этот момент на вал взобрались Бутурлин, Вяземский и прочие офицеры штаба, выехавшие на подмогу. Причём, Бутурлин явно слышал всю последнюю тираду Креслава.

— Что тут происходит? — рявкнул он, но, глядя не на Рарогова, а на Ермолова. — Какие проблемы?

Ответил ему абсолютно вымотанный, а потому равнодушный Паскевич.

— Да вот, — проговорил он ровным и совсем негромким голосом. — Нас тут Александр Сергеевич в измене Родине обвиняют. Тайному сыску скормить грозятся, несмотря на то, что в нашем случае, даже если бы имел место быть данный факт, то подобным преступлением должна была бы заниматься военная прокуратура.

В этот момент Вяземский уже подошёл к краю вала и глянул вниз.

— Ничего себе, — проговорил он. — Да сколько ж их тут было?

— Ещё примерно треть, а то и больше отступили, — нехотя ответил ему Борис фон Аден. — Тут настоящая мясорубка была.

Но его слова потонули в непрекращающемся мате, который извергал из себя Бутурлин. Причём, всем было абсолютно ясно, в чью сторону он его адресовал, но при этом ни единого имени сказано не было. Да и, откровенно говоря, некуда его было вставить.

Теперь на вал уже поднялся и вице-президент военной коллегии Чернышёв. Он тоже заглянул на ту сторону и сразу же побледнел. Собственно, масштаб произошедшего и его результат были очевидны.

Захар Григорьевич переглянулся с Ермоловым и покачал головой. При этом он только теперь обратил внимание на всех остальных, понимая, что ситуация вышла из-под контроля и все собравшиеся на взводе.

Но Чернышёв знал одну из самых главных военных мудростей. Нельзя нарываться на людей, которые только что одолели врага, надеясь взять их, пока они ослаблены. Они не ослаблены, а ожесточены, поэтому они размотают любого, кто попробует сунуться к ним или попытается как-нибудь их задеть.

И самое нехорошее, что он увидел, как у командиров местного гарнизона, причём, не только у тохаров, но и у тех, что набирали из аристократических семей, сжались кулаки, а из глаз так и пышет ненависть. Ещё одно неверное движение кого-то из них, и может реально произойти бунт. А вот за такое в кресле он точно не удержится.

Необходимо было срочно принимать меры. Причём, радикальные. И Чернышёв, как бы ни противоречило это его предыдущим договорённостям, стал действовать.

Сначала он подошёл к Креславу, улыбнулся и пожал старику руку.

— Я благодарю вас лично и всех ваших людей за то, что помогли городскому гарнизону остановить прорыв демонов. Я лично доложу о произошедшем императрице, — проговорил он, стараясь не смотреть в сторону Ермолова, который вообще в лице изменился после этих слов. — Прошу лишь пустить следователей в ущелье, чтобы они могли проделать свою работу и собрать все необходимые доказательства для подтверждения невиновности наших военных.