Через пару секунд я опомнился и выскочил. Захлопнул за собой дверь и подпер ее спиной.

Боже, ну за что мне все это? Я был не просто расстроен, я был до глубины души возмущен своей глупостью. Ну что мне стоило постучаться или спросить: "Есть тут кто?", а не переться наобум. Но кто же знал, что здесь, наверху, может быть баня-купальня. Тут сортиров даже не было, одни горшки под кроватями. А тут целая баня. Куда они воду девают после мытья?

— Ирри, это ты? — раздался осторожный голос из-за двери. Голос принадлежал Ганге. — Ты что-то хотел?

— Да, дорогая, это… Тьфу! — стал отплевываться я, какой же противный привкус во рту от мыла. — Ирридар. И я просто знакомился с замком.

— Это Ирри! — обратилась она к кому-то, не думая даже продолжать со мной разговор. — Наш будущий супруг. И чего ты орала? — В ее голосе слышались легкий укор и насмешка, как будто она сама не вопила словно жертва, встретившая в своей комнате вампира с пауком в руке.

"Ага, значит, там Чернушка", — сообразил я и осознал всю глубину своей глупости. А кто там может быть еще, да к тому же черный как ночь?

— Вот ты чего переполошилась? — смеясь, спросила Ганга. — И ударила его? — В последних словах уже слышалась ревность и легкое возмущение.

— Я испугалась! Сначала. Ты сама говорила: "Береги свою девственность", вот я и хотела ее сберечь, когда увидела мужчину.

— А ты что, его не узнала? — Теперь в голосе моей невесты слышалось удивление.

— Узнала, — хихикнула Чернушка, — но не могла остановиться. А ты? Ты сама орала и размахивала мочалкой. Видела бы ты себя со стороны. Наверное, вообразила, что это меч? — Послышался приглушенный смешок.

— Потому что ты визжала, и я тоже испугалась.

Они, видимо, уже забыли обо мне, и я на цыпочках отправился подальше от этой комнаты. Подальше от этого крыла башни. Все, сюда я больше не ходок. А то еще скажут, что я подглядываю. И вообще, мне нужно переодеться.

Ганга чувствовала свою беспомощность. После слов жениха "идите и думайте" она поняла, что думать не умеет. Или, вернее, умеет, но не знает о чем. Она некоторое время пыталась собраться с мыслями, но не получалось. Пупсик — она хихикнула, вспомнив, как его назвала Чернушка, — поставил ее рядом и назначил правительницей баронства. А как править? Если бы это было племя орков, она бы знала свое место и приняла его безропотно. Дело женщины — рожать и обслуживать мужчину, советовать ему тихо в постели. Стать главной среди других жен. А тут люди. Как быть? Стойбища нет. Мужа нет. Постели нет. Шаманка была растеряна. Наконец она пересилила себя и пошла к Нему.

Она поймала себя на том, что не знает, как к жениху относится. Про себя называла его — Он, с трепетом и благоговением, принимая его превосходство, но то, что он человек, сбивало ее с толку. Орки привыкли презрительно относиться к людишкам. Слабые. Живут мало. Плодятся как тараканы и подлые. В общем, ничтожества. А Он другой. Наглый, уверенный, сильный, заставивший орков уважать себя. Полон тайн и окружен врагами. И это в шестнадцать лет! С ума сойти. Но в то же время она влюбилась сначала тайно, гоня от себя это чувство. Это произошло, когда наглец лизнул ее грудь. У нее внутри что-то разорвалось, а потом она стала плавиться, как воск на горящей свече. И уже ничего с собой поделать не могла. Ругала себя, проклинала его, с облегчением приняла его смерть — наконец-то чувства, раздирающие и сжигающие ее, погаснут. А Он, гад, выжил и отказался от нее, когда получил в качестве откупа. Ганга тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вошла в столовую.

Ирридар сидел, обложившись бумагами, и что-то сосредоточенно писал. Увидел ее, улыбнулся мягко, даже радостно, и комок у нее в груди растаял. Она смело подошла и стала говорить о своих проблемах. Он объяснял, терпеливо и доходчиво, а она смотрела на него и слушала, слушала, слушала… Наваждение прошло, когда Он сунул ей в руки стопку бумаг.

Ганга обомлела, бегло просмотрев то, что ей передал жених. Он в мельчайших деталях расписывал по годам то, что должно быть сделано. Собрав листки, она в растерянности встала и вышла.

Зачем ему это нужно? Крестьяне, мельницы, мастерские. Санаторий. Слово-то какое! — подумала она. Почти ругательное. Почти как санамория — свальные оргии тайной секты орков-отступников, поклонявшихся детородному органу, как началу всех начал. С омолаживающими ваннами, надо же! И куча всего такого мудреного, что не укладывалось в ее голове. Девушка спустилась на второй этаж и попросила Рабэ позвать к ней грессу Ильридану и Лианору.

— Одну ридку, — присела та, изобразив что-то вроде книксена и, выйдя в коридор, во всю силу своих легких заорала:

— Та-ан Мерви-ик!

Орчанка поморщилась, но, вспомнив, с каким ошарашенным видом подлетают к демонице нехейцы, тихо рассмеялась.

— Что угодно, рена? — услышала она через приоткрытую дверь мужской бас.

— Тан, будьте любезны, позовите к госпоже грессу Ильридану и рену Лианору. Срочно!

Мелодичный голосок чертовки сочился медом. Такой сразу растопит холодное сердце любого мужчины, подумала Ганга. Кроме сердца пупсика, конечно. Ей стало смешно, и она расхохоталась.

Ждать ей пришлось недолго, и вскоре в комнату почти вбежала запыхавшаяся Чернушка.

— Что случилось, сестра?

Мгновением позже появилась Лия с арбалетом, оглядела комнату и, успокоившись, опустила оружие.

— Вы чего? — Ганга с недоумением смотрела на подруг. Одна воинственно держала жезл. У другой в руках был взведенный самострел.

— А ты чего? — спросила дворфа. — Прибежал нехеец, бешено вращал глазами и, ничего не объясняя, прокричал: "Срочно к госпоже баронессе!" И тут же умчался. Что я должна была подумать?

— Ну хотя бы то, что я еще не баронесса, — ответила Ганга, и девушки почувствовали в ее голосе огорчение.

— Ничего страшного, — успокаивающе и рассудительно сказала дворфа и поправила растрепавшиеся волосы, — это временно, как только хозяин решит свои проблемы, он обязательно вас обеих сделает баронессами.

— Да, только когда он решит все свои проблемы? — вздохнула орчанка. — У него их столько, что первые он растянул на пять лет. Вот, посмотрите. — Она положила на стол стопку исписанных листов.

Первой лисичкой подскочила дворфа и схватила листы. Углубилась в чтение и начала охать и ахать.

— Ох, вот это да! Ах, как замечательно! Ох, какой хозяин умный! — Подняла глаза на девушек. — Я всегда это знала, — твердо произнесла Лианора и снова углубилась в чтение. — Хм… так-так, а это что, чертежи? — Она забрала часть листов и, не прощаясь, убежала.

Непомерно удивленная Чернушка взяла оставшиеся листы и тоже стала просматривать.

— Ага, ага, хорошо, правильно, так в самом деле лучше. Угу, — бормотала она и, подняв восторженные глаза на орчанку, констатировала: — Пупсик в самом деле очень, очень умный, умней Беоты, кинжал ей в одно место. — Она рассмеялась и убежала прочь.

— А почему пупсик?! — запоздало крикнула ей вслед растерянная Ганга. Все листы были расхватаны, и только листик с пирамидой одиноко скучал на столе. Но Чернушка уже скрылась.

Орчанка с обидой уставилась на лист.

— И что мне делать? Править? Так это скучно… Выходит, что я дура и ничего не поняла из того, что этот пупсик нарисовал.

Слово "пупсик" она произнесла с легким раздражением. Уселась за стол и подперла руками подбородок. Посмотрела на лист и стала его гипнотизировать. Мыслей не было, а они должны были быть.

Как же трудно быть баронессой и править, подумала она. Вот воительницей и шпионкой быть было нетрудно, ее готовили к этому. А тут — править. Лист на столе не шевелился и подсказок не давал.

— Не хочу быть баронессой! Хочу быть просто женой! — заревела она и так просидела ридок пять, плача и злясь на себя все больше. Наконец вытерла припухшие глаза.

— Нет, я не дура и докажу этому любителю санамориев… тьфу, санаториев, что я тоже умная! — решила она. — Как он сказал, надо править? Отдавать распоряжения и требовать отчета? Так и буду делать. — Повеселевшая Ганга перевернула лист и стала писать, от усердия высунув кончик языка.