Я стал вспоминать обычаи степняков, но ничего подобного вспомнить не мог. В это время за стенкой шатра раздался громкий шепот.
— Я так и думала, что он людоед. — Голос принадлежал Су.
— Глупости. Если быть точным, то демоноед. — Это был Гради-ил. — Он сожрал демона.
— Не важно. Демоны тоже люди, только с рогами, — не сдавалась Сулейма.
— Хватит говорить всякие глупости, — остановил их перепалку Фома. — Учитель не ест людей и демонов. Единственное, кого он сможет съесть, это лесного эльфара, он зол на них. И первой, кого он слопает, когда поймает, будет Ринада.
— А снежных эльфаров он не ест? — осторожно спросила Су.
— Гаржик ест все! — встрял в разговор один из орков.
Затем шаги стали удаляться. Ганга тоже все это слышала.
— Я думала, что стражники шутят, — задумчиво произнесла она.
— Конечно, шутят, — засмеялся я. — Я тут пытал одного демона, а они заглянули на шум, увидели его. Я и сказал в шутку, что собираюсь его съесть.
— Не съел? — подозрительно спросила Ганга.
— Нет, удрал подлец. Ловкий оказался.
— Тогда я остаюсь, а то мы так редко бываем вместе. — Она сдвинула бровки. — Отвернись, я переоденусь.
— Это еще зачем? — Я сделал вид, что удивился. — Может, я посмотреть хочу, что получил, и оценить.
— Если я при тебе разденусь, ты уже не отмажешься от брачной ночи. Согласен?
Я тут же отреагировал:
— Нет, не согласен. Пока нет. — И живо отвернулся.
Ничего себе, а вдруг детишки пойдут, мальчики, девочки. Что я с ними делать буду? Нет уж, я лучше погодю, тьфу… погожу. Да что такое! В голове не осталось ни одной мысли, а только образ обнаженной Ганги.
— Один баран, два барана, коза, — начал я считать животных.
Сзади меня обняли тонкие, но крепкие ручки, захватили в плен, и трепещущее тело плотно прижалось к моей спине. Я обернулся. Полностью обнаженная Ганга сияла счастливой улыбкой.
— Шиза! Лиан! Малыши! Где вы?! Гады! — Мои призывы остались без ответа. И сам я тонул в объятиях Ганги, как в пучине, а моя решимость погодить вспыхнула от огня Ганги и осыпалась под ногами серым пушистым пеплом.
В шатре Сулейма яростно взбивала подушку из овечьей шерсти. Она кидала злые взгляды на спокойно жующих мужчин, и слова раздражения готовы были сорваться с ее уст. Наконец она не выдержала.
— Гангу надо спасать, — заявила она. — И хватит жрать. Вы мужчины или нет? Если вы не расскажете ей, что он людоед, то это сделаю я. — Девушка воинственно сжала кулачки.
— Милорд не людоед, девочка, он нормальный, — отмахнулся Гради-ил. — Спать ложись.
— Я не могу спать, — отрезала эльфарка и, отбросив подушку, села рядом с Фомой. Посмотрела на тарелку с жареным мясом, посыпанным тонко нарезанным луком, и поджала губы, так что они превратились в ниточку.
— Я его боюсь. А вдруг он однажды Фомочку съест? — Она посмотрела на орка, потом на кусок мяса, который исчез у него во рту. — Как представлю это, так страшно становится.
— Учитель орками не питается, Су, — постарался успокоить девушку Фома. — Мы невкусные.
— А демон что, вкусный? — не сдавалась эльфарка и, глубоко вздохнув, протянула руку и взяла кусок мяса с лепешкой. Задумчиво жуя, она слушала разговор мужчин.
— Фома, ты милорда знаешь дольше нас, — сказал Гради-ил. — Как он смог наладить отношения с орками? Они его воспринимают как своего и даже как гаржика.
— Духи говорят, что он послан к оркам, — весьма неопределенно ответил Фома.
— И что это значит? — не отставал Гради-ил.
Фома хмыкнул:
— Не знаю.
— А что ты вообще знаешь про демоноеда? — вклинилась в их разговор Су. — Ты постоянно ему в рот смотришь, как на бога молишься. "Учитель то. Учитель се. Учитель такой…" Тьфу, противно.
Фома приобнял раздраженную эльфарку.
— Учитель любит меня как сына, и отдаст жизнь свою за меня, за Гради-ила, за тебя тоже. Он такой. Если с кем беда, он всегда рядом. Он избранник богов, Су. А слухам и сплетням не верь.
— Тоже мне избранник. Кто это видел?
— Я видел, — спокойно ответил Гради-ил. — Он выкупил меня из рабства и отпустил. Ему сивучи отрубили руки и ноги и выбросили в овраг. Там его я и нашел, истекающего кровью. Хотел добить, да, слава богам, рука не поднялась, у него за три круга все отросло.
— Не может быть, — не поверила Сулейма. — Вы все просто очарованы и околдованы им. Все, я спать ложусь! — Она опять потерзала подушку, вымещая на ней свою злость, и, свернувшись калачиком, закрыла глаза.
Ночь вступила в свои права. Гради-ил и Фома уснули на своих местах. Изредка были слышны переклички часовых. Цикады успокоительно стрекотали в темноте, навевая сны. А из-под полога шатра вылезла маленькая фигурка. Она замерла и осмотрелась. Не заметив ничего тревожного, пригнувшись, метнулась наверх по склону холма. Проскочила легкой тенью между разожженных костров, упала за границей света и переждала проход парных часовых.
— Ты слышал? — спросил один из них второго. — Левая рука вернулся.
— Это который? Что небесную невесту увез?
— Он самый. Ракгзак и Троннык говорили, — часовой понизил голос, — что сами видели, как перед состязанием этот человек готовил демона на еду. Еще им предлагал попробовать.
— Врут, наверное.
— Может, и врут, — согласился первый. — Только они сами напросились охранять его. Говорят, очень хотят демонятины попробовать.
Часовые ушли дальше, а тень, чуть выждав, метнулась дальше наверх. На вершине холма стояло два шатра. У входа в тот, что поменьше, дежурили два орка. У того, что был гораздо больше, не было никого. Тень проскользнула по земле к шатру и заглянула внутрь.
— Ганга! — осторожно позвала она.
Не получив ответа, протиснулась дальше и встретилась нос к носу с огромной собакой. Та разинула пасть, в которой могла уместиться человеческая голова, и лизнула ночную гостью мокрым языком по лицу.
Ганга со страхом и в то же время с непреодолимым желанием, отбросив стеснение и одежду, прижалась к широкой спине своего жениха. Что ее толкнуло, она сама не понимала. Это было как затмение, как прыжок со скалы в пропасть, без оглядки и сомнений. Она не думала, что ее оттолкнут или обругают. Она не думала, что человек сможет разжечь в ней такой жаркий огонь. Но он смог. Он повернулся, нашел ее губы и, целуя, утопил ее в ласковых нежных словах. Ее сердце таяло и, казалось, перестало стучать.
Ее подняли на руки, легко и в то же время осторожно отнесли на постель. Она открыла глаза, увидела жениха, склонившегося над ней, и снова закрыла. Когда в следующее мгновение его рука прикоснулась к ее груди, она выгнулась, как от удара тока, и открыла глаза. Открыв их широко, она с удивлением обнаружила, что он уже разделся.
— Как ты…
Она не успела закончить вопрос. Нега, истома и огонь стали наполнять ее тело. Ганга крепко обняла человека, прижав его к себе. Ей хотелось познать его, познать быстрее. Но он мягко отстранился, а его губы побежали по ее телу, унося ее куда-то в неведомую высь чувственного наслаждения. Такого ей испытывать не приходилось. Конечно, тетки рассказывали ей, что им нравится это дело, но всегда при этом назвали мужей козлами, грубыми и вонючими.
Человек был нежен, как прикосновение лепестков озерной лилии. Его запах кружил ей голову. Его руки, сильные и нежные одновременно, сводили ее с ума. Она выгибалась от их прикосновений, трепетала и в конце концов не смогла сдержаться, застонала.
— Иди ко мне, — потянулась она к нему губами, и, как только их губы сомкнулись, лагерь огласил истошный, отчаянный вопль.
Ганга вздрогнула, очарование момента было разрушено. Ей стало стыдно из-за своих чувств и желаний, и она с силой оттолкнула жениха.
— Нападение! — негромко проговорила она. Метнулась к одежде, показав во всей красе свое сильное тело, и стала поспешно одеваться.
Вопль раздался снова, а следом громкий лай. Ганга взглянула на обнаженного жениха, опустила глаза, и краска залила ее лицо. Жених проследил за ее взглядом и тут же отвернулся.