— Так, ясно, — проговорил Светозаров. — Ну ладно, давайте, рассказывайте.

— Сегодня утром, — я старался говорить коротко и только по делу. — Мы видели, как девушек будят громогласной сиреной. После этого тех, кто не успел подняться, стегают хворостиной. Те, кто не успел одеться и обуться, идут на построение босиком. За то, что они босыми приходят в столовую, их бьют по рукам. Более того, бьют за перекошенный передник, за незашнурованные ботинки, разбивают им пальцы в кровь. Они ходят в синяках, с опухшими руками, и запуганы дальше некуда. При всём при этом они периодически голодают и выглядят как скелеты. Но что самое плохое: они на постоянной основе заперты в магоподавителях, из-за которых вообще выглядят едва живыми, больше похожими на мумии.

Тут мне пришлось ответить на недоумённый взгляд Иосифа Дмитриевича.

— С магоподавителями, Ваша светлость, я знаком. — Проговорил я, глядя в глаза Иосифу Дмитриевичу. — Нам в Академии говорили, что магоподавители, когда подавляют силу, заодно заставляют тело дряхлеть. Потому что сила — это одна из составляющих физического тела. И если тело её не получает, то не происходит должного развития или оно идёт неправильно. А в этом возрасте для девушек она очень важна.

Светозаров переводил взгляд с меня на Голицына, а затем на Креслава. После этого буквально развёл руками и неверящим голосом сказал:

— Ну не может же быть всё настолько плохо. Я не верю в это.

— На самом деле там даже ещё хуже, — ответил Голицын каким-то мёртвым голосом.

— Вы даже не представляете, — поддержал я Николая, — насколько там всё плохо, насколько хреново это всё выглядит.

— Да не верю я! Хоть убейте, не верю! Директором в институте служит сестра начальника столичного управления Тайного сыска! Может и строга излишне, но не садистка же она, в конце концов.

Иосиф Дмитриевич действительно был сейчас похож на припертого к стенке человека.

— Да без проблем, — проговорил я, глядя на него. — У вас есть амулет невидимости?

— Найдётся, — ответил мне Светозаров и пристально посмотрел в глаза. — А что ты задумал?

— Давайте прямо сейчас надеваем с вами амулет и идём смотреть. Мы на завтраке успели всё это увидеть. Сейчас по времени как раз обед. А я не думаю, что на обеде будет значительно лучшая картина.

— Ждите меня на крыльце, — проговорил Светозаров.

Я так понял, что ему нужно было взять с собой тот самый артефакт, о котором я упомянул. Но, как оказалось, не только. Пока мы стояли на крыльце, к нему прибыло три экипажа без опознавательных знаков. Причём в два из них набился небольшой отряд императорских безопасников.

Причём дед мне на ухо шепнул:

— Гвардейцы рода. Так что всё будет серьёзно.

— Почему именно их? — уточнил я.

— Да потому что, чтобы ни случилось, эти будут держать язык за зубами. Так что, судя по всему, будет реальная феерия, — дед предвкушал событие.

Светозаров вышел, пригласил нас в первый экипаж, и мы всей этой небольшой процессией двинулись в путь. Припарковались на том самом месте, где парковались до этого мы с Голицыным.

Затем Иосиф Дмитриевич повесил на себя амулет и внезапно стал невидимым.

— Так, — проговорил он из ниоткуда. — Ну и что, куда нам теперь?

— Идёмте, — сказал я. — Сейчас перелезем через забор.

— Ох, мать, — прокряхтел Светозаров, глядя на намороженные Голицыным ступеньки, — я уже слишком стар, чтобы лазить через забор, да ещё и не к женщинам.

— Ну как же это не к женщинам, — проговорил Креслав, выходя из экипажа. — Как раз-таки к женщинам. Здесь целый институт девушек.

— Да ты ж понял, о чём я говорю, — ответил Иосиф Дмитриевич.

— Как не понять, — хмыкнул Креслав, который остался внизу.

С некоторым усилием мы преодолели забор и втроём, стараясь держаться рядом друг с другом, чтобы не потерять из виду, пошли в ту зону, где работали девушки.

Светозаров увидел даже больше того, что видели мы. Он увидел трудотерапию провинившихся. На первый взгляд девицы просто шили и вышивали узоры на поясах, юбках, нижних рубашках, жакетах… Но стоило надзирательнице увидеть кривой стежок или неидельный узор, как девушек охаживали палками по спине, по рукам, по ногам — неважно. Одной из новеньких, попробовавшей возмутиться, искололи руки иголкой до крови, а после ещё и отходили палкой за испорченную кровью ткань.

И всё это происходило под крики надзирательниц. Среди девушек разговоров не было. Если где-то какие-то шепотки вдруг слышались, то сразу же следовал удар по рукам. Второй раз могли отходить и по губам. На час с небольшим мы попали в настоящий ад.

Мне показалось, что Светозаров в какой-то момент даже ушёл в себя настолько глубоко, что напоминал истукан. Он стоял и не шевелился. Видимо, размышлял, что делать со всем этим.

Естественно, все наши слова подтвердились: почти у всех девушек были распухшие пальцы, потому что по ним постоянно лупили. У некоторых они вообще превращались непонятно во что — в какие-то раздутые сосиски. У других просто всё было запечено в кашу. Некоторые даже сесть не могли. При всём при этом все девочки, абсолютно все, были болезненные, худые.

Светозаров, несмотря на то что благополучно обалдел от всего происходящего, прошёл почти по всем классам, зашёл в несколько общежитий, посмотрел на работу девиц. В одной из комнат он увидел, что кто-то лежит. Девочка была худая и, судя по всему, болела. Она была очень горячая, но к ней вообще никто не подходил. Она металась в бреду, её лоб был покрыт испариной, но никто не торопился её лечить.

Не снимая амулета невидимости, Светозаров поспешил к воротам, распахнул их и только тогда, под ничего непонимающим взглядом охраны, махнул своей гвардии, чтобы подъезжала. Уже сняв невидимость, он вышел вперёд.

И тут охрана очнулась и попыталась сделать невероятный заступ, чтобы преградить ему проход.

— Что происходит? — завопила женщина-охранник на воротах. — Кто вы? Что вы себе позволяете?

Но тут она увидела отряд гвардейцев с императорской короной на лацканах.

— Закрываем все двери, — распорядился Светозаров. — Весь преподавательский и охранный корпус, в полном составе отправляется прямым рейсом в подвалы Тайного сыска.

— Да что вы… — пискнула женщина из охраны.

— Непричастных здесь нет, — продолжил Светозаров. — Берём весь персонал, начиная от поварих и поломоек и заканчивая директором этого безобразия. Гребите всех! Садовников, прачек, всех! Все допросы под артефактом правды. Будем разбираться.

После того как отдал распоряжение своим людям, Светозаров обернулся к нам.

— Ну что, молодые да борзые, сейчас мухой летите в Академию. Так, — он снял один из перстней со своей руки и сунул мне. Я только успел заметить, что на перстне герб императорской семьи. — Сейчас вот с этим перстнем вызывайте сюда, в Институт благородных девиц, Бабичеву Аграфену Петровну и Путилина Аркадия Ивановича.

И тут у меня что-то внутри ёкнуло. Интересно, зачем ему нужен Путилин?

— Всё равно в Академии сейчас занятий нет, — продолжал Иосиф Дмитриевич. — Скажите, что они нужны здесь срочно. Они нужны мне позарез, чтобы помочь девочкам. А вы, чтобы молчали обо всём происходящем. Вам ясно?

— А Путилин с Бабичевой? — спросил его вдруг Голицын.

— Их можете кратко ввести в курс дела, — ответил Светозаров. — И сообщить, что сами об этом знаете, потому что оказались случайными свидетелями. Дальше вы все вместе возвращаетесь сюда. Уже после этого все остальные установки я им дам на месте.

Мы с Николаем кивнули и вышли на дорогу.

Немного поодаль уже стоял экипаж деда. Мы поспешили к нему.

— А когда же — спросил меня Николай, — мы уже перейдём к нашей основной части сделки?

— Эх, Коля, Коля, — ответил я. — Сначала надо что-то дать, чтобы потом что-то за это получить. Они должны чувствовать себя обязанными. Поэтому пока мы идём правильной дорогой: сначала нужно прикрыть тылы императорской семьи, а уже потом просить за это соответствующую услугу.