Я посмотрел на Голицына, но он со мной явно был не согласен.
— Ну да, конечно, — ответил тот. — У нас уже с Чернышовым вышла такая ситуация. Знаешь, куда меня послали? Далеко и надолго. Туда, где солнце никогда не светит.
— Ну, знаешь, — ответил я, — у меня всё-таки есть надежда, что Светозаров будет получше Чернышова.
— Я тоже надеюсь, — проговорил на это Голицын. — Не хотелось бы терять подобный козырь.
— Слушай, — проговорил я, — в любом случае, так или иначе, то, что мы сегодня сделали, очень сильно поможет и твоей сестре, и Ярославе Медведевой как минимум, а ещё всем остальным девушкам, которые там находятся. Их там как минимум человек сто, которые раньше здесь не жили, а выживали. Так что, — я толкнул его локтем, и перед нами открылась дверь экипажа, — как минимум одно хорошее дело мы уже сделали.
— Ну да, — хмыкнул Николай. — Почистили карму и получили по плюс одному в копилку.
— Что, как? — спросил нас дед.
— Да как, — ответил я. — Если Светозарова от всего, что он увидел, удар не хватит, будет вообще шикарно. А сейчас нам надо срочно ехать в академию.
* * *
Путилин, как всегда, работал в своём кабинете. Мы разделились с Голицыным, рассудив, что лекарка поверит ему и без перстня на первых порах, а время терять не стоит. Он пошёл к Бабичевой, а я к Аркадию Ивановичу. Первый раз я видел, как при виде чего-то у Путилина глаза буквально на лоб лезут — такова была его реакция на перстень.
— Аркадий Иванович, — проговорил я, — вам сейчас очень срочно нужно доехать до Института благородных девиц.
— А что там случилось? — проговорил Путилин, затем снова взглянул на перстень и тут же изменил ответ. — Хорошо. Только мне надо вызвать экипаж.
— Экипаж есть. Сейчас мы заберём с собой и Аграфену Петровну, — проговорил я. — И все вместе едем обратно в институт.
— Хорошо, — кивнул Путилин, накинул плащ и вышел вслед за мной.
Уже через двадцать минут мы снова стояли у входа на территорию Института благородных девиц. Теперь охрана здесь была исключительно гвардейская. Основную часть преподавательского состава, как я понял, уже увезли, но экипажи без опознавательных знаков всё ещё подгоняли, и в них кого-то грузили.
Что тут теперь будет, я даже представить себе боялся.
Светозаров коротко поздоровался с Путилиным и Бабичевой, раздал им короткие указания, и те удалились заниматься подопечными института.
Сам же Иосиф Дмитриевич вышел к нам, посмотрел в глаза и негромко проговорил:
— Я хочу выразить огромную благодарность вам за то, что увидел всё это. Не знаю, вовремя или не вовремя — надеюсь, что всё-таки вовремя. Лучше даже поздно, чем никогда. Но самое главное, за что я вам благодарен, — что вы не стали разносить эту информацию, и она не стала артефактом взрывного характера, хоть и замедленного действия. Для нашей репутации это было бы совсем нехорошо, особенно сейчас — абсолютно неудачное время для этого. Такая напряжённость в стране…
Тут он оглядел нас всех.
— Ещё больше я уважаю это в связи с тем, что наши семьи не всегда относились друг к другу хорошо. В связи с этим у меня к вам две просьбы. Во-первых, понятное дело, молчать. Мы решим этот вопрос. Во-вторых, — он посмотрел на Креслава, стоящего за нами, — мне нужно поговорить с тобой отдельно. Без ребят.
— Хорошо, — ответил тот. — Давай поговорим.
* * *
Вместо кабинета Светозаров использовал один из экипажей, выгнав возницу на другой экипаж. Внутри весь салон снова накрыл куполом защитного артефакта.
— Креслав Радимирович, — проговорил официально Светозаров, — у меня к тебе есть просьба. Скажем так, между нашими родами периодически возникали различные недоразумения. Хотя, в целом, конечно, мы всегда нормально относились друг к другу. Я знаю, что на вас всегда можно положиться, и таких верных империи людей ещё поискать надо. Да вот женщины наши — твоя внучка, моя племянница — терпеть друг друга не могут, но я полагаю, что это чисто женское. Мы это с тобой прекрасно понимаем, что свары, чувства и вся эта любовь-нелюбовь — в топку. А империя, её безопасность и стабильность — это совершенно другая плоскость.
— Я прекрасно понимаю тебя, — ответил Креслав.
— И вот исходя из всего вышесказанного у меня к тебе просьба. Да, — продолжил Светозаров, — это с учётом не только того, что вы мне обо всём этом сообщили, ну и с учётом всего того, какая репутация сейчас у вашего рода в целом и у твоей внучки в частности. Да, после всех произошедших за последние пару месяцев событий её статус весьма вырос как у родовичей, так и у аристократов. Именно поэтому я хочу просить, чтобы она временно взяла под опеку Институт благородных девиц.
Креслав хмыкнул в бороду и провёл по ней ладонью.
— Ты вообще представляешь, что устроит ей императрица? — поинтересовался Рарогов. — И заодно ещё тебе за такое предложение.
— Послушай, — проговорил Светозаров. — Императрицу я сейчас беру на себя. Просто я тебе клянусь: мы вообще были не в курсе данной ситуации. Все проблемы со здоровьем и прочим мы девочкам компенсируем. Мы создадим им такие условия, чтобы они забыли, как страшный сон, всё то, что с ними случилось. Более того, мы добавим определённую сумму в приданое каждой воспитанницы. Компенсация будет в том числе и в денежном эквиваленте, чтобы девушки могли чувствовать себя гораздо лучше и рассчитывать, скажем так, на более удачные партии.
— Это уже хорошо, — кивнул Креслав. — Мне импонирует такое отношение.
— Вот. А мне импонирует отношение к делу твоей внучки Гориславы, — ответил на это Светозаров. — Я сейчас, кроме вас, больше доверять никому не могу. Понимаешь? Я не прошу Гориславу заняться этим на постоянной основе. Временно хотя бы месяцы на три. За это время я найду действительно надёжного человека, которого можно поставить на столь ответственную должность, чтобы такая же беда не случилась через некоторое время. Сейчас это очень нужно.
— Надо подумать, — ответил на это Рарогов. — С внучкой опять же посоветоваться. Это ж не всё так просто.
— Послушай, Креслав, давай как два старых родовича поговорим. Хочешь, вы на эти три месяца можете этот институт своими людьми наполнить: преподаватели, охрана… Всё оплачу. Мне главное, чтобы с девочками всё было в порядке, чтобы все были живы, здоровы, чтобы их не мучили тут. Понимаешь? — голос Иосифа Дмитриевича стал совсем тихим.
— Понимаю, — кивнул Креслав, уже зная, что он поговорит с Гориславой, и та, скорее всего, согласится.
— С императрицей, — продолжил Светозаров, — я вопрос решу.
— Послушай, — проговорил Рарогов, — насчёт Гориславы я всё-таки не уверен. Не думаю, что она согласится, с учётом того, что у неё сейчас состояние здоровья тоже не восстановилось после атаки на Горный. Она не очень хорошо себя чувствует. Как ты знаешь, наверное, она лежала в коме. Поэтому сейчас ей вдали от капища находиться очень проблематично. Она в столицу-то приезжает на два-три дня, не больше. Потом снова к капищу.
— Креслав, вот сколько может! Хоть три дня в неделю, пожалуйста! Мне нужно время. У меня сейчас просто нет никого на примете, кто бы мог взять на себя эту задачу и держать язык за зубами.
— Хорошо, — вздохнул Рарогов. — Попробуем договориться. Потом скажешь, как императрица отреагировала.
— Нормально отреагирует, — ответил Иосиф Дмитриевич. — Это я тебе гарантирую. Ну и напоследок, — проговорил Светозаров, — у меня к тебе ещё один вопрос.
— Слушаю тебя, — ухмыльнулся Креслав, понимая, что подобные заходы совсем не предполагают последних вопросов.
— А скажи мне, пожалуйста, дорогой мой, какого хрена твои вечно весёлые находчивые юные курсанты, постоянно находящие приключения на собственную задницу, оказались вдруг в Институте благородных девиц? Мне ждать, что кто-то из вот тех вот бледных замотанных девочек в подоле принесёт какого-нибудь мини-Голицына или фон Адена?
— Бог с тобой, да ничего подобного, — хохотнул Рарогов. — У Голицына, было бы тебе известно, там сестра учится. А нашу Аду императрица сама направляла в этот институт. Но у нас традиции, Виктору её пришлось под крыло брать. На зельеварение её отдали, а у неё там, понимаешь, магия проснулась. Ада — девочка упёртая, умудрилась на боевой факультет поступить на общих основаниях. Однако после прорыва в академии мы с Гориславой для очистки совести решили посмотреть, как живут девочки в Институте благородных девиц, и дать внучке выбор.