— Задержки жалованья были, солдат? — спросил я, налюбовавшись видами сельской местности. Рядом с замком не было селений. Сам замок стоял на высоком холме, а вокруг простирались пахотные земли, и только вдалеке виднелся лес, рядом с которым, огибая его, проходила дорога.

— Так есть, ваша милость, — с трудом переборов страх, ответил воин. — Задолжали за три трика.

Он говорил со мной, но сам продолжал смотреть на дорогу, демонстрируя служебное рвение. Мне, как бывшему служаке, это было понятно. Все мы стараемся показать при начальстве доброе отношение к службе. Поэтому я только усмехнулся. На поясе у него висел рог. Видимо, он должен подать сигнал при приближении посторонних или поднять тревогу в случае подхода войска. В общем, он был собран и бдителен.

Метрах в десяти от него в углу находился деревянный грибок, под которым он мог спрятаться в случае дождя. Под ним чурбан, на котором можно посидеть. Нарушение, но я не стал ругать его. Пусть этим займется Черридар, а если нехеец не заметит, ткну носом.

Я еще раз осмотрел террасу и черепичную остроконечную крышу и заметил отсутствие на шпиле флага, который ранее развевался на ветру. То был флаг Шарду. Его сняли, а мой не повесили. И причина этого упущения была банальной. У меня не было своего флага. Кроме того, его величество не удосужился наградить меня гербом. Род у меня был, а родового герба не было. Вот такой я феодал.

Право основать свой род я получил от великого хана, от невесты получил право войти в род Гремучих Змей. От службы безопасности короля — тайный знак Скорпиона. Сам я нехеец, но теперь не могу претендовать на барса, что был на родовом гербе моего отца.

Значит, на родовом гербе будут змея и пещерный медведь на алом фоне. Медведь мне очень подходил, так как я действовал обычно словно медведь, разрушая замыслы заигравшихся местных божков. Воспоминание о трех хранителях отозвалось зубной болью. Я понимал, что для них я был как кость в горле. Только взять и прихлопнуть меня без всяких оснований они не могут. Закон Творца. А вот за что могут прихлопнуть, я до сих пор не понимал. И это тревожило меня. Сильно тревожило. Отогнав наваждение, навеянное воспоминаниями, я вернулся к гербу.

Может, еще пятиконечную звезду или Спасскую башню? Улыбнулся своим воспоминаниям и решил не городить огород. Пусть будет простым и устрашающим. А флаг будет алым. Символизирующим кровь. Я поднял руку и крепко сжал кулак. Зацепило. Алый фон. Черная змея и черный медведь.

Теперь девиз. Первое, что мне пришло в голову, это вбитое с детства "Вся власть Советам! Слава КПСС!". Я в раздражении сплюнул. А часовой, опасливо посмотрев на меня, отошел подальше. Его мысли были просты и понятны: что-то хозяин не в духе, лучше не отсвечивать.

Посмотрев на него краем глаза, я продолжил поиск идей. А их, как назло, не было. Посоветоваться с невестой, что ли? Я поймал за хвост первую, которая несмело выглянула и попыталась спрятаться. Ухватив проказницу, рассмотрел ее и так и этак, но затем отбросил как недостойную основателя. Такие вещи надо продумывать самому. Был бы я наследник, так получил бы все это в наследство. А раз я основатель рода, то мне и голову ломать. И никто не оспорит. Главное, чтобы не своровано было у кого-то. Ладно, что там дальше?

"Честь и слава" — блин, пафосно. "Хранить и защищать" — кого я собрался защищать? Только себя, родимого, и своих близких. Остальные побоку. "За царя и отечество"? "За Сталина, за Родину"? Что за хрень в голову лезет! Я начинал злиться. Вот Швырнику смог же дать девиз, а себе не могу. Думай, Витя, думай. Так, надо размышлять логически. Брану я дал этот девиз за его дела. А какие дела у меня?

Ломать не строить. Круши и бей. Я же разрушитель. Только этим и прославился.

— Что ты мучаешься, — пришла на помощь Шиза. — Ты много раз говорил, что своих не бросаешь, это твой принцип. Пусть это будет твоим девизом.

— Хм. А что, в этом есть смысл. Так и напишем: "Своих не бросаем". Спасибо, крошка!

— А поцеловать? — Я даже представил, как она надула губки.

— Так тут нет Эрны!

— Зато есть Чернушка, — парировала она.

Меня прошиб пот. Не дай бог еще ее в постель затащить вперед невесты. Я зажмурился:

— Даже не думай, Шиза. Поверь, я тебя породил, я тебя и убью. Шлю тебе свой комсомольский воздушный поцелуй на крыльях своего обожания и любви.

— Спасибо, дорогой, — ехидно произнесла она, — ты такой милый… пупсик!

— Чтоб ты поперхнулась, ведьма! — Я снова сплюнул и посмотрел на часового, тот стал пятиться к своему укрытию от непогоды, ожидая неприятностей от разгневанного барона. Видимо, обуревавшие в тот момент чувства отразились на моем лице.

— Сколько вы получали у Шарду? — Я решил немного сгладить произведенное мной впечатление, пугать добросовестного стража мне не хотелось.

Он с трудом сглотнул и хрипловато ответил:

— По десять серебряков в десять кругов, это кто по второму году службы. По первому году барон платил семь серебряных корон.

— Понятно, — кивнул я. — А по третьему году сколько?

Надо же, у Шарду была прогрессивная шкала оплаты! Я подивился новаторству барона. Не дурак был, не дурак.

— Не знаю, ваша милость, их всех барон казнил. Здесь только те, кто по второму году и по первому. Но обычно половину забирали в виде штрафов.

— Понятно, — повторил я и задумался. Шарду не только прогрессист, но и садюга. Чтобы держать всех в страхе и не платить, укокошил всех ветеранов. Но для меня это к лучшему, нет здесь людей, особенно привязанных к бывшему хозяину.

Оставив часового бдить, спустился на третий этаж. Здесь была лаборатория алхимика и апартаменты барона — его кабинет и спальня. Странное совмещение. Алхимика надо убрать подальше. Вдруг бомбу сотворит. Столько лет служил мастеру пыток, что должен был от него набраться плохого, как собака блох. Хотя ментально просто чудаковатый ученый-крохобор, который ищет философский камень. Но даже здесь, в мире магии, невозможно преобразовать свинец в золото.

У входа на этаж стояли два нехейца. "Вот это правильно", — удовлетворенно подумал я. Проход сюда только через верных бойцов. Кивнув им, прошел в кабинет. Кабинет как кабинет. Стол, стулья и шкафы. Застекленное окно, стены отделаны красным деревом. Над столом портрет Шарду аляповатый, вычурный. Непорядок. Надо выбросить. Оглядев бегло помещение, прошел в личные покои. В первой комнате небольшой стол и два стула, в углу деревянное корыто, довольно большое. Выбросить, пришло мне в голову, весь вид портит. Лучше баньку построить. С веничком да парком, замечтался я, да с комсомолками. Тьфу! Да что ж такое! Вот привязалось! Вспомнилось былое и было отвергнуто как порочащее доброе имя барона Тох Рангора. Нет, баня в планах осталась. А вот комсомолки растворились тенями в прошлом и исчезли.

В другой комнате, оказавшейся собственно спальней, стояла большая деревянная кровать, застеленная шелковым зеленым покрывалом. На окнах цветные витражи, сквозь которые еле проникал тусклый дневной свет. А вообще-то уютно.

Магических светильников нет. На стенах подставки и лампы с ароматным маслом. Я присел на кровать и попрыгал. Подо мной была толстенная перина. Ладно, пойдет. Пойду смотреть второй этаж.

Этот этаж тоже охраняли нехейцы. Я кивнул им и прошел дальше. Здесь частично уже осмотрелся. Большая и малая столовые. Комнаты дочерей барона, общая светелка и еще несколько дверей. Я постучал в одну дверь. В ответ тишина. Заглянул. Кровать, большое зеркало, низкий столик, пуфик, шкаф. Прямо по-спартански. В другой комнате то же самое. Напротив была светелка, где я прятался в свое время. И в ней никого. Больше не затрудняя себя вежливостью, перестал стучаться и открыл дверь в следующую комнату. В ней почему-то царил пар и полумрак. Среди непрозрачной серости смутно виднелись фигуры и слышалось плескание воды.

"Прачечная, что ли?" — подумал я и прошел вглубь. Отодвинул шторку и встретился с горящими глазами, смотрящими почти в упор. Я оторопел, а в следующий миг мне прилетело в лицо деревянной шайкой. Если бы не Лиан, быть бы мне без носа. Затем раздался оглушительный визг, и меня, контуженного и оглушенного, облили мыльной водой. Так как я стоял с открытым ртом, то в него попала вода, и я вздохнув закашлялся. А на меня налетели две голые фурии. Одна черная и блестящая, как срез пласта угля, другая — бело-розовая, словно оживший мрамор. Одна лупила меня шайкой и испуганно вопила, другая какой-то мыльной мочалкой, и при этом они обе визжали так, словно им вырезали аппендикс без наркоза.